Мистерии (пер. Соколова) - Кнут Гамсун

— Отчего же? Я, конечно, вѣрю. Такъ у васъ славная пріятельница въ лицѣ фрейлейнъ Килландъ?

— Ну, разумѣется, только въ томъ смыслѣ, что она всегда ко мнѣ привѣтлива; въ другихъ отношеніяхъ этого и быть бы не могло, это ясно. Я прихожу иногда на церковный дворъ, когда меня позовутъ и, насколько могу судить, я не бываю тамъ лишнимъ, когда прихожу туда и незваннымъ. Фрейлейнъ Дагни давала мнѣ даже книги, когда я былъ боленъ, она даже сама принесла ихъ мнѣ подъ мышкой, когда я былъ боленъ.

— Какія бы это могли бытъ книги?

— Вы хотите сказать, какія же это могли быть книги, которыя я могъ читать и понимать?

— Нѣтъ, на этотъ разъ вы меня не поняли; вашъ вопросъ остроуменъ, но вы не поняли. Вы интересный человѣкъ! Я хотѣлъ сказать: какія бы это могли быть книги, которыя держитъ у себя и читаетъ эта юная особа? Вотъ что мнѣ было бы пріятно узнать.

— Я помню, она разъ принесла мнѣ «Bauernetudenten» Гарборга, и еще двѣ какія-то книги, одна изъ нихъ была, кажется, «Рудинъ» Тургенева: Въ другихъ обстоятельствахъ читала она мнѣ вслухъ изъ «Unvensöhnlich» Гарборга.

— А это были ея собственныя книги?

— Это были книги ея отца. Имя ея отца стояло на переплетахъ.

— Такъ… Нѣтъ, теперь вы должны выпить? Хотите выпить за чье-нибудь здоровье? Напримѣръ, за здоровье семейства Килландъ? Это, должно быть, славная семья?

Когда они вышли, Нагель сказалъ: — Кстати! когда вы пришли тотъ разъ къ консулу Андресену, чтобы поблагодаритъ его, какъ вы разсказывали?..

— Я приходилъ поблагодарить его за помощь.

— Разумѣется… Но флаги вѣдь были уже подняты прежде, чѣмъ вы пришли!

— Да, онъ въ мою честь велѣлъ поднять ихъ, онъ самъ мнѣ это сказалъ.

Пауза.

— Отчего же нѣтъ. Только не были ли флаги подняты въ честь рожденія фрейлейнъ Фредерики?

— Ну, это ужъ само собой разумѣется, это такъ; стыдно было бы не поднять флаговъ въ день рожденія фрейлейнъ Фредерики.

— Конечно, вы совершенно правы… Но, чтобы начатъ рѣчь о другомъ: въ какомъ возрастѣ вашъ дядя?

— Ему, должно быть, подъ семьдесятъ. Нѣтъ, это, пожалуй слишкомъ, но ужъ во всякомъ случаѣ за шестьдесятъ. Онъ очень старъ, но очень бодръ для своихъ лѣтъ. Въ случаѣ нужды онъ еще можетъ читать безъ очковъ.

— Какъ его зовутъ?

— Тоже Грогардъ. Мы оба зовемся этимъ именемъ.

— У него собственный домъ или нанимаетъ?

— Онъ нанимаетъ комнату, въ которой мы живемъ, а угольный сарай его собственный. Намъ нетрудно выплачивать за квартиру, если только вы ради этого спрашиваете. Мы платимъ углемъ, а кромѣ того, я выплачиваю подчасъ какой-нибудь работишкой.

— Вашъ дядя не разноситъ уголья?

— Нѣтъ, это ужъ мое дѣло. Онъ справляется съ другими дѣлами, онъ все ведетъ, а я разнашиваю. Съ этимъ ужъ лучше мнѣ имѣть дѣло, потому что я сильнѣе его.

— Разумѣется. У васъ, вѣрно, есть какая-нибудь женщина для стряпни?

Пауза.

