Если любишь - солги (СИ) - Калинина Кира Владимировна

Когда Принц-Сокол спускался с небес, чтобы вырвать возлюбленную Фредерику из лап Короля-Дракона, Евгения вдруг схватила меня за руку:

— Смотрите, у него за спиной блестит лонжа! Вон-вон! Видите?

В самом деле, над неподвижным крылом посверкивал, уходя в тёмную высь, за падуги, тонкий серебристый пунктир… В полумраке, на фоне клубящихся дымов и задника из мерцающей ткани, страховочный трос был едва различим, но разглядев, я уже не выпускала его из вида. Потом заметила второй, над другим крылом.

Принц достиг сцены, высвободился из крыльев, как из тяжёлой шубы, и Фредерика бросилась ему в объятья.

— О Сокол мой, — пела она, — летим скорее прочь! Неси меня сквозь день, неси меня сквозь ночь…

— А в каком, собственно, смысле, сокол? — игриво-скучающим тоном осведомился Дитмар. — Наш принц, случаем, не из оборотней?

— Сокол-оборотень? Вздор! — отозвался Аврелий. — Эти твари бегают по земле, а не парят под облаками.

— Ты забыл крыланов.

— Отнюдь, — Аврелий усмехнулся. — Не ты ли рассказывал, что они с трудом перелетают трёхметровый забор? Ни с соколом, ни с драконом твоим крыланам не сравниться. Если допустить, что так называемые драконы вообще были способны летать…

— А в самом деле, — оживилась Евгения. — Принц-Сокол, Король-Дракон. Целая стая оборотней! Сьер Ольрих занялся подрывной пропагандой.

Они с Дитмаром рассмеялись.

— Тебе стоит поделиться этой мыслью с милягой Дофлером, — предложил брат сестре. — Его писаки тут же поднимут режиссёра на перья. И директора Кропье заодно.

— И композитора Меллизона, и либретиста Арно-Голля, — проворчал Аврелий. — Полно вам. Это же классика.

— Возможно, во времена Меллизона, — Евгения подмигнула Дитмару, — популяция оборотней отличалась большим видовым разнообразием.

Аврелий заметил небрежно:

— Ещё скажи, что Меллизон был соколом, а Арно-Голль — драконом.

— Ты гений! — воскликнула Евгения.

— Нет-нет, — запротестовал Дитмар. — Драконом был Меллизон! Ибо он — по-настоящему крупная личность!

О Меллизоне писали, что к концу жизни он так растолстел, что перестал выходить из дома и сочинял музыку, сидя в кровати.

Теперь рассмеялись все трое, даже Аврелий.

Между тем, Принц-Сокол допел свою арию и унёс Фредерику в тёмную вышину. Бедная Фелиция! Висеть между небом и землёй, надеясь на крепость рук партнёра и два почти невидимых троса… Неудивительно, что она дрожала и не могла как следует отдаться роли.

Зал взревел. Пышка Диди Леко в небеса не улетала, а рука об руку с моложавым Принцем степенно восходила по громоздкой лестнице, которая затем уезжала вглубь сцены.

Пал занавес. Публика продолжала аплодировать, и через минуту Фелиция и Лукас Рагетти вышли на поклон.

— Думаю, у этой девочки всё будет хорошо, — заключила Евгения, поднимаясь. — А знаете что? Мне надоело.

Она по очереди оглядела мужчин.

— Поедем в "Золотого гусака"!

— Эжени, дорогая, — возразил Аврелий, — разве ты не хочешь узнать, какие ещё сюрпризы приготовил нам сьер Ольрих? Думаю, этот полёт только затравка, и в финале нас ждёт что-то по-настоящему ошеломительное.

— Сюрпризом здесь была только дамзель Киффер, — отрезала Евгения. — А о ней я своё мнение составила.

— Поддерживаю, — объявил Дитмар. — Остаток вечера можно провести и повеселее.

Аврелий вскинул руки, капитулируя.

Вот и всё. Сказка кончилась. Они уедут, я вернусь на своё место в бельэтаже и спокойно дослушаю оперу, что, несомненно, к лучшему…

— Верити, дорогая, вы идёте?

— Да, конечно, — на этот раз я успела подготовиться. — Спасибо вам за необыкновенную возможность. Было очень интересно увидеть сцену под необычным углом зрения…

— Только не говорите, что собираетесь остаться, — Евгения опять ловко ухватила меня под руку. — Нет, нет и нет. Вы едете с нами! Будет весело, поверьте!

