Легенда о Фарфоровом гроте - Сергей Саканский

Алиска всегда говорила, будто по писаному, а вот заманить ее в свои внештатники Жарову так и не удалось. Да и вообще – ничего у него с ней не удалось…

– С мозгами, вниманием, эмоциями у Калинина, конечно, худо. Даже и ухом не повел, когда я этого субчика, – Пилипенко кивнул на Жарова, – из полковников в капитаны разжаловал. Но среди убийц попадаются и не такие тупицы. И часто именно они и создают загадки, достойные лейтенанта Коломбо.

– Он мог действовать под внушением, – вдруг сказал Жаров, и Алиска, наконец, удостоила его взглядом.

– Ты что, за адвоката у нас? – съехидничала она.

– Нет, я серьезно думаю. Такие типы поддаются гипнозу легче всего. Он совершенно искренне все отрицает, именно потому, что и сам не помнит, как совершил убийство.

Алиска с сожалением посмотрела на Жарова, всем своим видом выражая, что не собирается принимать всерьез эту гипотезу.

– Если я вам больше не нужна, Владимир Владимирович, – сказала она официальным тоном, – то я пойду к себе: есть еще дела, хоть и закончен рабочий день.

Выходя, она не взглянула на Жарова, лишь обдала его тонким шлейфом своих духов, словно коснулась невидимой шалью. Ее платье прошелестело мимо него, словно ветка, полная листьев и цветов. Так сказал бы классик…

– В отличие от нас с тобой, рабочий день у госпожи Мельниковой нормированный, – прокомментировал Пилипенко.

Друзья помолчали. Следователь перекладывал листы на столе, шумно вздыхая надутыми щеками. У Жарова в горле стоял горький ком. Ну, ничего. Мало ли их у нас было! Вот, на горизонте очередная внештатница, хоть и тоже не смотрит в глаза…

Жаров вдруг с болью подумал об убитой художнице, вспомнил ее домотканые платья.

– Я хочу посмотреть картину, – попросил он.

– Какую картину? Ага, понял. Я и сам ее не очень разглядел.

Пилипенко вышел в другой кабинет, тот, где пряталась Алиска, и принес холст на подрамнике. Он водрузил незаконченную работу на стул, на котором недавно сидел Калинин, и они оба с минуту молча рассматривали картину.

– Удивительно! – наконец, сказал Пилипенко. – Я раньше этого не видел. Может быть, оно и есть ключ ко всему?

Картина изображала арку грота, дуб слева и кипарис справа. Краски были только набросаны, намечая основные цветовые пятна, но и в этом незавершенном образе было ясно видно, что в глубине грота стоит белая фигура в длинном платье, какие носили в начале двадцатого века.

– Бред какой-то, – сказал Пилипенко.

– Не думаю… Она увидела то же, что и мы тогда, в седьмом классе.

– Или в восьмом… Но этого не может быть. Призрак-убийца.

– А если допустить, что кто-то действительно прятался внутри грота? Если он проник в грот через дыру в потолке…

– Переоделся в длинное старинное платье… – с ехидством продолжил Пилипенко.

– Или плащ, пальто. Длинное светлое пальто – такое, что было на прохожем, которого видел таксист.

Жарову было не до шуток. Он продолжал размышлять вслух:

– Художница стоит и пишет. На первом этапе ее не интересуют детали. Она лишь фиксирует то, что видит ее глаз, создает общий цветовой колорит. В гроте прячется убийца, она смутно различает его в темноте под аркой, в глубине. Но она знает легенду о Фарфоровом гроте и ее кисть бессознательно набрасывает силуэт призрака. Именно в старинном платье.

– Откуда? – спросил Пилипенко.

– Что – откуда?

– Откуда она знает легенду?

– Да все в Ялте ее знают!

– Это понятно. Но не все о ней каждый день помнят. Между прочим, газету мы нашли в ее квартире. Эту пресловутую легенду уже давно забыли, жизнь такая, что не до сказок. И вот, появляется статья, которая заставляет всех снова вспомнить о легенде. Как ни крути, но тебе придется исполнить свою кровную клятву.

Пилипенко положил руку другу на плечо, добавил:

– Ну, ничего. Откроешь какую-нибудь другую газету. О курорте, о здравницах…

– Это мы еще посмотрим! – сказал Жаров. – Послушай, – переменил он тему, – эта картина – она же не будет в списке вещественных доказательств?

– Да вряд ли.

– Отдай ее мне, когда все закончится.

– Не положено. Впрочем, там видно будет.

На том они и расстались. Выходя из управления, Жаров снова увидел Алиску. Она садилась в машину, темно-синий БМВ, мелькнула и скрылась под обрезом двери ее узкая белая нога, кремовая туфелька на высоком каблуке. За рулем угадывался силуэт грузного, широкоплечего мужчины. Жаров подумал, что если он убьет кого-то на почве ревности, то сможет ли Пилипенко докопаться до истины? Смог бы Шерлок Холмс заподозрить доктора Ватсона, если бы тот шлепнул какого-нибудь профессора Мориарти?

