300 спартанцев. Битва при Фермопилах - Виктор Поротников

И без того сосредоточенное лицо Эвридама стало еще серьезнее.

— Я слушаю тебя, Тимон, — проговорил он, чуть подавшись вперед.

— Чтобы вновь стать полноправным спартиатом, друг мой, тебе нужно лишь жениться, — начал Тимон. — Я знаю, что женщины тебя сторонятся. Так вот, я хочу обсудить с тобой, какую из вдов ты согласен взять в жены. Со своей стороны я обещаю тебе устроить так, что выбранная тобой женщина не посмеет ответить отказом.

— Это и есть твое государственное дело? — с нескрываемым разочарованием произнес Эвридам.

— Друг мой, — с горделивым достоинством промолвил Тимон, — забота о каждом из сограждан есть первейшее дело любого спартиата, облеченного властью. Ведь защита отечества целиком ложится на плечи граждан. Ты славно послужил Спарте на полях сражений. Поэтому, Эвридам, твое ограничение в гражданских правах совершенно недопустимо. Вот почему я здесь.

Эвридам криво усмехнулся. Было видно, что благое намерение гостя скорее уязвляет его, нежели радует.

— Сдается мне, Тимон, что ты вещаешь чужими устами! — Эвридам откинулся на спинку стула. — Тебя небось эфоры обязали пожаловать ко мне, вот ты и стараешься!

Уловив перемену в настроении Эвридама, Тимон как ни в чем не бывало предложил:

— Может, перекусим чего-нибудь? Я что-то проголодался. Полагаю, твоя рабыня уже приготовила обед. За едой и продолжим наш разговор.

Эвридам не стал возражать. Он молча встал и удалился в поварню.

Вскоре Эвридам вернулся в гостиную вместе с рабыней, которая несла на подносе румяные ячменные лепешки, нарезанный козий сыр, соленые оливки и две глиняные тарелки с горячим чечевичным супом.

От запаха свежей еды у Тимона потекли слюнки и засосало под ложечкой.

— Похоже, дружище, твоя рабыня умеет недурно готовить! — с довольной улыбкой сказал он.

— Поверь, она прекрасно справляется не только с этим делом, — ухмыльнулся Эвридам и похлопал рабыню, выставлявшую яства с подноса на стол, по округлому заду.

Молодая женщина слегка покраснела. В то же время она не могла скрыть того, что ей приятен такой отзыв о ней ее господина.

— Пардалиска, — бросил Эвридам рабыне, направлявшейся обратно в поварню, — принеси воды и полотенце.

Пардалиска принесла небольшой медный таз с водой и приблизилась к Эвридаму, но тот кивком головы указал ей на гостя. Рабыня, обойдя стол, подошла к Тимону, держа таз обеими руками. На плече у нее висело льняное полотенце.

Наскоро ополоснув руки, Тимон с жадностью принялся за еду. Краем глаза он заметил, что Эвридам, перед тем как вытереть руки полотенцем, игриво смахнул с кончиков пальцев несколько капель прямо в лицо Пардалиске. Это лишний раз подтверждало то, что Эвридам вовсе не тяготится своей участью вдовца.

— Если твоя рабыня родит от тебя сына, то у него не будет гражданских прав, — как бы между прочим заметил Тимон после того, как Пардалиска удалилась.

— Как ты догадался, что Пардалиска беременна? — удивился Эвридам. — Она всего-то на втором месяце.

— Я и не думал об этом, — Тимон пожал плечами. — Я просто предупредил тебя, что твой сын от рабыни не сможет стать полноправным спартиатом. Только и всего.

— Мне это известно, — мрачно буркнул Эвридам, отправляя в рот ложку с супом.

— И еще, друг мой, мне жаль, что твои ласки и твое семя достаются какой-то рабыне, а не спартанке, способной родить крепких и таких нужных Лакедемону детей. — Тимон с печальным вздохом отломил от лепешки большой кусок. — Это меня сильно огорчает. И не только меня.

— Значит, ты все-таки пришел ко мне по поручению эфоров! — проворчал Эвридам. — Как видно, кому-то из них не спится спокойно при мысли, что мой сон беззаботен и крепок.

— Не злись, друг мой, — сказал Тимон, жуя лепешку. — Разве плохо, что эфоры вспомнили о тебе?

— Что же эфоры не позаботились обо мне четыре года тому назад? — сердито проговорил Эвридам. — Тогда от меня все отвернулись! И вдруг — такая милость от Эгидов и Тиндаридов! Мне это непонятно, клянусь Зевсом.

— Да брось ты в самом деле! — с легким раздражением обронил Тимон. — Сам ведь знаешь, что спартанская знать невзлюбила тебя за твою дружбу с царем Клеоменом. Клеомен едва не осуществил переворот в Спарте, столкнув лбами знать и народ, а ты был на стороне царя. Когда Клеомен умер…

— Выражайся точнее, — перебил Тимона Эвридам. — Клеомена подло убили те же Эгиды, Тиндариды и Пелопиды. Они обманом завлекли Клеомена в ловушку и расправились с ним! Как это на них похоже — одолевать силу низостью и коварством!

— Так вот, — невозмутимо продолжил Тимон, — со смертью Клеомена изменилось и отношение знатных граждан к тебе, друг мой. Не сразу, конечно. Знать хотела посмотреть, как ты поведешь себя, оставшись без своего могучего покровителя. И хвала богам, что ты повел себя благоразумно, не кинулся мстить за Клеомена, как некоторые из его любимцев. Кстати, где они теперь?

— Одни в изгнании, другие мертвы, — хмуро ответил Эвридам.

— То-то! — Тимон с важностью поднял кверху указательный палец. — Гражданские распри до добра не доводят. Хорошо, друг мой, что твое благоразумие оказалось сильнее чувства мести.

Под конец трапезы Эвридам выпил много вина, отчего обрел благодушное настроение. Он больше не пытался язвить и попрекать своего собеседника его запоздалым благородством, не изливал свою неприязнь на высшую спартанскую знать, которая невзлюбила царя Клеомена за его намерение урезать привилегии спартиатов.

Оказалось, что Эвридам давно обратил внимание на рыжеволосую Меланфо, подругу красавицы Астидамии.

— Я знаю, у этой рыжей бестии привередливый нрав, сговорить ее выйти за меня замуж дело очень непростое, — сказал Эвридам.

— Ты сделал прекрасный выбор, дружище. — Тимон ободряюще улыбнулся Эвридаму. — Остальное — моя забота. Верь мне, Меланфо станет твоей женой.

Леарх не стал дожидаться полуночи. Он пришел к дому сестры, едва погасли последние отблески заката.

Высокие кипарисы возле каменной изгороди гнулись под напором сильного южного ветра. По темному небу, заслоняя звезды, плыли огромные тяжелые тучи.

В тишине ночи было слышно, как в домах тут и там со стуком закрываются деревянные оконные ставни. Надвигалась непогода, и ее приближение окутывало смутной тревогой большой город, раскинувшийся на холмах в излучине двух рек — Эврота и Тиасы.

Леарх постучал в дверь условным стуком. Подождав немного, он стал колотить кулаком уже сильнее, решив, что Дафна крепко спит.

Наконец дверь отворилась.