— Простите мою сестру, Верити, — сказал Дитмар. — Она ужасно прямолинейна. Но признайтесь честно, вы уже видели эту оперу и сегодня здесь лишь затем, чтобы взглянуть на малышку Фелицию. Как и мы. Что ж, взглянули, послушали, оценили. Стоит ли терять целый вечер на весьма скучном, будем называть вещи своими именами, представлении?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он не касался меня, но шёл рядом, почти вплотную. Запах его одеколона щекотал ноздри.

— Вы когда-нибудь были в "Золотом гусаке"? — спросил Аврелий.

Я покачала головой.

— Вот видите! А там, поверьте, стоит побывать.

Похоже, они считали дело решённым.

Я пыталась найти причины для отказа, но после встречи с этой троицей "Королева орхидей", Фелиция Киффер и все фокусы модного режиссёра Ольриха потеряли для меня привлекательность. Могу я раз в жизни провести вечер, как мне хочется?

2.3

Я думала, меня ожидает катание на "фантоме", но слуга подогнал к подъезду истинное чудо — "лунную карету". Отсветы театральных огней омывали её лаковый кузов; мягко поблёскивал тонкий серебряный декор, в чувствительных щупальцах под днищем мобиля бродило потустороннее голубоватое мерцание. В сверкающей ночи "карета" казалась кораблём лунян из бульварных фантастических романов.

"Кто станет покупать мажи-мобиль на одних флюидах за десять миллионов астр, если гибрид стоит шесть и не уступает ему ни в чём, кроме сущей малости? — вопрошала Мод Альвиони в "Высоком стиле" и сама же давала ответ: — Тот, кто не желает зависеть от капризов погоды, а экономии предпочитает шик и только шик".

Даже в мечтах, видя себя в кресле собственного мажи-мобиля, я воображала обычный солнечно-флюидный гибрид с фотонапылением. Газеты писали, что в ясный день напыление способно дать мобилю половину необходимой энергии, а значит, внутрь можно поставить магнетический кристалл послабее и подешевле.

Из-за напыления корпус солнечно-флюидного мобиля всегда сверкает зеркальным блеском. Владелец монофлюида волен выбирать цвет по собственному вкусу. Но вкусы богачей на удивление схожи. Я видела "лунную карету" всего несколько раз в жизни. И всегда она была бездонно, космически чёрной и всегда возмущала и восхищала своей вызывающей роскошью. Я и помыслить не могла, что однажды, опираясь на руку мажисьера, поднимусь по изящным хромированным ступенькам в салон, отделанный деревом и шёлком, сяду на мягкий диван, вдохну запах фиалок из фарфоровой вазочки и то ли полечу, то ли поплыву, глядя на ночной город из окна, кристально прозрачного изнутри и непроницаемо-тёмного снаружи.

Театральная улица и бульвар Грёз были полны гуляющих, нарядные толпы роились на площади Гектора Бальвиля и текли дальше к набережной Огней, над которой высилась башня Четырёх Светил, заливая всё вокруг разноцветным сиянием.

Евгения воскликнула:

— Взгляните на реку! Это чудесно!

— Как будто сумасшедший художник пролил краски, — усмехнулся Аврелий.

— Лес Кассид, — предположил Дитмар, — или ещё кто-то из этих пресловутых абстракционистов.

Он сидел на шофёрском месте, но совершенно не следил за дорогой, то и дело оборачивался в салон, балагурил, жестикулировал, пил крино, которое Аврелий достал из выдвижного бара и разлил по бокалам. Я притворилась, что пью вместе со всеми, но сама только смочила губы.

За окном плыли шумные улицы Песочного квартала с неоновыми вывесками многочисленных кофеин, рестораций, кабаре и синематографических театров. Ночной Каше-Абри кипел и бурлил, а я, как всегда, проезжала мимо… Дитмар отпустил какую-то шутку. От моментального укола зависти к его беспечному виду и к яркому сумасбродному миру снаружи я не удержалась и спросила:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Простите, но как вы управляете мобилем без чувствительной петли?

Все трое засмеялись.

Евгения тут же замахала руками:

— Хватит, хватит! Верити, дорогая, прошу, не обижайтесь!

— Меня часто об этом спрашивают, — Дитмар вытянул откуда-то из-под приборной панели тонкий чёрный шнур с петлёй на конце и надел на запястье. — Так вам спокойнее? На самом деле мне не нужна физическая связь с мобилем, чтобы подавать команды и считывать данные приборов. Мы с кристаллом обмениваемся флюидами напрямую.