Мы на плечи взвалили - Владарг Дельсат

Серый камень могилы был всем, что осталось от ее друга. Пожалуй, лучшего друга в жизни и, пожалуй, единственного. Вчера умер Гарри, а сегодня его как-то очень быстро похоронили. Не доживший и до сорока лет мужчина был единственной поддержкой во всех ее начинаниях долгие, долгие годы. Последний год был полон ударов для Гарри… Магия не признала никого из его сыновей наследниками рода Поттер, Гермиона, конечно же, сразу поняла, что это значит, но Гарри гнал от себя эти мысли, не позволял задумываться и пресекал разговоры на эту тему, а потом случилось страшное.

Женщина помнила, как носился ее друг с младшей доченькой, как любил ее, буквально сдувая пылинки, но полгода назад случилось страшное — девочка заболела страшной маггловской болезнью, от которой не могли вылечить и маги. Страшная, жуткая болезнь, буквально подкосившая ее друга. Гермиона старалась поддержать Гарри всеми силами, они вдвоем искали, как спасти девочку, пересадка костного мозга могла бы помочь, но Джинни не подошла из-за каких-то особенностей организма, а Гарри… Магглы абсолютно точно установили, что отец маленькой Лили не он, и его костный мозг не подойдет. Гарри так и не вымолил у Джинни имя отца ребенка, и Лили угасла. Всего десять дней назад они хоронили маленькую девочку, и вот могила ее папы. До самого конца Гарри оставался папой Лили, ухаживал за девочкой, делил ее боль и страх, рассказывал сказки, пел песни, понимая, что девочка умирает. Смерть Лили сделала Гарри глубоким стариком… Этого удара старый друг не выдержал. Гермиона помнила вчерашний день, он пришел к ней попрощаться. Только с ней, как оказалось, Гарри попрощался. Он многое сказал в тот вечер, перед тем как уйти навсегда, и теперь Гермиона стояла и плакала. Только сейчас она поняла, что у нее нет никого. Даже Рон… Женщина плакала, стоя у свежей могилы.

Наверное, пришло время переосмыслить свою жизнь. Гермиона опускалась в своих воспоминаниях все глубже в пучины памяти, и все больше осознавала простой факт — она дура. Сидя дома, обнимая постаревшего Глотика, женщина рассуждала вслух о школе… О Турнире том проклятом… О пятом курсе… Все давно ушло в прошлое, пропало навсегда. Победа горчила потерями, а семейная жизнь — отсутствием детей. Оказалось, что маховик и некоторые обнаруженные следы зелий исключили для нее счастье материнства. Когда Гермиона это узнала, только Гарри сумел вытащить ее из депрессии.

— А ведь я его предала, — вздохнула женщина. — На третьем курсе с этой метлой… Я ведь предала его… А после пятого… Как он вообще смог простить и остаться другом? Вместо того, чтобы поддержать, успокоить, дать тепло, я закрутила «любовь» с Роном.

Ей вспомнились глаза Гарри, когда он впервые увидел ее с Роном. Как она могла этого не увидеть? Эту тоску человека, потерявшего самое дорогое… Такое же лицо у него было, когда хоронили Лили. Как она могла этого не увидеть? Не значит ли это, что Гарри ее любил? Гермиона не знала. Она не понимала себя, не понимала, почему она поступала именно так в прошлом.

— Понимаешь, Глотик, — женщина всхлипнула, прижимаясь к шерсти своего постаревшего друга. — Я, получается, его предавала, а он меня прощал… Но почему я так делала? Вернуться бы и разобраться во всем…

Гермиона ходила на работу, но чувствовала, что со смертью Гарри из ее жизни исчезло что-то важное. Что-то, что давало уверенность. Был ли он только другом? Женщина этого не знала. Ей хотелось бы разобраться в том, что произошло и откуда в ее организме взялись следы таких зелий, о которых говорил колдомедик…

— Зачем я живу, Глотик? — спросила Гермиона своего мурчащего зверя. — Какой смысл в моей жизни? Родители меня не простили, да и сама я не поняла, зачем надо было стирать им память, это их никак не защитило, скорее наоборот… Мама умерла от инсульта, и папа… Папа думает, что это из-за того, что я сделала. До сих пор так думает и не желает меня видеть. Неужели я действительно убила маму этим?

