Искусство почти ничего не делать - Дени Грозданович

проявить себя любой ценой, приводит к подспудным, невидимым глазу катастрофам), потому что, будучи достойными детьми первородного греха, мы устроены так, что навлекаем на себя всевозможные горести, предаваясь таинственной и неизбежной игре природных противоречий.

А потому я отныне решил посвятить себя доктрине Срединного Пути и, накопив драгоценные силы, позволить руке гулять по бумаге, следя лишь за тем, чтобы, согласно разумному примеру китайцев, мои разглагольствования не слишком удалялись от «бесцветной спасительной середины».

После чрезмерного напряжения от таких глубоких размышлений я решил, что имею право слегка отдохнуть на софе в гостиной. И вот, когда я в полудреме поздравлял себя с тем, что на сегодня мне легко удалось поладить с безнадежно запутанным положением вещей… мне очень кстати припомнились несколько строк Песоа[14]:

Каждую вещь снег укрыл тишины покрывалом

              слышно лишь то, что творится в доме.

Я заворачиваюсь в одеяло и даже не думаю

                                                            думать

я чувствую животное счастье и думаю только

                                                             слегка,

и засыпаю так бесполезно, как и все в этом мире.

Очень дотошный дурак

Безнадежно пытаться рассуждать обо всем на свете — о современной жизни и литературе, о спорте вообще и теннисе в частности, о людских нравах и милейших животных, а также о разных нелепых происшествиях, короче, скакать с одного на другое, отчего я в этих записках не могу удержаться — что свойственно, я полагаю, многим среди нас, — всего лишь способ подражать ритму жизни, такой, какова она есть, а также косвенно затрагивать вопросы философского и политического характера.

В моем случае, как читатель наверняка догадается, это еще и завуалированный способ поговорить о том, что можно назвать стилистикой. Действительно, я всегда считал, что манера и образ самых незначительных действий, тон и слова, выбранные для выражения тех или иных мыслей или чувств, средства, использованные для «свершения» чего бы то ни было, помогают распознать душу людей и вещей.

Коротко говоря, форма есть воплощение вышедшей на свет внутренней сути.

Потому-то, поставив перед собой цель — а для чего же еще мы пишем? — обрести новых друзей (а также врагов, это неизбежно), мне бы хотелось следовать на этих страницах тем же путем, на который я уже незаметно вступил и который привел бы меня благодаря известным склонностям моего характера — к беспорядочным разглагольствованиям о предметах настоящего, только на этот раз в довольно устаревшей манере, свойственной, по выражению поэта Леона-Поля Фарга[15], неугомонному призраку Запада, которым, по-моему, я и являюсь на самом деле. То есть рассуждения некоего субъекта, внезапно возникшего из прошлого в настоящем и смотрящего на все через призму менталитета абсолютно несовременного, словом — удивленного, а то и растерянного поворотом событий. И при этом, ни разу слишком не удаляясь от славного common sense[16], привитого мне еще в раннем детстве англосаксонской и нормандской ветвью моей родни.

Книга, ныне забытая, написанная Реми де Гурмоном[17] — автором, который теперь тоже забыт, называется «Разговор дилетантов о приметах времени». В ней на сцену выводятся двое собеседников (г-н Демезон и г-н Деларю — один выступает в роли болтуна, другой — пламенного и неутомимого повторителя расхожих истин), которые только и делают, что забавно, по-дилетантски и совершенно не тривиально обсуждают все, что творится вокруг.

Попытаюсь подыграть своей неуемной болтливости в том же духе.

Д е м е з о н. Забившись в нору, как дикие звери, как большинство художников, писателей и дилетантов, мы подглядываем в щелку за спектаклем жизни и выискиваем у актеров несовершенств. Но если бы все жили в норах, никакой комедии бы не случилось, и было бы очень скучно. Мы чересчур привередничаем.

Д е л а р ю. Возможно, но не в наших интересах проявлять снисхождение, не нам же делить выручку.

Д е м е з о н. Как раз этого нам и недостает. Нам следовало бы высказаться определенно. Кто знает? Глядишь, и наше бы сердце дрогнуло при виде того, сколько наших подалось в разбойники!

Один из читателей недавно прислал мне следующую цитату, что так прекрасно вписывается в тему, к которой я постоянно обращаюсь, а именно: взаимосвязь — и довольно тесная, на мой взгляд, — между стилем литературным и стилем спортивным, что я непременно поместил бы ее на видном месте своей книги «Точность двигательной и духовной механики», если бы мне посчастливилось наткнуться на нее раньше.

Есть у меня мыслишка насчет того, что значит быть живым. Это единственное, что меня всерьез занимает. Это и теннис. Однажды я надеюсь написать большую философскую книгу о теннисе. Что-нибудь наподобие «Смерти после полудня».

Но я понимаю, что такой труд мне пока еще не под силу. Я думаю, что, если в теннис будут играть все народы земли, это очень поможет уничтожить различия, предрассудки, расовую ненависть и т. д. Вот отработаю, как следует, удар справа и свечку и начну делать наброски этого большого произведения.

(Людям утонченным может показаться, что я пытаюсь смеяться над Хемингуэем. Вовсе нет. «Смерть после полудня» — прекрасная, добротная проза.

О философском ее содержании я никогда не скажу худого. По-моему, философия там гораздо мудрее, чем у многих маститых профессоров. Даже когда Хемингуэй дурак, он, по крайней мере, очень дотошный дурак. Он огромен. Для литературы это в некотором роде прогресс — рассуждать в свое удовольствие о природе и значении вещей, чей век очень краток.)

Уильям Сароян. «Отважный юноша на трапеции»

«Рассуждать в свое удовольствие о природе и значении вещей, чей век очень краток» — вот что во все времена, даже раньше, чем я сам это осознал, являлось моим литературным замыслом, а еще для меня это так или иначе всегда было связано с почти навязчивой идеей о том, как бы поточней ударить по мячу во время игры с ракеткой. И еще я думаю, что довольно часто кажусь дураком или неуклюжим увальнем, который упрямо гоняется за точностью (чей век очень краток) траектории удара слева или слова, отмеченного здравым смыслом. Ясность и точность почти мистического порядка всегда казались мне истинной целью любых упражнений без всякой связи с победой или проигрышем.

В действительности всегда может случиться так, что как бы точно вы ни ударили по мячу и какую бы хитроумную тактику не применили, партия не удается, потому что