— Извините, — отвѣчалъ Минутта, — не сердитесь, я уйду, пожалуй, если вамъ угодно. Это все въ вашей волѣ. Вы, можетъ быть, задерживаете меня, чтобы мнѣ доставить удовольствіе, хотя вамъ самому какая же радость слушать мою болтовню? Можетъ быть, однако же вы разговариваете со мною съ какой-нибудь другой цѣлью, которой я не понимаю, тогда хорошо. Но если я уйду, мнѣ никто ничего худого не сдѣлаетъ, вы этого не думайте, я не встрѣчу никого, кто хотѣлъ бы меня обидѣть. Судья меня, навѣрно, не подстерегаетъ за дверью, чтобы отомстить мнѣ, если вы только этого боитесь. А если даже онъ тамъ и стоитъ, онъ мнѣ ничего не сдѣлаетъ, я увѣренъ.

— Поступайте такъ, какъ вамъ самому хочется. Мнѣ вы доставите только удовольствіе, если останетесь. Но вы не должны чувствовать себя обязаннымъ вести со мною разговоръ только изъ-за того, что я подарилъ вамъ пару кронъ на табакъ. Поступайте только такъ, какъ вамъ хочется.

— Я останусь, останусь! — воскликнулъ Минутта. — И да благословитъ васъ Господь. Я счастливъ тѣмъ, что вы находите нѣкоторое удовольствіе говорить со мной, хотя самъ-то я, сидя здѣсь съ вами, грѣшнымъ дѣломъ, стыжусь самого себя. Вѣдь я бы могъ притти къ вамъ въ болѣе приличномъ видѣ, если бы только у меня было время приготовиться заранѣе. Вѣдь я теперь въ старомъ дядиномъ сюртукѣ, который, правду сказать, совсѣмъ не держится, такъ что къ нему и прикоснуться нельзя. Вотъ посмотрите: а тутъ еще судья прорвалъ длинную прорѣху, вы, надѣюсь, не взыщете… Ну, нѣтъ, собственно для стряпни у насъ нѣтъ женщины. Мы и варимъ, и моемъ для себя сами, да это и не особенно трудно: мы устраиваемся зато по возможности проще. Когда мы, напримѣръ, утромъ сваримъ себѣ кофе, мы вечеромъ допиваемъ остатки, не разогрѣвая, такъ же и насчетъ ужина: мы и тутъ, такъ сказать, варимъ одинъ разъ на нѣсколько дней. Да и чего еще намъ требовать въ нашемъ положеніи? А кромѣ того, еще стирка выпадаетъ на мою долю. Когда нѣтъ другой работы, то и это все-таки времяпрепровожденіе.

Въ это время внизу раздался звонокъ и жильцы стали спускаться внизъ къ ужину.

— Это звонятъ къ столу? — сказалъ Минутта.

— Да, — отвѣчалъ Нагель, не вставая и не подавая ни малѣйшаго признака нетерпѣнія: наоборотъ, поправившись на стулѣ, онъ спросилъ:- Вы, можетъ быть, знали также Карльсена, котораго недавно нашли мертвымъ въ лѣсу? Вѣдь это былъ несчастный случай?

— Да, ужъ именно несчастный случай. Зналъ ли я его! Чудный человѣкъ и благороднѣйшая натура! Знаете, что онъ однажды сказалъ мнѣ? Разъ воскреснымъ утромъ меня рано позвали къ нему; этому, должно быть, ужъ годъ прошелъ; это было въ маѣ прошлаго года. Онъ попросилъ меня доставить письмо. — «Да, сказалъ я, съ удовольствіемъ, только на мнѣ сейчасъ башмаки худые, я не могу показываться людямъ въ такихъ башмакахъ. Если желаете, я пойду домой и надѣну другіе». — «Нѣтъ, не нужно, отвѣчалъ онъ, я думаю, это ничего, только бы вы не промочили ноги». — Онъ, видите ли, боялся, чтобы я не промочилъ ноги! Ну, тутъ онъ тихонько сунулъ мнѣ въ руку одну крону и вручилъ письмо. Когда я былъ уже на порогѣ, онъ быстро открылъ дверь и нагналъ меня; все его лицо такъ и сіяло, а я стоялъ и смотрѣлъ на него; въ глазахъ его стояли слезы. Тутъ онъ обнялъ меня, да прижался ко мнѣ крѣпко и сказалъ: «Теперь отнесите письмо, мой старый другъ, я васъ не забуду. Когда я буду пасторомъ и получу приходъ, вы должны поселиться у меня и всегда жить у меня. Да, да! А теперь идите! Дай Богъ вамъ счастья!» — Жалко, что онъ ужъ никогда не получитъ должности; а ужъ если бы онъ былъ живъ, онъ сдержалъ бы свое слово, это ужъ навѣрное!

