Прощайте, серебристые дожди... - Анвер Бикчентаев

Что тут было! Данила позеленел от злости. А Маринка так и взвилась:

— Вот ещё что надумал!

— Мне больше задерживаться никак нельзя, — сказал Азат. — Если решите оставить чемодан, то дайте пароль. Я же должен знать, кому потом в полной сохранности вернуть ваше хозяйство. До свидания.

— Обожди, сынок, — остановил его учитель и обратился к партизанам: — Одно испытание он уже выдержал. Разве его приход не является риском и подвигом? На этот шаг мог решиться только верный и отважный человек.

— Мой папа — командир батальона! — неожиданно даже для самого себя выпалил Азат.

— По-моему, на сына комбата можно положиться, — убеждённо сказал учитель.

Его слова произвели впечатление даже на Маринку. Она подошла к Азату и хотела пожать ему руку, но в этот миг со двора вернулся самый молодой партизан.

— Пора уходить, мы не можем дальше рисковать. Что решили делать с чемоданом? — спросил он.

— Подвал полицейского участка — самое безопасное место для хранения нашей типографии, — наконец согласился Очкастый. — Никому и в голову не придёт искать её в собственном доме полиции.

— Вот что, — решил учитель, — ты, Данила, понесёшь чемодан: Азат один не справится. Лучше всего, пожалуй, пройти огородами. Улицей опасно.

— Слушаюсь, — пробормотал Данила, не очень довольный таким оборотом дела. Ему, видимо, не хотелось отдавать чемодан полицейскому денщику. Но что поделаешь, когда за тебя решают взрослые.

В сенях Очкастый положил руку на плечо Азата:

— Слушай внимательно и запомни. Тот, кто придёт за чемоданом, спросит: «Сколько лет тебе, комиссар?». Понял?

— Понял.

Во дворе Данила чуть не вздул своего брата Кольку, стоявшего на часах.

— Где ты был? Почему прозевал этого хлопца? Разве так исполняют приказание.

— Я только разок отошел до сарая…

— Эх ты… «до сарая»! — передразнил его старший брат. — Хорошо, что всё благополучно обернулось. Следуй за мной, шляпа!

С каждой минутой Азату становилось всё тревожнее. «А вдруг они уже спохватились?» — думал он.

Данила легко нёс тяжелую ношу, лишь время от времени сменяя руку. Для такого силача даже центнер, наверно, был нипочём.

— Сперва подойди к окну и послушай, всё ли спокойно, — прошептал Данила, остановившись возле изгороди.

Азат осторожно подобрался к дому и замер. Полицаи веселились вовсю. Верзила играл на гармошке, два других пьяно горланили какую-то песню.

— Гуляют себе, — сообщил Азат, возвращаясь к изгороди. И, принимая у Данилы чемодан, сказал: — Ух и тяжелый! Пуда два. Вы, ребята, дальше не ходите, а то ещё Булка почует.

Ребята ушли. Выждав немного, Азат потащил чемодан к дому. Овчарка глухо заворчала лишь тогда, когда Азат открыл дверь в подвал. Однако, узнав его, Булка сразу же успокоилась.

Мальчик осторожно спустился вниз. В темноте он натыкался на какие-то ящики, лопаты, корзинки.

«Чемодан можно поставить в углу и прикрыть всяким хламом. Тут он будет в полной безопасности», — решил Азат.

Прежде чем вернуться в свою каморку, Азат ещё немножко постоял под окном, напряжённо прислушиваясь. Полицаи, конечно, ничего не слышали, иначе они не продолжали бы горланить свои песни.

Он бесшумно открыл окно и пробрался в свою каморку. В полном изнеможении разделся и юркнул в кровать.

«Сейчас и поспать можно», — сказал он и тихонько засмеялся.

Где уж тут заснуть! При каждом шорохе мальчишка вздрагивал. О чём только не думалось в эту ночь… «Удалось ли скрыться подпольщикам? — гадал он. — А что станет с учителем?»

Видимо, Азат всё-таки задремал, потому что, когда он очнулся, за стеной было тихо.

Полицаи ушли и не возвращались. «Почему они задерживаются? Это неспроста. Неужели им удалось напасть на след беглецов?»

Азат то садился, прижав коленки к животу, то откидывался на подушку. Неизвестность мучила его.

Полицаи вернулись под утро. Услышав их возбужденные голоса, Азат понял, что преследователей постигла неудача.

Больше всех шумел Одноглазый. — Учителя надо по меньшей мере трижды расстрелять! — орал он. — За связь с партизанами, за действия, направленные против безопасности Германской империи, за нарушение комендантского часа…

— Чепуха! — вдруг рассвирепел Верзила. — Ты всегда преувеличиваешь. При чем тут учитель, если мы сами прозевали партизан?

