13 Сектор. Следствие против знатоков - Михаил Левандовский

— Мне нечего рассказывать, — улыбнулся я.

— Если нечего рассказывать — тогда пишите, что отказываетесь от показаний.

— Я не отказываюсь. Могу отвечать на ваши вопросы. В чем вы меня обвиняете?

Майор удивленно посмотрел на меня:

— Есть заявление вашего руководства. На основании моей проверки будет решаться вопрос о возбуждении уголовного дела. Я сотрудник милиции, а не прокуратуры, обвинять вас ни в чем не могу. Так что рассказывайте, как и что было.

«Не такой майор и тупой, каким хочет казаться», — пронеслось в моей голове. — Надо быть вдвойне осторожным, ведь я даже не знаю, что сделал».

Я вздохнул и снова спросил:

— В чем конкретно вы меня обвиняете?

— Еще раз. Я вас не обвиняю. Объясните, пожалуйста, почему вы пытались застраховать свой автомобиль два раза.

— Это не так. Я пытался застраховать его один раз. Наличие такой записи в базе говорит только об одном: что в программе какой-то сбой или, что крайне маловероятно, по Москве передвигаются две очень похожие машины, которые застрахованы в одной и той же компании.

— Все может быть, — холодно заключил майор. — Конкретно вас обвиняют в том, что вы два раза застраховали свой автомобиль.

— Да это бред собачий! Спросите наших сотрудников, — не выдержал я.

— Ваши сотрудники показывают, что вы уже приезжали страховать автомобиль.

— Предъявите показания.

— Я не обязан предъявлять вам их показания. По сообщению руководства вашей компании, сотрудница страховала ваш автомобиль неделю назад.

— Мне они об этом тоже говорили, но это, извините, какая-то бредятина, — пожал я плечами.

— Не ругайтесь, пожалуйста, в кабинете. И вообще пишите объяснительную.

— Что я должен объяснять?

— Что с вами случилось, то и пишите. Как в фильме «Место встречи изменить нельзя». У вас полчаса.

Я откинулся на спинку кресла, расслабился, осмотрел кабинет. Что-то писать придется. Судя по тому, как все только что происходило, объяснительная нужна для занесения в протокол. Надо собраться с мыслями.

Стол у майора подержанный, а вот кресло — вполне приличное, почти как мое. Соседний стол в кабинете тоже был обшарпанным, но на нем стояла пепельница из венецианского стекла, в которой, вместо окурков, лежали ключи с логотипом Mercedes. А кресло рядом — из дорогой бежевой кожи. Сосед майора в следственном управлении мало в чем себе отказывает. Мысленно просчитывать размеры зарплат — моя давняя привычка, которую, наверное, стоит считать следствием профессиональной деформации.

Впрочем, роскошью стол моего собеседника не блистал: чашки с отбитыми краями, канцелярские папки, совершенно стандартный компьютер… А Беляев честный, похоже. Есть стереотип, что все милиционеры берут взятки. Или это не стереотип? Истина, как всегда, где-то рядом.

Любопытный календарь стоял на столе у майора — фирменный, рекламирующий нанотехнологии, с изображением Анатолия Борисовича Чубайса. На каком мероприятии майору его вручили? Неисповедимы пути, по которым передвигается подарочная полиграфия в столице. За календарем валялась какая-то книжка. Обложка показалась знакомой, но разглядеть ее не получалось.

Надо что-то писать. Я собрался с мыслями и приступил.

«Объяснительная записка.

Двенадцатого сентября я, Александр Михайлович Лекарев, был доставлен в следственное управление без предъявления конкретных обвинений.

Могу сообщить следующее: шестого сентября этого года я сделал попытку застраховать свой автомобиль джип, госномер такой-то, в компании, в которой я работал. При попытке страхования возникли непредвиденные технические сложности. Причины своей доставки в следственное управление я не понимаю. Прошу занести в протокол».

— Помните, майор, у Гашека: «Единственным вашим спасением от строгой и справедливой кары может быть только полное признание. У следователя Берниса был «свой собственный метод» на случай утери материала против обвиняемого. Но, как видите, в этом методе не было ничего особенного, поэтому не приходится удивляться, что результаты такого рода расследования и допроса всегда равнялись нулю»?

Я цитировал по памяти. Любимых авторов я запоминаю почти дословно.

Майор побагровел.

— Нечего мне тут большевиков цитировать, — процедил он сквозь зубы, еле сдерживаясь.

— Вот и все, собственно.

Я придвинул листок майору.

