Если любишь - солги (СИ) - Калинина Кира Владимировна

— Простите, но я не поеду. Я не вашего круга, и ни к чему хорошему это не приведёт.

Единственная правда, которую я могла позволить себе высказать.

Дитмар бросил:

— Какой вздор! Вы хотите нас обидеть?

— В самом деле, — с чувством воскликнул Аврелий.

Теперь они взялись за меня втроём и наседали, пока я не сказала "да".

— Хочу сделать вам на память маленький подарок, — улыбнулся Дитмар. — Не пугайтесь, это сущая безделица, которая ни к чему вас не обязывает.

Он вложил мне в ладонь тёмную фигурку на блестящей цепочке. Какой-то зверёк… котёнок?

— Миляга, не правда ли? Это брелок. Хотите я прикреплю его к вашим ключам?

— Спасибо, я сама, — ответила машинально и, как всегда, правду.

Не стоило давать ключи от дома в руки чужому человеку, тем более магнетику, каким бы привлекательным и галантным мужчиной он ни был, это я понимала даже без предостережений сьера В. К.

Дитмар вдруг шагнул вплотную, наклонился к самому лицу. Я хотела попятиться, но ноги вросли в землю, по спине пробежал электрический холодок. Он что, собирается меня поцеловать? В день знакомства, на глазах у сестры и приятеля… И я ему позволю? В последний момент, когда его губы были уже у самых моих губ, Дитмар вдруг хитро сощурился и подался в сторону, шепнув мне в ухо:

— Его зовут Мартид.

Распрямился и отошёл, улыбаясь — элегантный, небрежный, уверенный в себе.

— Спокойной ночи, Верити, — сказала Евгения с ласковой улыбкой. — И до завтра! Не забудьте собрать вещи — вы едите с ночёвкой.

— Будем вас ждать, — добавил Аврелий.

А Дитмар вновь прижал руку к сердцу и склонил передо мной голову.

Стало ясно, что мажисьеры не уедут, пока я не войду в дом. Пальцы дрожали, нащупывая в сумочке ключи. На прощанье я взмахнула рукой, шмыгнула в дверь и поспешно заперлась. Зажгла свет — чтобы им было видно в оконце над дверью, а сама кинулась на тёмную кухню и припала к окну, надеясь проследить, как отъезжает "лунная карета".

Но улица в тусклом свете фонаря была пустынна и тиха. Как истинные волшебники, трое мажисьеров растворились в воздухе, прихватив с собой мажи-мобиль. И лишь брелок в моей руке подтверждал, что это был не сон.

3.2

Вот и всё. Всё. Ноги подломились, и я, прямо в пальто, упала на стул. В ванну уже не хотелось, голова была чугунным ядром. Сползти бы на пол, свернуться калачиком…

Что-то больно цапнуло за лодыжку. Я брыкнула ногой, чуть не опрокинув стул, вылетела на середину кухни и сквозь муть в глазах вгляделась в темноту.

Отсветы уличного фонаря лежали на подоконниках, на столах и шкафах, слабо очерчивая привычные силуэты кухонных приборов и предметов утвари, серебрили плитки пола и гофрированный хобот пылеглота.

Магнетический уборщик замер у стула, наставив на меня чёрный бездонный раструб, на его кольчатой спине дрожали блики, а я стояла и слушала своё дыхание, стук сердца в груди и равнодушное тиканье напольных часов, доносящееся из столовой.

Трудолюбивый пылеглот был для меня спасением. Иначе я бы только и делала целыми днями, что протирала, мыла, подметала, пытаясь содержать в чистоте огромный дом. На этот счёт сьер В. К. был категоричен: никакой прислуги. Можно приглашать работников для кратковременных дел, скажем, для починки водопроводных труб или электрической проводки. Но горничную или кухарку, даже приходящую, иметь нельзя.

Пылеглот был настроен работать по ночам, не беспокоя хозяев, и никогда не пытался проникнуть за закрытые двери. И всё же это творение магнтиков до сих пор вызывало во мне опаску. Разума в нём, конечно, не было, но ощущалась какая-то самодостаточная, бездушная воля. Что, если однажды внутри этой твари что-то заклинит, и она начнёт поедать не только пыль, но и вещи, мебель, а потом и до меня доберётся? Вот как сейчас. Я слишком долго сидела без движения, машина приняла меня за неодушевлённый предмет и теперь, обнаружив свою ошибку, смиренно ждала, когда можно будет вернуться к работе. Однако в её демонстративной неподвижности чудилось злорадство.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ладно, сейчас твоё время, — голос охрип, и я кашлянула, прочищая горло.