— Ты хочешь спасти голову учителя?

— Нет, собственную! — отрубил Верзила. — Если мы, к примеру, доложим, что партизаны появлялись в нашем селе, а мы упустили их, представляешь, что станет с нами?

— Что же ты предлагаешь?

— Я ничего не предлагаю. Знаю только одно: партизаны не появлялись в нашем селе…

Начальник не очень уверенно проговорил:

— Может, и так… не появлялись. Это дело надо как следует обмозговать. Никто их не видел, верно? Но рано или поздно я доберусь до твоего учителя.

— А не кажется ли вам, — вдруг спросил Одноглазый, — что партизан предупредили?

— Что ты хочешь этим сказать?

— А то. что сделать это мог только один человек!.. В ответ Верзила громко расхохотался.

— Так скоро ты и меня начнёшь подозревать!

— А мы сейчас проверим, — пробормотал старший полицай и внезапно перешёл на шёпот:

Не надо иметь много ума, чтобы сообразить: полицаи заговорили об Азате. Но что они замыслили?

— Ты меня сперва убеди, — узнал Азат голос начальника холминских полицаев, — и тогда я не стану тебе мешать, получишь его со всеми потрохами. А утром вздёрнем шельмеца.

— Ладно. По рукам! — взвизгнул старший полицай. Мальчишка побледнел. Может, настал его последний час… «Дело дрянь!» — сказал он самому себе. Выход один — бежать, пока за ним не пришли. Азат стал лихорадочно одеваться. Оттого что он порядком растерялся — как тут не растеряешься! — долго не мог попасть в рукав пальто.

Ломтик хлеба сунул в карман. Маленький запас никогда не помешает.

Но тут он вспомнил о чемодане. Как быть с ним?

«Придется захватить с собой. Не оставлять же его полицаям!» — решил он.

Азат бесшумно толкнул раму. Окно — единственный путь к спасению. Остаётся только перекинуть ногу и соскользнуть вниз.

И вот, сидя уже на подоконнике, мальчик вдруг спохватился: «Почему они не соблюдают осторожности? Громко говорят о расправе, так чтобы я обязательно их услышал? Не хотят ли они испытать меня этим? Ведь они не могут доказать, что это я предупредил учителя. Погодить надо. Что будет, то будет — остаюсь!»

Раздевшись и снова юркнув в постель, он сказал самому себе: «Чуть не сыграли с тобой, Азат, злую шутку».

В этот момент распахнулась дверь, и луч фонаря ослепил его.

— Ты хлопец, не спал? — подозрительно спросил начальник полиции.

— Разве тут уснёшь… — пожаловался Азат. — А что, пора уж печку топить?

— И ты слышал, о чем мы тут говорили?

— Конечно. Вы же вовсю шумели. А что? — произнёс он невинным голосом.

Кто знает, чего стоило ему это спокойствие.

«Теперь они убедились, что я тут ни при чём. После таких страшных угроз полагалось показать пятки, а я не сбежал. Не сбежал, потому что не виноват».

— У-у, паршивец! — прорычал Одноглазый и убрал фонарь, которым только что освещал каморку.

В тот суматошный день, в конце февраля 1943 года, денщик был занят самым обыкновенным делом — в своей каморке старательно просеивал залежалую муку. Он получил строгий приказ от Верзилы: просеять и просушить муку, чтобы в ней не завелись клещи. Мальчишка трудился со всем усердием, на какое был способен, — не пропадать же муке. Ему оставалось пропустить через сито пуда два, не меньше, как вдруг позвал Верзила. «Чего ещё ему надо?» — недовольно буркнул денщик, отряхивая мучную пыль.

— Ну, явился. Зачем звали? — проговорил Азат не особенно приветливо. С Верзилой можно и не церемониться.

— Глянь-ка в окно, — сказал Верзила, не обратив внимания на тон. — Чего она вдруг вздумала озорничать? С ума спятила девчонка, — нахмурился полицай.

Чего, в самом деле, Маринка — а это была она — озорует? Разве мало других окон? Если уж ей непременно захотелось бросаться снежками, то играла бы возле своего дома.

Как только Маринка заметила Азата, она стала ещё усерднее бомбардировать снежками окна полицейского участка.

Азат с опаской взглянул на Верзилу. Даже такого увальня не следует дразнить.

Азат по-своему, по-мальчишески решил выручить ее.

— Маринка противная девчонка и забияка, — сказал он. — Ей непременно надо кого-нибудь позлить. Больше всех она ненавидит меня. И чего взъелась, не понимаю! Даже разговаривать со мной не хочет.

— Вон оно что! Нос воротит, гордячка? Ну так дай ей взбучку, сейчас самый подходящий момент.

Ничего другого не оставалось делать, как исполнить приказание. «Придётся, — подумал Азат, — стукнуть её раз-другой».