13 Сектор. Следствие против знатоков - Михаил Левандовский

Моим руководителем Ефимов стал несколько месяцев назад. Сейчас он сидел спиной к своему шикарному эркеру, подчеркивая этим, по всей вероятности, то, что следить за суетой на площади ему некогда. Основной его работой было выступление в многочисленных комиссиях и подкомиссиях.

Волосы цвета старой, но очищенной от патины меди, с легким уклоном в рыжину, скрывали седину и подчеркивали выразительные черты его лица: хорошо вылепленный нос, голубые глаза, морщины, похожие на шрамы. Белокурая бестия на славянский лад, да и только. Орел. Или нет — лев зимой. Фигура и осанка пятидесятипятилетнего человека, не брезгующего удовольствиями, хорошо сохранились, более того — выглядели превосходно.

Сергей Геннадьевич был одет в обычный светлый Zara. Он никогда не носил ничего остромодного, объясняя: «Самое модное в человеке — фигура. На мне Zara сидит так, как на вас Ermenegildo Zegna никогда не будет». И был прав.

Начальник окинул меня недобрым взглядом с прищуром, который сделал его лицо значительно старше.

— У тебя две минуты, пиши заявление. Это для тебя сейчас лучший выход.

— С какой стати, Сергей Геннадьевич? В чем вы меня обвиняете? У меня плохие бизнес-показатели?

— О них мы поговорим отдельно. План у тебя не вполне амбициозный, вот и показатели хорошие.

— А рост в восемь раз с начала года — не амбициозно?

— На твоем месте да с такого низкого старта я мог бы в сто раз лучше сделать. Впрочем, это к делу не относится. Либо заявление, либо уголовка.

Я уже понял, что работать в компании больше не буду, поэтому уходить надо спокойно и обстоятельно. Хотят уволить — окей, будем расставаться. Чего цирк-то устраивать?

— Так в чем дело? — спросил я.

— Ты пытался кинуть компанию на два миллиона с лишним.

— Каким образом?

Сергей Геннадьевич был «до исторического материализма» — то есть, тьфу, до капитализма — милиционером. И свои привычки сохранял.

— Ты кто такой, чтобы я с тобой разговаривал и вообще что-то объяснял?

— Я один из директоров этой компании, — ответил я, будто отстранился от места, где все еще работал, употребив «этой» вместо «нашей». — И если вы хотите что-то мне сказать, то будьте любезны соблюдать приличия.

— Сегодня ты в тюрьме будешь ночевать.

— «Будете». Кроме того, вы понимаете, что если я сегодня туда попаду, то завтра вы встретитесь со мной там же?

— Сергей Геннадьевич, что же так жестко? — сказал стоявший сбоку Стукалин. — Давайте поговорим с Сашей. Может, он по глупости так сделал, вот и вляпался?

Сейчас Стукалин примитивно разыгрывал схему плохого и доброго следователя, но подлинный характер Владимира Николаевича был известен всей компании, особенно несчастным секретаршам. На доброго следователя он никак не тянул.

— В чем дело? В чем вы меня обвиняете? — снова спросил я.

— Ты застраховал одну и ту же машину два раза. Точнее, пытался застраховать. Вот запись! — почти закричал Сергей Геннадьевич.

— Я свою машину страховал один раз. Зачем мне два? Вот машина, она стоит у нас, из окна видно. Вот оформленные.

— А это показания сотрудницы. Она говорит, что ты машину две недели назад застраховал. Ты думаешь, что спокойно можешь украсть у компании деньги, разыграв похищение? Или катастрофу, с полной утратой товарной стоимости?

С авариями, в которых машина превращалась в гору искореженного железа, действительно часто мухлевали как любители, так и профессионалы. Первым предстояло знакомство с мальчиками Стукалина, потом милиция и суд. Участи вторых никто не знал. Ходили слухи, что их покрывает кто-то из непростых людей.

— Сергей Геннадьевич, будьте любезны называть меня на «вы» и по имени-отчеству.

— Не буду, Саша. Пиши заявление об уходе по собственному желанию или садись в тюрьму.

Дело было плохо. Я понимал, что речь идет не о простом увольнении. То, что работать с Ефимовым мне остается недолго, было ясно с того момента, как он пришел в компанию. Он был убежденным сторонником теории о том, что во всех бедах виноваты исключительно масоны. Я, по мнению «некоторых ученых», на пятьдесят процентов относился именно к этому разряду людей.

Недавний разговор о том, сколько выгоды приносит работа руководителем прямых продаж и обустройство нового контакт-центра — и что все приличные люди делятся — не оставлял сомнений в том, что в списке приличных меня нет.

Однако я всё-таки ждал бонус в размере трех окладов и отдыха на островах. Хотел опробовать описанный в интернете туристический рай, потому что дальше Европы я не был.

