Генетик - Анатолий Маев

Но Николай Николаевич вопроса не услышал – уже бежал к выходу.

Макрицын поправил костюм, который надевал только на выступления, галстук, ненавидимый люто за то, что шея его не принимала, и попросил Лесю Ивановну продолжать.

– И еще вы с туфлями маленько ошиблись, – глядя Макрицыну в глаза, уточнила Куртизанченко. – Они не китайского производства, а итальянского.

Еврухерий задумался, посмотрел на женщину и сочувственно сказал:

– Фирмы «Храпукани Лимитед» никогда не существовало не только на Сицилии, но и во всем мире. Туфли сделаны в Китае. Кстати, свой метраж они уже отходили. Не надевайте их больше, а сегодня ступайте осторожно. Спасибо! – попрощался с ней Еврухерий.

Дама спустилась со сцены. Почти дойдя до своего ряда, она неожиданно вскрикнула. Вслед за тем послышался характерный шум падающего тела, и Леся Ивановна оказалась на паркете. В полуметре от нее валялся каблук. Мужчины помогли ей подняться. К счастью, обошлось без переломов.

– Мы продолжаем, – сообщил Макрицын и попросил девочку постарше вынуть следующий шар.

Все происходило по тому же сценарию, что и в первом случае. Через минуту Еврухерий начал говорить:

– Женщина. Возраст объявлять не буду, длинные черные волосы, забранные в пучок, рост сто семьдесят сантиметров, вес пятьдесят пять килограммов, по профессии – преподаватель биологии в школе, заму…

– Все правильно, все правильно! – радостно подтвердила неожиданно вставшая с места в четвертом ряду зрительница.

– Я сказал «забраны в пучок», а не «с шиньоном из искусственных волос на макушке», – уточнил уставший от выкриков Макрицын.

Зал взорвался смехом, а взбешенная дама, обозвав Еврухерия хамом, направилась к выходу вместе с мужчиной, сидевшим с ней рядом. На ходу они грозились жаловаться во все газеты, на телевидение, и что совершенно необъяснимо, мужчина, ко всему прочему, пообещал накатать жалобу в Специализированное бетонно-заливочное управление № 7.

– Замужем. Из увлечений – настольный теннис и разведение фиалок. Приглашаю на сцену обладательницу билета на первое место в двадцать первом ряду.

На сцену поднялась приятной внешности брюнетка.

– Забубенская Тамара Васильевна. Преподаватель биологии в средней школе номер…

– Номер не надо, – перебил Макрицын.

– Мне… – гостья слегка засмущалась, улыбаясь залу, – ближе к сорока…

Бальзак воспел тридцатилетнюю,

А я бы женщину под сорок:

Она блестит красою летнею,

Но взгляд уже осенне зорок… —

неожиданно для зрителей и самого себя продекламировал Макрицын строки из стихотворения поэта Ильи Сельвинского, с творчеством которого знаком не был, так как сочинения его никогда не читал.

– Я действительно увлекаюсь разведением фиалок и орхидей, играю в настольный теннис. У меня есть муж и дочь. Муж занимается наукой в одном из институтов, дочь – ученица восьмого класса.

– Спасибо большое! Желаю вам успехов в работе и семейной жизни, – попрощался с дамой Еврухерий.

А тем временем третий ребенок, мальчик, проявив инициативу, уже вынимал шар. На этот раз ясновидящий не потратил обычной минуты, а сразу же обратился к девушке, сидевшей в девятнадцатом ряду на девятом месте:

– Для вас я хочу сделать исключение и информацию озвучивать не буду, но вы обязательно подойдите ко мне после сеанса.

Публика с любопытством рассматривала девушку, которая испытывала некий дискомфорт от такого внимания.

Последняя из девочек сделала все быстро. Затем кинула шар Еврухерию, и тот поймал его одной рукой, а затем, как обычно, отвернулся. После минутной паузы, стоя спиной к зрителям, произнес:

– Следующему зрителю вряд ли придется по душе увиденная мною интимного плана информация. Поэтому не желающих рисковать прошу покинуть зал.

Шестнадцать человек, все – женщины возраста от двадцати трех до сорока – направились к выходу.

– Герой, о котором пойдет речь, руки не поднял, – заявил между тем Еврухерий, стоя спиной к публике. – Мужественный поступок! Прошу поаплодировать господину тридцати восьми лет.

