Пожалуйста, избавьте от греха - Рекс Тодхантер Стаут

Карла Хартига вместе с нефтяными скважинами и уймой других мелочей. В последние десять лет она заседала в совете директоров КВС. Думаю, что она охотно рассталась бы с половиной своих семидесяти или восьмидесяти миллионов долларов, чтобы избавиться от Браунинга, но, зная, что в его ящике лежит бомба, она пошла бы на все, чтобы ее муж в тот день и близко не подошел к кабинету Браунинга. Вот почему я даже не рассматриваю ее в числе возможных кандидатур, да и других тоже, насколько мне известно.

– У нее и впрямь есть семьдесят или восемьдесят миллионов?

– Как минимум. Дамочка набита деньгами.

– Ха! Какой соус тебе подать к суфле? Имбирный бренди или ром-мокко?

– Ром-мокко звучит заманчивее.

Пьер собирал опустевшие тарелки. Я дождался, пока он удалится, и лишь затем возобновил беседу с Лоном. Мало ли, вдруг Эбботт, Браунинг или Маделин Оделл входят в число любимых клиентов Пьера.

Без четверти восемь, выйдя из «Рустермана», мы решили не ловить такси, а пройти одиннадцать кварталов до дома Сола Пензера пешком. К тому времени я выудил из Лона еще добрую сотню фактов и предположений, но перечислять их для вас было бы только пустой тратой чернил и бумаги, поскольку пока к осуществлению своего замысла я не продвинулся ни на шаг. Что касается вечернего покера, распространяться я также не стану; скажу только, что занятый обдумыванием предстоящей операции мозг – не лучший помощник в карточной игре. Словом, я спустил шестьдесят восемь баксов.

Глава 4

Прежде всего меня заботило, как к ней подобраться, а уж во вторую очередь – что ей сказать, если подберусь. «К ней» – это, как вы догадались, относилось к Маделин Оделл, нашей безутешной вдове. К бомбе она почти наверняка отношения не имела, у нее было больше всех оснований желать, чтобы преступника поймали и наказали, и она была самой богатой. Вот из-за каких мыслей я и сделал три серьезные и несколько мелких ошибок, стоивших мне столь крупного проигрыша в покер. Впрочем, они не помешали мне поспать полагающиеся восемь часов – ничто не может мне помешать – и не повлияли на аппетит за завтраком. Правда, читая «Таймс», я пропустил несколько разделов, которые обычно просматриваю, да и с Фрицем был слегка рассеян. А придя в кабинет, я забыл поменять воду в вазе на столе Вулфа.

Когда подоспел ланч, я все еще не принял окончательного решения. Конечно, в моем мозгу роились тысячи уловок, воспользовавшись любой из которых я бы проник к вдове. Но что потом? После ланча я отправился прогуляться, придумав в оправдание несколько мелких дел. Вернулся я только в начале пятого, когда Вулф находился в оранжерее, а потому кабинет был в моем распоряжении. Придвинув пишущую машинку, я вставил лист бумаги и напечатал:

Уважаемая миссис Оделл!

Я печатаю это письмо на бланке Ниро Вулфа, поскольку работаю на него и сейчас сижу в его кабинете. Однако дело у меня сугубо личное, и мистер Вулф не знает о том, что я решил к Вам обратиться. А поступаю я так, потому что, будучи опытным профессиональным сыщиком, с мучительной болью слежу за тем, насколько непрофессионально ведется расследование убийства Вашего мужа. Разумеется, мы с мистером Вулфом пристально следили за всеми публикациями, но вчера днем он сказал мне, что, по его мнению, на самый важный факт внимания не обращают или замалчивают его, и я с ним согласился. Если он обратится с подобным замечанием в полицию либо к окружному прокурору, действия это наверняка не возымеет, но сегодня утром мне пришло в голову, что, исходи такое заявление от Вас, они отнеслись бы к нему совсем иначе. Если захотите со мной связаться, то адрес и номер телефона указаны выше.

Перечитав послание дважды, я внес пять мелких изменений и исправлений, перепечатал письмо в двух экземплярах, подписал его и адресовал конверт миссис Оделл, проживающей на Восточной Шестьдесят третьей улице. Потом заскочил на кухню сказать Фрицу, что пойду прогуляться, а сам отправился в почтовое отделение на Восьмой авеню.

Поскольку стоял июнь и была уже пятница, навряд ли письмо могло дойти раньше понедельника, так что в уик-энд я мог вволю насладиться бейсболом на стадионе Ши, однако в субботу утром, в несколько минут двенадцатого, когда Вулф начал диктовать бесконечное письмо коллекционеру орхидей из Малайзии, зазвонил телефон, и я снял трубку:

– Кабинет Ниро Вулфа, Арчи Гудвин слушает.

Деловитый женский голос произнес:

– Говорит секретарь миссис Питер Оделл. Она получила ваше письмо и хотела бы поговорить с Ниро Вулфом.

Я, конечно, предполагал, что такое может случиться в присутствии Вулфа, поэтому раздумывать не стал.

– Прошу прощения, – заявил я, – но мистера Вулфа нет, и он появится только в понедельник. Кроме того, я подчеркнул, что письмо носит сугубо личный характер.

Она прикрыла микрофон, и я ничего не слышал. Пару минут спустя она снова заговорила:

– Мистер Гудвин?

– Да.

– Миссис Оделл хочет поговорить с вами. Вы можете приехать в три часа?

Я тут же прикинул, что в три часа будет идти примерно четвертый иннинг бейсбольного матча, но ведь меня никто не заставлял отправлять это письмо.

– Хорошо. В три я буду. – Повесив трубку, я развернулся и сказал Вулфу: – Кое-кто упомянул ваше имя всуе. До чего рассеянный пошел народ. Нужно приучить людей перечитывать письма по меньшей мере трижды. – Я взглянул на блокнот. – Мы остановились на последних достижениях в гибридизации.

Вулф надиктовал еще страницу.

Я-то намеревался уже в час дня добраться до стадиона Ши и насладиться парой хот-догов и пинтой молока, наблюдая за подачей мяча в бейсболе. Вместо этого чуть позже часа я отправился в закусочную Сэма на Десятой авеню и насладился ржаным хлебом и печеными бобами – ни того ни другого за столом Вулфа вы никогда не встретите, – а потом прошел пешком две мили от Западной Тридцать пятой улицы до Восточной Шестьдесят третьей. Должен вам сказать, что люди, которых вы встречаете на улице в центре города субботним днем после ланча, совершенно не похожи на тех, что снуют здесь в будни.

Огромный пятиэтажный каменный особняк шириной сорок футов располагался между Пятой авеню и Мэдисон-авеню. При входе в вестибюль меня остановил широкоплечий здоровяк со значком Службы охраны Латорпа на застегнутом пиджаке. Должно быть, даже по прошествии двух недель досужие репортеры все еще были проблемой или миссис Оделл так думала.

– Что вам нужно, сэр? – угрюмо спросил здоровяк.

Я назвался, сказал, что меня ждут,