Не было сил предаваться мрачным фантазиям.

Я сбросила пальто на тот самый стул, с которого прогнал меня пылеглот, и поплелась к лестнице. Ноги гудели. Никуда я завтра не поеду. Буду спать весь день, и пусть шофёр Евгении оборвёт дверной колокольчик!

Сверху по лестнице тянуло сквозняком. Странно. Уходя, я оставила дверь в спальню открытой, чтобы пылеглот почистил там в моё отсутствие, но сквозняка из-за этого быть не должно. Окон я не открывала давно… Может, это пылеглот в чрезмерном усердии зацепил шпингалет?

Уже из коридора было видно, как за лёгким тюлем на балконной двери просвечивают приоткрытые створки.

Я повернула выключатель.

Он стоял посреди комнаты и смотрел на меня. Человек в чёрном полупальто. Мой загадочный спаситель. Тот, кого я назвала Фалько.

Запомнить его было невозможно, не узнать — нельзя.

Он ничего не делал. Просто стоял. Просто смотрел. И я приросла к полу, не понимая, как быть, не в силах даже испугаться по-настоящему.

— Что вы… Как вы…

Дуновение ветра шевельнуло занавеску за его спиной. Ну да. Как — понятно.

— Вы меня выследили, а теперь пришли ограбить? Почему вы молчите?

Глупые, бессмысленные вопросы.

Духи земли, в моём доме посреди ночи чужой человек! Это не сон, не фантазия, не шорох веток за окном. Он не исчезнет сам собой, и никто мне не поможет.

— Что вам нужно?

Он нехорошо усмехнулся и заговорил хриплым, словно простуженным голосом:

— Когда спасаешь человеку жизнь, чувствуешь себя в ответе за него. Вас долго не было, и я зашёл проверить, всё ли в порядке. Но похоже, беспокоиться не о чём. Вы весело провели время с мажи!

И таким презрением дохнуло от этих слов, что меня бросило в жар.

— С кем я провожу время — не ваше дело! Кто вы такой? Шпионите за мной, врываетесь в дом, да ещё смеете в чём-то обвинять…

Он сделал шаг, и мой запал вмиг угас.

— Не подходите, или я закричу!

Сбежать вниз по тёмной лестнице, отомкнуть входную дверь…

В следующее мгновение он оказался рядом. Сердце жарким комком прыгнуло к горлу и застряло, враз отняв воздух и голос. Поздно кричать. В тёмных безднах его глаз плескалось жидкое пламя. Вот и всё? Я умру? Сейчас?

Он вцепился мне в руку, рывком выковырнул что-то из сжатых в кулак пальцев. Я и не помнила, что всё ещё держу в ладони подарок Дитмара…

Нет, уже не держу.

Мой незваный гость стоял на своём прежнем месте, покачивая брелок на пальце.

— Милый котик, — теперь его голос походил на рычание.

— Отдайте! — вскрикнула я.

Он пригляделся к звериной фигурке на цепочке, затем принюхался и, брезгливо скривив рот, отшвырнул брелок в сторону.

— Что мажи шепнул вам на ушко — какую-нибудь непристойность?

Так он и это видел.

— Не смейте, — выдохнула я, — говорить со мной в таком тоне!

И сжалась, чувствуя себя мышонком перед лисой.

Фалько задумался на миг, слегка кивнул.

— Пожалуй, вы правы. Всё это меня не касается. Но скажу ещё раз: будьте осторожны. Вы разве не чуете? В воздухе пахнет переменами, и эти перемены не к лучшему.

Вроде бы я смотрела на него не отрываясь: он лишь чуть двинулся с места… В лицо плеснуло ветром, хлопнула створка, взлетел и опал лёгкий занавес.

Я осталась одна.

Сейчас же кинулась к балконной двери и трясущимися руками задвинула шпингалет.

Глава 4. "Гиацинтовые холмы"

"Здравствуйте, мои дорогие! Вчера я опять ходила на "Королеву орхидей". У новой примы чудесный голос, а режиссёр придумал занятный трюк с полётом…" Было хорошо писать на кухонном подоконнике, чувствуя солнце на лице и глядя, как зеленеет на дворе юная травка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Дымчатый котёнок на цепочке лежал тут же, блестя опаловыми капельками глаз.