Сага о Бьёрне из Карнаполя - Александр Сельянов

Недовольные Сванунги ушли. Пока Бьёрн и Альтгейр шли в лагерь скьёльдингов, Альтгейр начал разговор с Бьёрном.

— Теперь нам точно стоит идти к ним с отрядом и с оружием, — сказал Альтгейр.

— Ну, думаю, ты прав, — сказал Бьёрн, — но сделаю я по-своему.

Пришли Бьёрн и Альтгейр с отрядом в деревню. Солдатам приказано было сидеть в засаде и ждать команду. Отдал Бьёрн полные виры, но снова набросились крысы Сванунгов на воителя даже без каких-либо обвинений. Бьёрн, пока они ещё не добежали, сказал так:

«Сумы денег вам я принёс,

Но не купить ума вам,

А убитым его не хватало явно.

Думайте, недруги, зачем же вы встали,

Я ведь дать могу вам и стали».

Потом он дал команду. И снова деревенские из Сванунгов убиты. Люди вышли из хат и начался плач по убитым. Людей из Сванунгов осталось мало, но всё же, снова пришли они на суд. Только теперь Сигвальд отправил стороны конфликта в столичный город нортлингов — в город Кистборг, в котором правил конунг Вигейр.

И вот, начался суд. Здесь стоит отметить, что Вигейр жестоким вырос от особого воспитания. Однажды, когда подходил срок правления Вигейру и его братьям, дал им отец в качестве испытания отару из двадцати овец на зиму. Старший брат Вигейра не стал церемониться со стадом. Он сразу продал его подороже, а оставшееся время на вырученные деньги кутил в нортлингских городах. Средний же брат первый месяц содержал овец, но потом они ему так надоели, что он эту отару разогнал. Сам Вигейр же работал как проклятый: он поздно ложился спать и очень рано вставал. Всегда он следил за овцами и только две овцы из его стада издохли от болезни, а остальные восемнадцать дожили до конца зимы, и не убежали они, и не были съедены волками. Пригласил тогда конунг своих трёх сыновей, и рассказали они ему, как они провели зиму с овечьей отарой. Тогда приказал им троим старый король склониться пред ним. Занёс он свою секиру над старшим братом Вигейра и отсёк ему голову. Занёс он тогда свою секиру над средним братом Вигейра, и ему тоже отсёк голову. Потом он подошёл к Вигейру, протянул ему секиру, всю в крови его братьев, и сказал так: «Срок мой, Вигейр, подходит к концу. Теперь ты сможешь править спокойно, большую часть грязи за тебя я уже сделал». Говорили про отца Вигейра, которого звали Кнуддом, что этот самый Кнудд вовсе сумасшедший и жадный до крови человек. Но всё же, каким жестоким Вигейр ни был, всё равно к закону относился он почтительно, и сам законы своей страны знал наизусть. Выслушав обе стороны, Вигейр начал свою речь.

— И что вы хотите, если ваши люди сами набросились на них? — сказал Вигейр.

— Он — колдун, он очаровал людей своими песнями, и они набросились на него! — крикнули оставшиеся сванунги.

К слову, скальдов и певцов средь нортлингов считали колдунами. Их уважали, но вместе с тем и боялись. Тогда Вигейр спросил.

— А правда ли, что ты, Бьёрн, околдовал их своими речами?

— Да, было такое, но сделал я это только потехи ради, — сказал Бьёрн.

— Тогда не хватит тебе вир, чтобы выплатить всех убитых, а по закону тебе тогда остаётся только казнь, — сказал Вигейр и начал вести свою речь, — Бьёрн почти полностью скосил благородный род Сванунгов, а посему, за такое преступление пред законом, полагается ему смертная казнь. Стража, отведите его в темницу!

Оставшиеся сванунги ликовали, ведь исполнилось то, о чём они так яро мечтали в последнее время. Однако было всё далеко не так просто, ведь Бьёрн подготовил свою речь, помня об обычае нортлингов давать право слова каждому преступнику перед казнью. Когда на следующий день стоял он на эшафоте, сванунги просили Вигейра не давать Бьёрну права последнего слова, оправдывая свою просьбу тем, что нортлингский король будет очарован колдовством, но тот сказал, что не побоится колдовства и нападок богов и что соблюдать старые обычаи — его обязанность. Бьёрн услышал это, осмотрел всех в зале присутствующих, и сказал так:

«Фьордов холодных правитель,

Царь океанов снежных дубов,

Ты полон чести, отваги,

Склони же, конунг, сотни

Жадных до слухов верных голов.

Внемлите вы о предтече битвы грядущей,

Что я принёс в дар от богов.

Убийцами станут бритвы мечей,

Жадных до крови разверзнутых ртов.

Сюда к вам придут рыбы лесные,

Что с мечами бегут озорные.

В славе смерть лишь окажется,

А смерть — в снега море,

Не каждый тогда уж отважится

Пойти на великое горе.

Выйдут боги тогда, помыслят.

Увидят они лишь сотни болванов,

А поразмыслив, боги увидят

Лишь сотни курганов».

Все стояли молча и в оцепенении. Вигейр подумал, что нет смысла его убивать, ведь бориец сделал такое полезное предсказание. Да и эти слова тронули гордость короля. Тогда конунг сказал так:

— На наших землях много ты натворил проблем, и не хочу я тебя здесь видеть. Выметайся с наших земель, пока я добрый, — суровым голосом сказал Вигейр, — и не пользуйся моей добротой.

Сванунги, которые остались в деревне, были крайне опечалены таким известием, и кричали, что Бьëрн так зашифровал заклинания и проклятия, и что они видели, что стены в его камере были исчерчены углем какими-то странными словами. Тогда крикнул сванунгам Вигейр, как он сам сказал, «чтоб они, подлые и наглые крысы, кормившиеся всегда за чужой счёт, закрыли свои рты, иначе оставшихся он казнит лично доставшейся от отца секирой».

Глава III

Снова Бьёрн был изгнан, и думал он теперь, что же делать дальше. Альтгейр, как человек, который во многих странах бывал, сказал Бьёрну, что можно попытать удачу на турнире в какой-нибудь стране, ведь Бьёрн — человек великой силы. Выбор друзей пал на Северную Империю, на город Урбан, в котором в те дни шли празднества по поводу годовщины основания города. По легендам, Империю Альтландии основали два брата — Рив и Равел. Из-за постоянных споров о расположении города, а по легенде из-за того, что Рив оскорбил Равела, переступив черту, на которой планировалось построить стену, и сказал: "Это не будущий город и столица города, это деревня!" Равел затаил жуткую обиду и убил своего брата, и назвал город Ровелом в честь себя. Когда-то там правили цари. Их было семь, считая самого Равела, однако кроме самого первого царя все оставшиеся шесть вели такую деспотичную политику,