Слезы полились из глаз, женщина горько плакала над своей судьбой. Пока рядом был Гарри, была какая-то уверенность, но теперь… Она просто не понимала, зачем живет. Вот стала она Министром и что? Кому от этого лучше или хуже? Над ней смеются, ее не воспринимают, решения каждый раз надо проталкивать силой… Зачем она нужна?

— Так больно, Глотик, — пожаловалась Гермиона. — Детей у меня никогда-никогда не будет, от процесса удовольствия никакого, я, конечно, изображала, но… Сил моих нет больше. Знаешь… наверное, хватит, — решилась она. — Позвоню-ка я папе.

Но папа просто бросил трубку, услышав голос дочери. Пожалуй, это было последней каплей. Написав сумбурное письмо, которое отправилось отцу обычной почтой, Гермиона сидела в комнате, пока Рон опять заседал в баре. Она сидела и думала, думала о том, что если бы ей дали шанс, она бы точно во всем разобралась.

Живоглот видел, что творится с хозяйкой, но помочь ничем уже не мог — его время истекло. Он подошел к женщине, взглянул ей в глаза в последний раз, а потом просто мягко завалился на ковер. Книззл-полукровка умер, и именно осознание того, что теперь она совсем одна, окончательно сломило когда-то сильную женщину. Она огляделась, написала пару строк на пергаменте и поднесла палочку к горлу.

— Жаль, что я так бездарно профукала данную мне жизнь, — произнесла Гермиона. — Может быть, там я смогу встретить маму, и она меня простит?

Молчали стены, молчал мертвый Живоглот, тишина была ответом женщине. Только слезы стекали по ее лицу. И губы прошептали: «Секо», чтобы навеки погасить этот мир, в котором Гермиона точно не была нужна никому.

* * *

— Мисс Грейнджер, вставайте, вы здоровы, — услышала Гермиона, распахивая глаза. Вокруг было больничное крыло Хогвартса, и над ней стояла мадам Помфри, совсем еще не старая, а это значило…

Резко вскочив, Гермиона почувствовала себя совсем юной, видимо, еще девочкой. Неужели ей дали шанс все понять? Увидеть родителей, попросить у них прощения, неужели? Выйдя из Больничного крыла, Гермиона завернула в туалет, чтобы рассмотреть себя. Судя по всему, она была отпоена мандрагоровым зельем после Василиска, которого убил, спасая всех, опять же Гарри. Спасавший всех Гарри. Девочка всхлипнула, она не чувствовала привязанности или, не приведи Мерлин, любви, но понимала, что мальчишка, у которого в жизни не было ничего, даже детства, рисковал жизнью ради нее и многих других… Это больно ударило по сердцу воспоминаниями о том, как Гермиона предаст его доверие всего лишь через год… Подержавшись за грудь, девочка вдохнула-выдохнула и отправилась в гостиную. Предстояло все начать заново. Однако в гостиной было странно… Гарри, Рон и Джинни будто бы держались особняком и вели себя необычно. Мало того, что они как-то переговаривались, но вот зеленоглазый мальчик совсем не выглядел забитым открытым пацаном, как в памяти Гермионы. Гарри был спокоен, как скала, да и Рон рядом с ним тщетно пытался изобразить свое обычное поведение, а вот первой Гермионе обрадовалась Джинни, даже предложив дружбу, чего в прошлом Гермионы точно не было.

Усевшись в купе вместе с ребятами, девочка поняла, что не чувствует себя, как должна была бы чувствовать — воспитателем в детском саду, скорее Гермиона ощущала себя, как на дружеской посиделке с ветеранами Второй Магической. Это сильно удивило девочку.

— Простите, ребята, я вас покину, — сказала она. — Мне надо подумать.

— Конечно, Гермиона, — улыбнулся ей Гарри, на мгновение став тем мальчиком, которого она помнила. — Мы не обидимся.

Девочка сидела в соседнем купе и думала. Гермиона думала о том, что все какое-то не такое, как она помнила, эти трое выглядят иначе, ведут себя больше, как взрослые… Но еще и сам Хогвартс был самую чуточку, но иным. Никто не добавил баллов Гриффиндору на прощальном пиру, никто не благодарил Гарри. Директор выглядел несколько растерянным, а профессор Снейп — ошарашенным.

Позже, сидя в одном купе с ребятами, Гермиона все еще чувствовала себя на посиделке ветеранов. Они довольно четко передавали слово друг другу, что выглядело случайностью, хотя вряд ли ею было, но при этом не отторгали Гермиону, включая