— Такъ вы отнесли письмо?

— Да.

— А фрейлейнъ Килландъ рада была, когда его получила?

— Почему вы знаете, что это письмо было- къ фрейлейнъ Килландъ?

— Почему я знаю? Да вы сейчасъ сами сказали.

— Я сказалъ? Это неправда.

— Хе-хе. неправда? Вы думаете, что я что-нибудь вру вамъ?

— Нѣтъ, простите, очень можетъ быть, что вы правы; но я во всякомъ случаѣ не долженъ говорить этого. Это происходитъ отъ разсѣянности. Я въ самомъ дѣлѣ сказалъ вамъ?

— Почему же нѣтъ? Развѣ онъ не велѣлъ вамъ говорить?

— Нѣтъ, онъ не запрещалъ.

— Стало-быть, она?

— Да.

— Хорошо. Я это сохраню втайнѣ. Но скажите: понимаете ли вы, отчего онъ именно теперь умеръ?

— Нѣтъ. Когда-нибудь должно же было случиться это несчастье.

— Несчастье? Ахъ, да, правда. Такъ онъ упалъ и проткнулъ себѣ жилы на-смерть?

— Да, вѣрно онъ такъ погрузился въ свои мысли, что споткнулся и при паденіи порѣзалъ себѣ артеріи.

— Вы не знаете когда его хоронятъ?

— Знаю: завтра днемъ.

Послѣ этого ничего не было больше сказано о Карльсенѣ. Нѣкоторое время оба молчали. Сара заглянула въ дверь и доложила, что кушанье подано. Тотчасъ послѣ этого Нагель сказалъ:

— Ну, такъ фрейлейнъ Килландъ теперь просватана. Каковъ ея женихъ?

— Это — лейтенантъ Гансенъ, храбрый, прекрасный человѣкъ. Съ нимъ она ни въ чемъ не будетъ нуждаться.

— Онъ богатъ?

— Его отецъ богатъ.

— Онъ — купецъ?

— Нѣтъ, онъ пароходовладѣлецъ. Онъ живетъ дома за два отсюда; домикъ у него, правда, небольшой, да ему и не нужно другого: когда сынъ уѣдетъ, старики останутся одни. У нихъ есть еще дочь, да та замужемъ въ Англіи.

— Какое же, вы думаете, состояніе у Гансена?

— Ну, у него, можетъ быть, цѣлый милліонъ. Хотя этого никто не знаетъ.

Пауза.

— Да, — сказалъ наконецъ Нагель, — на свѣтѣ все несправедливо подѣлено! Что, Грогардъ, если бы у васъ была хоть малая доля его денегъ?

— Нѣтъ, Боже сохрани, зачѣмъ мнѣ? Нѣтъ, мы должны довольствоваться тѣмъ, что у насъ есть. Можетъ быть, они вовсе ужъ не такъ счастливы, тѣ, у кого такъ много…

— Нѣтъ, говорятъ… Однако, вотъ что сейчасъ пришло мнѣ въ голову: у васъ вѣдь не очень много времени для другой работы, разъ вы всюду растаскиваете уголь, не правда ли? Ну, разумѣется, я такъ и думалъ. Но я замѣтилъ, что вы спросили хозяина, нѣтъ ли еще какой-нибудь работы сегодня, помните?