Каллиграммы. Стихотворения мира и войны (1913-1916) - Гийом Аполлинер

Перевод М. Яснов

ФЕЙЕРВЕРК

Мое сокровище черный локон твоих волосМоя мысль спешит за тобой а твоя навстречу моейЕдинственные снаряды которые я люблю это груди твоиПамять твоя сигнальный огонь чтобы выследить цель в ночи

Глядя на круп моей лошади я вспоминаю бедра твои

Пехота откатывается назад читает газету солдат

Возвращается пес-санитар и в пасти чью-то трубку несет

Лесная сова рыжеватые крылья тусклые глазки кошачья головка и лапки кошки

Зеленая мышь пробегает во мху

Привал в котелке подгорает рисЭто значит в присмотре нуждается многое в мире

Орет мегафонПродолжайте огонь

Продолжайте любовь батарей огонь

Батареи тяжелых орудийБезумные херувимы любвиБьют в литавры во славу Армейского Бога

На холме одинокое дерево с ободранною корой

В долине буксуют в глине ревущие тягачи

О старина XIX-ый век мир полный высоких каминных труб столь прекрасных и столь безупречных

Возмужалость нашего векаПушки

Сверкающие гильзы снарядов 75-го калибраЗвоните в колокола

Перевод М. Яснова

ЖЕЛАНИЕ[32]

Мое желанье это местность впередиЗа линиями бошейМое желанье в то же время позадиВ тылу вдали от фронта

Мое желанье это холм МенильМое желанье там куда я целюсьПро то мое желанье что в тылуНе говорю сейчас но думаю о нем все время

О холм Мениль напрасно я пытаюсь тебя вообразитьПовсюду проволока пулеметы и чересчур самоуверенные немцыОни так глубоко в земле уже в могилеБа-бах-ба-бах пальнет и стихнет где-то

Ночами так отчетливо звучитПокашливание узкоколейкиНа листовом железе дождь стучитИ дождь стучит по каске как из лейки

Прислушайся к гудению землиВзгляни на вспышки до того как грянет грохотИ зашипит шрапнель от бешенства в пылиИ пулемет издаст брезгливый хохот

Мне хочетсяЗажать в своей руке тебя Мэн-де-Массиж твои отроги-пальцыАх до чего они костлявые на карте

Траншея Гете я по ней стрелялСтрелял я даже по траншее НицшеЯ чрезвычайно непочтителен к великим

Ночь бурная и бурая густая и временами в золотом дождеО ночь людейНочь перед двадцать пятым сентябряНаутро бойНочь бурная о ночь чей жуткий крик глубокий с минутой каждой делался сильнейО ночь что как роженица кричалаО ночь людей

Перевод И. Кузнецовой

СУХОПУТНЫЙ ОКЕАН

Дж. де Кирико[33]

Я выстроил свой дом в открытом океанеВ нем окна реки что текут из глаз моихИ у подножья стен кишат повсюду спрутыТройные бьются их сердца и рты стучат в стекло

Порою быстройПорой звенящейИз влаги выстройСвой дом горящий

Кладут аэропланы яйцаЭй берегись уж наготове якорьЭй берегись когда кидают якорьОтлично было бы чтоб с неба вы сошлиКак жимолость свисает с неба

Земные полошатся спрутыКакое множество средь нас самих себя хоронитО спруты бледные волн меловых о спрутыс бледным ртомВкруг дома плещет океан тебе знакомыйНе забываясь даже сном

Перевод Б. Лившица

ЛУННЫЙ БЛЕСК СНАРЯДОВ

ЧУДО ВОЙНЫ

Как же это красиво ракеты пронзившие ночьОни взлетают на собственную верхушку и склонившись смотрят на землюЭто дамы которые в танце склоняют головки глядя сверху на рýки глаза и сердца

Я узнал в них твою улыбку и легкость движенийПредо мной еженощная апофеоза всех моихБереник[34] чьи волосы стали кометамиЭто круг золоченых танцовщиц дарованный всем временам и народамУ каждой внезапно рождаются дети которые успевают лишь умеретьКак же это красиво ракетыНо было б еще красивее будь их побольшеБудь их миллион обладающих смыслом конкретным и связным как буквы на книжной страницеВпрочем и так это очень красиво словно жизнь вылетающая из телНо было б еще красивее будь их побольшеОднако и так я любуюсь на них как на нечто прекрасное мимолетное тленноеЯ как будто попал на великое пиршество в ослепительном блеске огнейПир голодной землиЗемля голодна вот и раскрыла она свои длинные бледные пастиИ устроила пир Валтасаров где горят каннибальские страсти[35]

Кто мог бы подумать что столь ненасытной бывает любовь к человечинеИ что нужно так много огней чтобы сделать из тела жаркоеОттого-то и воздух на вкус чуть горелый и право же это по-своему даже приятноНо пир этот был бы намного роскошнее если б и небо могло бы участвовать в трапезе вместе с землейОно поглощает лишь душиНо это же не едаИ довольствуясь малым жонглирует пестрым набором огней

И я вместе с ротой своей влился в вязкую сладость войны и растекся вдоль длинных окоповКороткие выкрики вспышек возвещают о том что я здесьЯ прорыл себе русло в котором теку разветвляясь на сеть бесконечных притоковЯ в траншее переднего края но я в то же время и всюду а точнее я лишь начинаю быть всюдуЯ предвестник далекой эпохиНо ее наступленья придется ждать дольше чем ждали полета Икара

Я завещаю грядущему жизнь Гийома АполлинераКоторый был на войне и одновременно вездеВ тыловых городах на счастливых бульварах и скверахВ каждой точке земли и в заоблачных сферахВ тех кто гибнет сминая ногой загражденьяВ лошадях в лицах женщин в лафетахВ зените в надире во всех четырех странах светаИ в особом накале который бывает лишь в ночь перед боем

Конечно намного прекраснее было бы этоЕсли б мог я считать что все то в чем живу я вездеНаполняет собой и меняНо этого мне не даноИбо если я сам и могу находиться повсюду то внутри у меня не найти ничего кроме меня самого

Перевод И. Кузнецовой

УЧЕНИЕ

В деревню солдаты пылилиВедя разговор на ходуВсе четверо седы от пылиА призваны в этом году

Болтали про все что минулоКак будто ничто их не ждетИ лишь обернулись сутулоКогда громыхнул недолет

И глянув на пустошь в осотеК былому вернулись опятьНе зря умерщвление плотиУчило людей умирать

Перевод А. Гелескула

НА УЧЕНИИ

Навстречу кухням и подводамЧетыре пыльных пушкаряПризыв шестнадцатого годаШли в тыл о прошлом говоря

Они в простор полей смотрелиИ равнодушия полный взглядЧерез плечо бросали елеКогда кряхтел им вслед снаряд

И говоря под свист железаО днях не будущих былыхСолдаты длили ту аскезуЧто умирать учила их

Перевод Ю. Корнеева

ЗАКАЛКА

К деревне не спеша пробратьсяЧетыре бомбардира шлиГод призывной у всех шестнадцатьВсе с головы до ног в пыли

На мертвую равнину глядяВсе вспоминали о быломНе пригибались если сзадиОткашливался глухо гром

И в юношеском разговореО прошлом чудилась играПерекидная траекторийЧто их учила умирать

Перевод М. Зенкевича