Хроники российской Саньясы. Том 2 - Владислав Лебедько

В: Вы говорили, что, находясь в мире технологии, возможно построить технологию для выхода из этого мира и соприкосновения с Истиной…

О: Я бы сказал несколько иначе: можно построить технологию преодоления технологичности. Точно так же, как и внутри культуры можно построить действие, выводящее за пределы культуры. Хороший пример — о. Павел Флоренский. Он построил цепочку текстов, позволяющих преодолеть культуру. Все его тексты направлены, по сути, на то, чтобы дать возможность человеку культуры стать человеком Церкви.

В мире культуры вы живете в отражениях смысла, в изображениях Истины. Оперируя же с технологиями, вы оперируете грубыми реальностями материального мира, но не реальностью Истины. Это могут быть и какие-то тонкие составляющие материального мира, но опять же, чувственно проявленные. За счет технологии вы можете выйти из мира технологий, но войти в мир Церкви можно лишь волевым усилием. Лишь подойдя к этому порогу, вы можете сделать этот шаг. Негарантированный и страшный. Почему оккультистам живется хорошо и не страшно? — Они живут в отражениях и не сталкиваются с этим страшным, по сути, выбором. Когда же они как-то подходят к Истине, тогда и наступает жутковатый момент. В отличие от нашего тепловатого мира на этой границе огня и льда нет никаких гарантий. Вы опираетесь только на свою волю и свою веру.

В: Но вот то самое внутренне авторитетное состояние, в котором все очевидно и нет вопросов?

О: Да, но это уже вне технологии.

В: Но приходят-то к этому все-таки через технологию.

О: Да, но это путь современного одичавшего человека. Истина всегда рядом. Есть способ соприкосновения с ней — воля. И есть инструмент, позволяющий непосредственно увидеть Реальность, — ясное сознание. Потребность в технологиях возникает только тогда, когда сознание становится смутным, а воля засыпает. Тогда и появляется потребность в технологиях пробуждения воли и очищения сознания.

Да, но мы немного отвлеклись. Вообще, интересно было бы построить историю оккультных и эзотерических движений, потому что они на самом деле повлияли на всю нашу историю. Очень сильно повлияли. Были «точки» с которых начиналось это влияние. Были еще дореволюционные сообщества — носители традиций. Были специальные программы в НКВД. Затем, после войны появились научные программы, привлекавшие к себе оккультно ориентированных людей. Перечислять тысячи участников этих движений не обязательно, но были ключевые фигуры, которые своим творчеством запустили весь этот механизм «эзотеризации» современности и во многом определили развитие и культурной и политической ситуации.

В: Вы ведь были свидетелем и участником того, как это разворачивалось?

О: Вообще сильный всплеск в оккультном и эзотерическом движениях произошел у нас, когда начались первые исследования в области экстрасенсорики и тому подобных феноменов. В этот процесс втянулись совершенно разные по своей мотивации и убеждениям люди. Пришли люди из науки, которых интересовала воспроизводимость экспериментов и их теоретическое обоснование. Пришли практики, которых интересовала возможность дистанционного воздействия на человека или даже на системы наведения ракет. Пришли люди, заинтересованные в новых возможностях лечения различных заболеваний. И пришли такие «дикорастущие» экстрасенсы, у которых какие-то способности внезапно проявились, и они пытались найти им применение.

Где может найти себе применение человек, который владеет, допустим, телекинезом и может шарик удерживать на весу между руками? Когда в восьмидесятом году открывалась секция биоэлектроники в Киеве, был такой случай: мы инициативной группой пришли к зампреду Украинского правления НТО РЭС и изложили суть дела. Он говорит: — «Да, все это интересно, но что, например, вы видели?» Мы стали рассказывать ему о телепатии, ясновидении, телекинезе… — «А что это такое?» — спрашивает Чернышев. — «Ну, вот, например, Ермолаев, — шарики между руками держит и поднимает, не прикасаясь к ним руками» — отвечаем. — «Да, — сказал Чернышев, — так же можно лечить импотенцию!» И с этими историческими словами наложил резолюцию на создание секции биоэлектроники.

Естественно, в эту брешь хлынули не только практики, но и идеологи, оккультисты, эзотерики, которые видели во всем уже глубокий смысл: «война миров», «Смена эпох», «рождение новой расы» и т. п. И они начали захватывать ключевые точки влияния на жизнь целого государства — работать с политическими и административными фигурами. Так в окружении политиков и администраторов появились люди, которые могли что-то лечить, давать определенные прогнозы. Но вместе с тем, они же давали и определенные трактовки и тем самым вводили администраторов, т. е. людей девственных в эзотерическом и философском отношении, в свою картину мира. И вот, смотришь, — проходит одно, другое поколение и офицер Генштаба уже в качестве вероятного противника называет демонические сущности…

Хотя, были настоящие эзотерические линии, которые всегда существовали и никогда не прерывались. Сейчас, правда, утверждается, что передача большинства Традиций закончилась, и я встречал людей, утверждавших, что они — последние в этих цепочках. Но все эти цепочки, в то время, когда рядом существует носитель Истины — Церковь, имеют смысл лишь как технологии работы с сознанием. Когда им пытаются придать духовное значение, они превращаются в карикатуры.

Наташа: Но ведь церковь всегда была против оккультизма?

О: Что такое оккультизм? — Это вырождение Традиции, как вы предпочитаете говорить. А технология идеологически и духовно нейтральна. Церковь никогда не вмешивалась в дела чистой технологии. А вот когда технологии придается духовный смысл и идет истолкование чисто технологической линии как духовного учения, тогда мы впадаем в глубокие заблуждения и Церковь обязана бороться с этим. Мы не можем сказать, что те переживания, которые описывают Кастанеда, Гурджиев, Ауробиндо и другие духовны по своей природе.

Н: Ну, почему? Вот, например, Муравьев дает описание Гурджиевской системы, как эзотерического христианства, апеллирует к Евангелию…

О: У Муравьева я встретил описание Гурджиевской системы, но кроме формальных апелляций к Евангелию, я ничего серьезного не обнаружил. А зачем давать такие описания? Неинтересно мнение Гурджиева о Церкви, оно не имеет никакого значения и смысла — он не церковный человек. Интересно мнения Церкви о Гурджиеве. Тексты Гурджиева весьма технологичны, это очень интересные, очень сильные тексты. Они позволяют эффективно работать с человеческой психикой. Но к духовности они не имеют никакого отношения.