Ночь чужих туманов - Александр Александрович Тамоников

Марселя, если они где-нибудь дадут о себе знать. Однако же страхи оказались напрасными — никто их при пересечении границы даже не попытался задержать.

Оказавшись в Западной Германии, Пират, Марсель и Дворянин тотчас же отправились в Мюнхен. Именно в этом городе, по уверениям Пирата, и находилось то самое местечко, в котором можно было безопасно укрываться какое-то время. Отлежаться — по образному выражению Пирата.

Этим самым местечком оказалась квартирка в одном из мюнхенских пригородов. Дом, в котором находилась квартирка, был многоэтажным, всевозможного народу в нем проживало очень много. Было среди жильцов немало и французов, так что затеряться в таком коловращении не составляло труда. При всем при этом не только сам дом, но и весь пригород был шумным, многолюдным, суетливым — ну просто-таки идеальное место, чтобы укрыться трем беглым бандитам!

…И тем не менее полиция вышла на их след через три дня после того, как они прибыли в мюнхенский пригород. Ни Пират, ни Марсель, ни Дворянин понятия не имели, как немецким полицейским удалось их выследить. Понятно было лишь одно — их выследили по просьбе французской полиции, но каким образом? Как могли полицейские напасть на их след, да притом так быстро?

Впрочем, размышлять на эту тему было некогда, нужно было спасать свои шкуры. А вот с этим вопросом дело обстояло скверно. Полиция действовала по всем правилам, грамотно и профессионально. Вырваться трем бандитам из полицейского кольца не было никакой возможности. Но и сдаваться они тоже не хотели — в этом не было для них никакого резона. За все их дела их ждали длительные, может быть, даже пожизненные сроки, а то и смертная казнь, и бандиты это прекрасно понимали.

— Будем прорываться! — сказал Пират. — Поодиночке, каждый в свою сторону! Кому-то, может, и повезет! Ну, на счет три! Раз, два, три!..

Повезло лишь Дворянину. Да и то везение это было относительным. Полицейская пуля угодила ему в ногу, он упал и не мог больше двигаться и тем самым сберег себе жизнь. Что касается Пирата и Марселя, то их застрелили, едва только они успели сделать по десять отчаянных шагов.

К лежащему Дворянину подбежали несколько человек, выбили у него из руки пистолет, навалились, скрутили, подняли его на ноги. Алексей смутно соображал, что с ним происходит, он вот-вот был готов потерять сознание от непереносимой боли в раненой ноге. Его затолкали в машину и куда-то повезли. Он не знал, куда его везут, да, впрочем, это его мало интересовало. Единственное, что ему хотелось, — это чтобы умолкла сирена той машины, в которой его везли. Вой сирены выматывал душу, и непонятно было, отчего это так.

— Выключите сирену! — по-русски крикнул Алексей. — Заткните ей глотку, мать вашу!..

И сразу же после этих слов он потерял сознание.

Алексей не знал, через сколько часов, а может, даже дней он очнулся. Не знал он также, где сейчас находится. Впрочем, где он находится — это он установил быстро. Кажется, это больница, а может быть, госпиталь, и он лежит на больничной койке. Почему он в больнице? Что с ним случилось? А, ну да… Его выследила полиция, он пытался вырваться из полицейского кольца, его ранили в ногу… Он раненый, потому он и лежит сейчас на больничной койке.

Да, но что это за больница? Почему он в больничной палате, а не в камере? И почему в палате никого, кроме него самого, нет? И что с раненой ногой? Почему он ее не чувствует? А может, ноги у него и вовсе больше нет? Пока он был без сознания, ногу отрезали? Может ли быть такое? Все может быть…

Алесей с трудом приподнялся — нет, ногу не отрезали, она была на месте. Но почему он ее не чувствует? Почему она не болит? Ведь должна болеть, потому что его ранили в ногу! Сейчас он прекрасно помнил, как все произошло, помнил ясно, отчетливо, во всех деталях…

Чуть скрипнула дверь, раздались чьи-то легкие шаги. К кровати, на которой лежал Алексей, подошла миловидная женщина в белом халате. Врач, что ли? А может быть, медсестра или нянечка?

— Привет, — сказал ей Алексей. — Где я нахожусь? И почему именно здесь?

Женщина ничего не ответила, лишь сделала жест рукой: лежите, мол, и не разговаривайте, вы — больной, вам лучше помолчать. И тут же в палату вошел еще один посетитель — здоровенный ухмыляющийся тип в небрежно накинутом на плечи халате. С этим типом все было понятно с первого же взгляда: он, разумеется, не был ни доктором, ни нянечкой. А тогда кем же он был и что ему здесь нужно? А был он наверняка полицейским, приставленным охранять Алексея.

Ну а если так, то все прочее становилось ясным само собой. Он находится в больнице, ему сделали операцию, за ним присматривает полиция. А когда Алексей поправится, тогда-то… А что будет тогда? Очень даже понятно, что будет. Наверное, его доставят обратно во Францию. А там допросы, суд, приговор… Вот такой, стало быть, получается невеселый расклад. Вот и закончилась его сладкая жизнь, в которой были и деньги, и шикарные костюмы, и дорогие вина, и женщины… Ничего такого в его жизни больше не будет, да и самой жизни, пожалуй, тоже скоро не будет. Финита ля комедия, по-французски говоря! А вернее сказать, финита ля трагедия! Глупая, бездарная трагедия. Да…

Женщина тем временем сделала еще один безмолвный жест, на этот раз обращенный к ухмыляющемуся типу: все в порядке, уходите, если будет нужно, я вас позову. Тип пристально взглянул на Алексея и вышел.

Женщина склонилась над забинтованной ногой Алексея, внимательно ее осмотрела, выпрямилась и затем посмотрела на самого Алексея.

— Что, сестричка, скажете? — спросил Алексей по-русски. — Когда заживет моя ноженька? Когда я смогу доковылять на ней до виселицы?

Но и на это женщина ничего не ответила, да и что она могла ответить, если бы и хотела? Вряд ли она понимала по-русски. А может, и понимала, как знать? Может, эта милая женщина была не только врачом, но и по совместительству соглядатаем, и если так, то и русский язык она могла знать. Все могло быть, ведь Алексей не был простым пациентом, он был Дворянином, опасным преступником…

Несколько дней его никто, можно сказать, не беспокоил. Ему регулярно приносили завтраки, обеды и ужины, так же регулярно к нему заходила в палату все та же миловидная медсестра, изредка заглядывал все тот же ухмыляющийся тип, а может, это был другой тип, ну да