— В последний раз спрашиваю: будешь подписывать? — стукнул по столу Сергей Геннадьевич.

— Нет, не буду.

— А ты понимаешь, что мы всем расскажем, как ты пытался нас кинуть?

— Я про компанию тоже много знаю…

— Вот это ты зря сказал. Ты давно ног не ломал?

— Вы, кажется, что-то о тюрьме говорили? Вот так туда и попадают.

— Ты и попадешь.

В качестве аргументов предъявлялись две записи в базе и показания нашей ВИП-продавщицы Дашеньки.

Через полтора часа Владимир Николаевич побледнел от усталости и произнес:

— Мы возвращаемся к одному и тому же десять раз. Добавим аргументов?

— Добавим, — кивнул Сергей Геннадьевич.

Стукалин посмотрел на меня:

— Вот еще одно заявление. Ты с ним не на два года сядешь, а на все пятнадцать.

Сергей Геннадьевич перекинул заявление через стол. Я прочитал его и понял, что эта парочка подготовилась к разговору очень хорошо. Моя сотрудница Дашенька Морозова, украшение офиса в Барвихе, обвиняла меня в изнасиловании. Бумажка, конечно, липовая, но…

— Слушайте, что вы мне чернуху лепите?

— Саша, а ты по фене ботаешь? Интересно, откуда такие познания. Заранее готовился? Я пойду пока кофе попью, — выдохнул Сергей Геннадьевич и обратился к Стукалину, — а ты с этим уродом посиди и погляди, чтобы он заявление об изнасиловании не сожрал.

Он вышел из кабинета.

— Саша, ты же понимаешь, ополчилось на тебя начальство, милый, — примирительным голосом начал Владимир Николаевич. — Конечно, заявление — херня полная. Какой из тебя жулик? Насильник какой? На лице все написано. Послушай совет на будущее от старого мента: если кто-то предложит влезть во что-то сомнительное — не влезай. Это мы можем, тебе нельзя. Что позволено Юпитеру…

«Ого, совсем не ожидал от него подобных познаний. Quod licet Jovi… Какие у нас умные безопасники пошли», — подумал я.

— Ты подпиши по собственному и уходи. Сергей Геннадьевич все равно не отстанет, он на тебя обижен, сам знаешь. Уйди тихо, или волчий билет тебе гарантирован.

— Владимир Николаевич, ни за что! Ну уйду я, подпишу — дальше что? Обвините меня в изнасиловании?

— При нормальном адвокате мы не докажем. Да и Даша это заявление не то чтобы писала. Но ты не думай, если что — подпишет, я ей звонил. А вот мошенничество мы тебе вклеим. Так что либо заявление, либо…

— Пойду в свой кабинет.

— Извини, но это уже не твой кабинет. Вот тебе приказ об увольнении — по утрате доверия. Распишись.

— Не буду. Мало того — обжалую в суде. А к директорам моего уровня утрата доверия — вообще не применима. Это только для руководителей компаний.

— В суд ты, конечно, попадешь, но несколько позже.

Владимир Николаевич достал мобильный:

— Заходите.

В дверях появились трое — огромный бритоголовый мужик в кожаной куртке и два милиционера, которые казались миноносцами рядом с крейсером.

Глава третья

Полы следственного управления были покрыты дешевым, криво уложенным ламинатом. Надо мной нависла двухметровая гора мускулов, увенчанная громадным черепом, обритым наголо. И мозгов, небось, как у деревянной ложки.

— Майор Беляев! — громогласно представился он, затем открыл папку с надписью «Дело» и начал писать. — Лекарев Александр Михайлович. Временно неработающий.

— Как неработающий? Я топ-менеджер крупной страховой группы.

— Вы с позором уволены. Так что — временно неработающий.

— Я никакого приказа не подписывал, буду оспаривать в суде. И в чем я виновен?

— А я откуда знаю? Это вы мне расскажите.

— С какой радости?

— Если вы отказываетесь подробно описывать свои действия, то, значит, вам точно есть что скрывать, — серьезно заявил Беляев.

Прежде я с подобной логикой сталкивался только в книгах. Но получение реального опыта общения с милицией не радовало.

— Мне нечего рассказывать, — улыбнулся я.

— Если нечего рассказывать — тогда пишите, что отказываетесь от показаний.

— Я не отказываюсь. Могу отвечать на ваши вопросы. В чем вы меня обвиняете?

Майор удивленно посмотрел на меня:

— Есть заявление вашего руководства. На основании моей проверки будет решаться вопрос о возбуждении уголовного дела. Я сотрудник милиции, а не прокуратуры, обвинять вас ни в чем не могу. Так что рассказывайте, как и что было.