— И что тут? Фигня какая-то. Ты думаешь, я тебя насквозь не вижу? На себя посмотри. Тоже мне, директор! — почти заорал Беляев. — Менеджер, который возомнил себя бизнесменом. Пойми, бизнесмены — это те, кто в девяностые под пули лез, они серьезные люди, могут себе позволить, а вы — клерки хилые, вы работать должны. Какая зелень, какие зарплаты по триста штук? Ребята, вы за еду работать должны и работодателей благодарить. Вы это понимаете? Донельзя вы оборзели за последние десять лет, зажрались и туда же поперли — аферы проворачивать. Нет, если ты аферист, то рискуй честно, станешь миллионером. А вот это ваше мелкое кусочничество… Ненавижу ваше семя крапивное.

Так, многое начало проясняться. Майор-то либертарианец. Да и книжечка-то у него на столе знакомая. Никак «Атлант расправил плечи»?

— Товарищ майор.

— Не называйте меня товарищем майором, я гражданин майор.

— Это почему еще?

— Потому что вас, коммунистов, ненавижу. Каждый клерк — коммунист.

В каком-то смысле так оно и есть. Но только если нас, клерков, врачей, инженеров, за людей не считать и зарплату нам платить по принципу «Ты не сдох еще? На вот тебе», то мы эти деньги ни на товары, ни на услуги не потратим. Бизнесу выгодно, когда страна живет хорошо. Это в Европе уже сто лет как поняли. Только либертарианцам это неясно. Так что на допросе я буду считать себя коммунистом. И вести соответственно.

— Но по закону обращение — «товарищ майор».

— Что-нибудь еще добавить можешь?

— Зовите меня просто на «вы».

— Я могу тебя и на «вы» называть. Даже должен так. Но что от этого изменится? Ты попался на попытке мошенничества. Что надо? Еще не знаю, но разберусь.

— Окей, — кивнул я, — задавайте конкретные вопросы.

— Я три часа задаю вопросы. А ты не отвечаешь. Так что протокол — и в камеру! Вытяни руки.

Я послушался, и тут же на меня были надеты наручники.

— На основании чего в камеру? У меня есть шесть часов. Кстати, я хочу позвонить адвокату.

— Сделаешь по истечении процессуального срока.

— И каков процессуальный срок?

— Сам должен знать.

— И каков?

— Двенадцать часов. В течение двенадцати часов можешь звонить, а сейчас отдохни до утра.

— Но вы понимаете, что я подам жалобу?

— Кто попадается, вспоминает про жалобу. Ты мне еще прокурора вспомни.

— Прокурора вашего могу не вспоминать, хотя кое с кем в прокуратуре Москвы знаком…

(Ну да, действительно знаком, мало ли кто у меня страхуется. Пользы с этого знакомства — никакой. Но объяснять майору не будем, а к слову очень удачно пришлось.)

— Да ты меня никак запугиваешь? Меня, офицера милиции?

— Я никого не запугиваю, только говорю, что если я не могу призвать вас соблюдать закон, то хотя бы соблюдайте инструкции.

— За что я вас, менеджеров, не люблю, так это за въедливость, — майор выдохнул. — Ладно, оформим сейчас протокол, иди домой.

— Что значит «иди домой»?

Он снял с меня наручники.

— Оснований тебя задерживать — точнее, вас — у меня нет, раз уж вы у нас такой умный и начитанный. Поэтому сейчас рассмотрим показания и будем решать вопрос о возбуждении уголовного дела. А загранпаспорт есть?

— А как это вас касается?

— Не вздумай сбежать за границу.

«Так, — подумал я, — а подписку-то он мне не оформляет, значит реально все, что со мной происходит, — всего только наезд сверху. Собственно говоря, даже догадываюсь, чей. Нельзя ли поговорить со Стукалиным? Он же любит собирать на всех компромат, а здесь полдела, считай, сделано, заказчик понятен. Может, я еще и выплыву».

— Как я домой пойду? У меня с собой ничего нет, бумажник в куртке остался, довезите.

— Наши служебные машины — не такси. Сам дойдешь. В конце концов, центр города.

Я внимательно прочитал протокол, отметил безукоризненность его заполнения, расписался, получил изъятые ключи, мобильник и вышел. Вызывать такси не хотелось, тем более дома не было денег. Ничего, сентябрь, на мне рубашка, пиджак твидовый, пройду до работы три километра, а с утра попробую договориться с безопасниками о нормальном человеческом уходе.

Руки чесались и в прямом, и в переносном смыслах: во-первых, не люблю, когда меня оскорбляют, во-вторых, наручники. До сегодняшнего дня мой опыт общения с ними был кратким и забавным. Одна из моих девушек была, по выражению коллег, «глубоко в теме». Во время нашего недолгого романа я приобрел наручники с розовым мехом. Толком попользоваться наручниками мы не успели, и, расставшись с той девушкой, я о них забыл. До поры до времени.