Аплодисменты не раздались. Вместо этого внезапно сначала приглушились, а потом и вовсе исчезли звуки, постоянно присутствовавшие в зале, и гробовая тишина вошла во власть. Она была густая и всеобъемлющая, заполнила все уголки и щели, обволокла двери и стекла окон, смазала скрипевшие от старости суставы откидных кресел и тяжело сверху навалилась на Еврухерия, путая его в пространстве и времени. Затем словно чья-то недобрая рука медленно, но упорно стала двигать к нулю рычаг реостата, оставляя все меньше и меньше света. Из ярко-желтого, почти белого, он плавно и быстро перетек в желтый, затем в желто-синий, после чего стал серым и ослабел до свечного.

– Его рост сто семьдесят девять сантиметров, – продолжил говорить Еврухерий, – вес восемьдесят три килограмма, и он сейчас на диете. Сбросил за три недели тринадцать килограммов. Женат, но не очень любит жену, которая на восемь лет старше и не может иметь детей. Вернее сказать, вообще не любит. Он крупный спекулянт на Лондонской бирже, является владельцем собственного самолета и поля для гольфа. Пятый ряд, восьмое место, пожалуйста!

Еврухерий повернулся лицом к публике и увидел, что зал… пуст. Лишь один-единственный гражданин, именно с объявленного места, смотрел на него пристально и не моргая. И вот он, все так же глядя пристально и не моргая, абсолютно не выражая никаких эмоций, поднялся со своего кресла и направился к сцене. Макрицын встретил героя у края, когда тот преодолевал последнюю из четырех ступенек деревянной лестницы без перил. С виду нормальный человек, но одет в высшей степени необычно: поверх яркой синей майки с ячейкой полтора на полтора сантиметра свободно сидел слегка помятый льняной пиджак без пуговиц и воротника при одном накладном нагрудном кармане. Цвет его, определявшийся как желтый, резко контрастировал с короткими расклешенными красными шортами без ремня, но с огромной пуговицей на поясе посередине. Обувь была представлена шевровой кожи (по виду) очень мягкими гусарскими сапогами со вделанными в каблук шпорами.

Удивленно разглядывая одеяние гражданина, в какую-то секунду Еврухерий вновь увидел зал, заполненный зрителями, и вновь попросил присутствующих поаплодировать. Но едва закончив фразу, к полному своему недоумению, обнаружил, что зал пуст, и лишь тот самый человек, который только что поднялся на сцену, в то же самое время сидит там же, где и сидел, и все так же продолжает смотреть на него. Еврухерию стало не по себе. Его пошатнуло, но усилием воли ясновидящий взял себя в руки и произнес:

– Я не буду называть вашу фамилию, Семен Моисеевич.

– Мне без разницы, я не в розыске, – хладнокровно ответил гражданин.

– Похвально, похвально! Неужели вы разрешите мне объявить вашу национальность? – спросил Еврухерий.

– А почему я должен не разрешить? – вопросом на вопрос отреагировал удивленно странный мужчина. – Все равно не угадаете: я представитель нетрадиционной национальности.

Макрицын резко исподлобья метнул взгляд на самоуверенного гражданина и тоном, не терпящим возражений, объявил:

– Вы – еврей.

Человек рассмеялся и стал прохаживаться туда-сюда по сцене.

– Нет, – уверенно заговорил он после секундной паузы, – я – космополит. Но если вы, достопочтенный, действительно желаете знать мою национальность, то, смею вас уверить, никакого секрета это не составляет и разглашением государственной тайны не является. Я – полуфранцуз-полуеврей. Сын Жозефины Пантен и Моисея Марковича Гринберга. У меня двойное гражданство, да будет вам известно. Пожалуйста, вот мой русский паспорт. Извольте взглянуть…

Мужчина протянул паспорт в коричневой, далеко не новой коже. Еврухерий открыл вторую страницу и убедился в справедливости утверждений его гостя: фамилия, имя, отчество, национальность – все совпадало: «полуфранцуз-полуеврей», так и было написано в документе.

«Не может быть!» – подумал Макрицын, но было именно так. Две фотографии, вклеенные в срок, подтверждались соответствующим штампом. Обладатель паспорта, стоявший перед Еврухерием, сильно отличался внешностью от того, который был на фотографии в двадцать пять лет, но это был он.

Вернув документ, Еврухерий обратился к гостю:

– А почему вы, «полуфранцуз-полуеврей», имеете русский паспорт?

– Потому, – негромко стал объяснять мужчина, – что никто меня гражданства не лишал. К вашему сведению, я не только русский имею, но, как вы, вероятно, догадываетесь, и французский. Кстати, и с Земли обетованной тоже. Там сейчас мои родители проживают, да будет вам известно.

– Но вы только что сказали, что у вас два гражданства, а получается три.

– Да какая разница, два или три… Важно другое: одно или несколько. Вам все паспорта показать или на слово поверите?

– Вы верующий? – поменял тему Макрицын.