Млечный город - Борис Алексеев

рассыпался на тысячи крохотных берёзовых шёпотков, затих и исчез, будто камень, брошенный в воду.

– Что с вами?! – Артур неотрывно смотрел в глаза игумену. – Вам плохо?

С отцом игуменом творилось что-то неладное. Его покрасневшее от напряжения лицо и крупные капли пота на лбу без слов говорили о необычайном внутреннем напряжении. Казалось, в эти мгновения священник был очень далеко от всего происходящего вокруг. Наконец он открыл плотно сомкнутые глаза и прошептал:

– Нам надо поспешить. Идёмте.

Березняком они вышли к лагерю. Лагерь оказался совершенно пуст. Множество диковинной техники застыло в странных полудвижениях.

– Жуткое зрелище… – нахмурился Артур.

– Кажется, мы опоздали, – мёртвым голосом проговорил отец игумен и направился к краю кратера. Все поспешили за ним. Отчаяние охватило горстку ничего не понимающих людей, когда они оказались у края воронки. Вместо черноты ямы перед ними зияло голубое зеркало воды. И лишь обрывистые берега напоминали о свершившейся трагедии…

Что произошло? Отряд спасателей, все до единого человека исчезли в пучине образовавшегося озера? Как могло появиться столько воды за короткое время перехода от места высадки из подъёмника к лагерной стоянке. Более того, появиться бесшумно!

Артур бросился в сторону походного госпиталя. За ним помчался Николка, помчался, как вихрь, пытаясь движением выдавить из себя нестерпимую боль отчаяния. Они бегали от палатки к палатке и наконец вернулись, без сил упав перед отцом игуменом на колени.

– Никого… – выдавил единственное слово Артур, обхватив голову руками.

– Дядя игумен, сделайте что-нибудь! – взвизгнул Николка, путаясь в подряснике священника.

Глаза юноши остановились на лице игумена, губы бессвязно повторяли: «Что-нибудь, что-нибудь…». Наконец Николка заметил, что игумен плачет. Слёзы текли по холодным впалым щекам, срывались с бороды и падали на землю.

– Дядя игумен, неужели всё так…

– Простите меня, люди добрые, – игумен рухнул на колени и припал головой к земле, – мал я перед этой отчаянной злобой. Господи, дай сил!

– Смотрите! – крикнул один из омоновцев, указывая на кратер.

От кратера доносился едва уловимый слухом шелест движения воды. Действительно, уровень поверхности озера как бы таял, с каждой секундой ускользая от кромки кратера всё ниже и ниже. Минут через десять вода полностью ушла в землю, оставив напоминание о случившемся только в сырых откосах кратера и небольших лужах на металлических вмятинах вагонов. Лужицы сверкали, отражая полуденное солнце, как внутренние светильники земли.

Наши герои вглядывались в дно воронки, зачарованные свершившимся чудом, а за их спиной слышался приглушённый шум техники, и отчетливо доносились человеческие голоса. Наши герои обернулись и не поверили своим глазам. В полевом госпитале кипела жизнь. Санитары выбегали из операционных палат с пустыми носилками и вскоре вносили за брезентовый полог новых пострадавших. Вышел хирург. Он нервно закурил и стал широкими взмахами рук то ли разминать, то ли успокаивать собственное тело. Откинув брезентовый полог, выглянула санитарка.

– Григорий Ильич, у нас всё готово, можно начинать.

Хирург бросил недокуренную сигарету и торопливо вернулся в палату.

– Я ничего не понимаю! Отец игумен, объясните мне, что с нами происходит?!

Артур был похож на ребёнка, которого бесцеремонно ударили ни за что. Он едва ли не рвал на себе волосы. Непонимание происходящего сконцентрировало все его эмоции в одну большую боль. Казалось, он готов был схватить игумена за грудки и вытрясти из него ответ о смысле происходящего. Понимая нелепость задуманного, Артур обмяк телом и без сил повалился на землю.

– Нам не дано знать моментальный смысл происходящего, – ответил игумен, – просто поблагодарим Бога за Его милость и продолжим начатое.

Они вернулись через перелесок к лагерю и заглянули в одну из палаток. Вдруг Николка метнулся к койке в глубине натянутого брезента. На простенькой госпитальной раскладушке лежал пожилой человек с заплаканными глазами и смотрел в потолок.

– Вы живы! – в волнении произнёс Николка.

Человек медленно повернул голову и тихо прошелестел губами:

– К сожалению.

– А где ваша…

Николка умолк, видя, как страдальчески поползли брови несчастного вверх.

– Простите, я могу вам чем-то помочь? – спросил он, подсаживаясь на край раскладушки.

– Да, – человек сделал усилие, откинул одеяло и достал небольшую дамскую сумку, – открой, – попросил он Николку, и из его глаз снова потекли слёзы.

Николай расстегнул молнию и заглянул внутрь. В сумке кроме старомодной косметички ничего не было.

– Запомни адрес, – больной умоляюще посмотрел на Николку, – Москва, улица Зацепский вал, дом пять, квартира сто четырнадцать. Там живут наши дети. Отвези им эту косметичку как память о матери, – он перевёл дыхание, – о нас…

– Конечно!.. – Николка хотел сказать еще какие-то слова утешения, но вдруг заметил, что голова его собеседника странно повернулась на подушке, а глаза, как два искусственных стеклянных зрачка, замерли, уставившись в одну точку.

– Он умер, Коля, – тихо сказал подошедший игумен, помогая юноше встать с койки.

Затем он накрыл простынёй голову несчастного, наклонился и прочитал над усопшим разрешительную молитву.

– Ты его знал? – выйдя из палатки спросил Артур Николку.

– Да, мы ехали в одном купе. Они с женой всё время что-то ели, а я не сдержался и обидел их словом. Моя грубость всё это время мучила меня. Я чувствовал, что мне представится случай извиниться. И не успел…

Омоновцы попрощались и ушли. У края воронки остались отец игумен, Артур и Николка.

– Артур, отправляйтесь с Колей в монастырь. Я задержусь. Созвонимся.

В тот же день вечером сидели за чаем к келье отца Максима Артур и Николка. По комнате затейливо кружился аромат смородинного листа и лучистый запах свежеиспечённого монастырского хлеба. На столе стоял электрический самовар, формой своей напоминавший старые сапожковые самовары. Под потолком горела простенькая люстра местного электрического завода, перед иконами теплилась старинная лампада.

Отец Максим расспрашивал Артура о виденном, горестно качал головой и порой надолго задумывался, медленно расчёсывая бороду. Когда же Артур, захлёбываясь от волнения, касался самых необъяснимых ситуаций, священник просил уточнить совершенно странные подробности. Например, отца Максима необычайно интересовало: в то время, как котлован заполнился водой и вокруг пропало всё живое, не шёл ли от воды пар, и не помнят ли они в связи с этим горьковатого привкуса во рту. При каждом таком переспрашивании Артура охватывал небольшой истерический озноб.

– Ну при чём тут это?! – восклицал он, хватаясь за голову и вскакивая со стула.

– Это я так, Артурушка, так, просто переспросил, – успокаивал его отец Максим и со вниманием слушал дальше.

Наконец Артур завершил рассказ. Наступило долгое молчание. Отец Максим прихлёбывал чай, с треском надкусывал баранки и о чём-то усиленно размышлял. Артур и Николка сидели, практически не притрагиваясь к угощению.

– Да вы пейте, пейте! – вдруг очнулся священник. – В