Наутро Жаров был полон решимости отправиться на Балаклавскую, навестить Алену Ивановну, которой было что-то известно об убийстве тридцать девятого года. Он набрал ее номер, чтобы предупредить женщину о визите, но никто не взял трубку. Тогда он позвонил Пилипенке.

– Планы меняются, – сказал следователь. – Ну ее, эту старушку, никуда она не убежит.

– А что такое?

– Помнишь, ты вчера вляпался в дерьмо?

– Чуть не вляпался, – поправил Жаров.

– Так вот. Раз есть дерьмо, так есть собаки. А если есть собаки, тогда есть и собачники. Обычно они гуляют в одно и то же время, каждый день. Короче, я уже вызвал кинолога с Ральфой. Собаке тоже полезно пройтись, сменить обстановку. Походите там, в парке вокруг грота. Может, найдете кого… Может, отыщется свидетель, кто видел, как она рисует. Или тот, в черном, кого видел Калинин на лавочке, если он ему не померещился.

Кинолог на своем «уазике» сделал крюк по Садовой, чтобы подхватить Жарова из дома. Он уже работал на прилегающей к гроту территории вчера, но безрезультатно.

Ярцев был в штатском. В данном случае, собака, по замыслу Пилипенки, играла роль прикрытия. Имелось в виду, что если был свидетель, но скрылся с места преступления, то вряд ли он и сегодня пойдет на разговор с ментом. Другое дело собачник, такой же, как он: Леха Ярцев был одет в новенький спортивный костюм, а Ральфа выглядела обыкновенной пожилой овчаркой. Когда они вышли из машины, Жаров оглядел эту скульптурную группу с головы до ног.

– Вот смотрю я на тебя, – критически заметил он, – и все равно вижу, что ты мент.

– Да и ты, честно говоря, смахиваешь… – невозмутимо ответил Ярцев, поеживаясь в непривычном костюме.

Возможно и так. Жаров работал с милицией уже много лет: задолго до того, как открыл свою газету – вел отдел происшествий в городской. Постоянная деятельность всегда наводит на человека некий неуловимый отпечаток: вы всегда можете узнать моряка, учителя или врача.

Вот и нашлась причина, почему его так чураются девушки… Они оставили машину на том самом месте, где Пилипенко взял пробу масла. Жаров подумал: если бы все это происходило в каком-нибудь маленьком американском городке, скажем, на западном побережье, то полиция наверняка бы нашла машину по капле масла из картера. По крайней мере, подобное фигурировало в их фирменном кино.

Снова лестница, поляна, грот… Время то же самое: убийство произошло ровно сутки назад. Если в парке гуляют собачники, то они появляются в одно и то же время… Жаров огляделся по сторонам и вдруг настоящий ужас охватил его – тот самый ужас из детства, когда они стояли на этом месте, правда, тогда в небе была луна, а сейчас – солнце.

– Ты тоже это видишь? – произнес Жаров те же самые слова, что и тогда, впрочем, в обоих случаях заимствованные из того же американского кино.

Ярцев недоуменно развел руками, замотал головой, словно стараясь вправить свои глаза. Казалось, страх овладел и Ральфой: она пристально смотрела в глубину грота, чуть наклонив голову.

В полумраке под аркой стояла женщина. Фигура была какой-то смутной, туманной, она слегка колыхалась, будто отражение на воде.

Жаров овладел собой: в конце концов, он взрослый человек и далеко не трус. Вот он, наконец, столкнулся с неведомым – с тем, о чем не раз думал и писал. Бояться не надо: просто перед нами не изученное наукой явление.

– Стойте здесь, я посмотрю, – сказал Жаров и медленно двинулся в сторону грота.

Фигура не была галлюцинацией, она явно существовала, но, по мере приближения, Жаров все больше понимал, жертвой какого обмана стал и он, и многие другие на протяжении десятилетий. Вот и стертые лунки в земле – здесь стоял этюдник художницы… С этого места никакой, собственно, фигуры уже не было видно – была скала.

Солнечный луч, проходящий сквозь дыру в крыше грота, выявлял выступ на его задней части, том естественном углублении в скале, которое и послужило основой рукотворной пещере.

Так вот оно что. В гроте никого нет. И никогда не было. Вот откуда взялась легенда. Вот что они видели тогда, ночью, много лет назад… Призрак был нарисован полной луной. И вот почему он виден не всегда. Небо должно быть чистым, но это не главное условие – на Южном берегу небо почти всегда чистое. Дело в том, что солнце и луна движутся по небу, хоть и по одному маршруту: луна точно следует за солнцем, но маршрут этот меняется из месяца в месяц. Для того чтобы на стене грота образовался призрак, светило должно заглянуть в окно под строго определенным углом.