Штурмовики над Карпатами - Михаил Романов

Однажды ранним утром нас, человек десять командиров-летчиков, посадили в грузовую автомашину и повезли к танкистам. Ехали долго, около пяти часов. Добрались до них примерно в полдень. Танковая часть 10-го гвардейского корпуса 4-й танковой армии располагалась на опушке леса около деревни Сороки. Тридцатьчетверки стояли под деревьями в капонирах на расстоянии 30-50 метров друг от друга.

Танкисты встретили нас радушно, пригласили отпробовать обед из котлов своей полевой кухни, рассказали много интересных боевых эпизодов из недавно минувших сражений, в которых нам довелось совместно громить врага. Беседа получилась довольно любопытной и эмоциональной, так как мы, дополняя друг друга, рассказывали об одних и тех же событиях, но виденных под разным углом зрения: танкистами с земли, нами — с высоты полета. Разговор о взаимодействии между танкистами и летчиками-штурмовиками закончился соглашением о том, что танкистам необходимо выразительнее обозначать линию соприкосновения с противником дымовыми шашками и ракетами, а также помогать по радио летчикам отыскивать замаскированного под местность врага и, по возможности, наводить самолеты на важные для наших войск цели. В тот же день, часов в семь вечера, мы выехали обратно в полк...

Утром 13 июля началась Львовско-Сандомирская наступательная операция. На следующий день мы тоже приняли в ней участие. Командир полка подполковник Сериков объявил боевой приказ. Через 30 минут раздалась команда "По самолетам!"

Поочередно вырулили на старт, заняли согласно приказу каждый свое место. Взлетали парами через короткие интервалы. Не прошло и трех минут, как весь полк в составе сорока пяти самолетов поднялся в воздух. Быстро и организованно все девять пятерок собрались на большом кругу над аэродромом и взяли курс на Тарнополь.

Честно говоря, я первый раз в жизни видел столько самолетов в одном строю. И меня это зрелище поразило своей грандиозностью. На высоте примерно 1100 метров торжественно, как на параде, шли все сорок пять крылатых машин, образовав из пятерок огромный четырехугольник шириной в 200 метров и длиной в два с половиной километра.

В первой пятерке вместе с командиром полка подполковником В.И. Сериковым летел и его заместитель по политчасти майор В.И. Рысаков. Ведущими других пятерок были флаг-штурман полка майор Н.Ф. Денежкин, майор В.К. Михайлов, капитаны А.А. Дахновский, И.И. Козловский, старшие лейтенанты В.Я. Мокин, К.П. Панченко, лейтенанты Г.Т. Левин и Е.П. Новиков. Мой "Ил" шел в пятерке Дахновского, которая летела в середине, строя.

Примерно через 15 минут полета по курсу под нами — точно в назначенное оперативное время — появился город Тарнополь — контрольный пункт пролета всей авиации фронта на львовском направлении. Летчики перевернули планшеты и перешли на детальную ориентировку. Еще минуты через три на большом зеленом лугу мы увидели огромную стрелу из белого полотнища, которая своим острием указывала направление прорыва линии обороны противника. Рядом со стрелой чадила дымовая шашка.

Развернувшись влево, наша крылатая армада встала на боевой курс. Линия фронта на земле, обозначенная пожарами, точно совпадала с красной и синей линиями, нанесенными на летной карте. Внизу, казалось, горело все, что только могло гореть. Дым и едкий, въедливый запах гари чувствовались даже в кабине самолета.

Наши штурмовики врезались в плотную стену заградительного огня немецкой зенитной артиллерии. Всюду — слева, справа, внизу, вверху вспыхивали красно-фиолетовые шары разрывов трассирующих снарядов. Но никто из летчиков не дрогнул, не покинул своего места в боевом строю.

Вот и цель — укрепленные оборонительные позиции немецкой артиллерии. Командир полка со своей пятеркой идет в атаку. За ним на цель пикирует еще одна пятерка, за ней — еще и еще... Вот и наша очередь... С ревом полетели вниз реактивные снаряды, застучали пушки, ударили пулеметы, на выводе из пикирования посыпались вниз бомбы. Минута-другая — и фашистские позиции превратились в сплошное огненное месиво...

В первые дни операции летчики нашего полка делали по 2-3 боевых вылета, причем продолжительность каждого составляла в среднем около полутора часов. Они наносили меткие бомбоштурмовые удары по обороняющемуся противнику, выводя из строя его артиллерию, танки, транспорт и живую силу. Однако и наши потери были немалые. Перед операцией в полку было 1,3 самолета на каждый штатный экипаж, а через несколько дней ожесточенных боев самолетов стало не хватать. Подбитые штурмовики падали на землю в районе цели или на значительном удалении от нее. Это зависело от степени повреждения самолета и тяжести ранения летчика. Раненый пилот иногда терял сознание, неуправляемый самолет падал на землю и разбивался. Экипаж погибал. Но большинство подбитых "Илов" все же дотягивали до аэродрома или садились в поле, на лугах, проселочных дорогах — где придется. В этих случаях летчики с воздушными стрелками возвращались домой на второй или на третий день — кто на попутной машине, кто на телеге, а кто и на лошади,

В те памятные июльские дни был подбит над целью штурмовик младшего лейтенанта Н. И. Огурцова.

— Ударили мы там крепко, — рассказывал он впоследствии, — Я был замыкающим. На моем самолете стояла фотоустановка для фиксирования на фотопленке результатов атаки всей группы. Только я приступил к выполнению этого спецзадания, установил самолет в горизонтальный полет, включил фотоаппарат, как вдруг удар... и, вижу, из мотора сильной струей бьет масло. Вот это подарочек! Прекрасно понимаю, что еще несколько минут — и все: масло вытечет, двигатель остановится... Принимаю решение идти на вынужденную. По внутреннему переговорному устройству приказываю воздушному стрелку Канунникову приготовить пулемет и личное оружие к бою. В это время масло перестает течь, а мотор, естественно, работать. Высота начинает катастрофически падать.

Когда до земли оставалось метров пятьдесят, я увидел, что впереди какой-то населенный пункт, стал отворачивать влево, но задел крылом за телеграфный столб... Очнулся, когда Канунников — лицо у него было все в крови — вытаскивал меня из кабины. Самолет оказался разбитым вдребезги.

К счастью, нам повезло, мы оказались на своей территории. К концу второго дня благополучно добрались до аэродрома.

Меня, увы, тоже не миновало такое испытание. Это произошло 15 июля в районе Плугува. После атаки цели и выхода из пикирования мой самолет получил серьезное повреждение — в него попало около десятка зенитных снарядов. Один из них пробил переднее боковое бронестекло кабины, в двух сантиметрах просвистел над моей головой и ушел навылет через верхнюю часть фонаря. Брызнули осколки разбитого бронестекла, и сразу же кровь залила лицо и гимнастерку. Другими снарядами были повреждены центроплан, системы пилотажных приборов, в том числе высотомера и указателя скорости полета. Ситуация складывалась критическая. Оставалось одно — вести самолет по интуиции, на ощупь.

Разумеется, продолжать следовать за своей группой я не мог. Убедившись, что самолет еще держится, принял решение тянуть до ближайшего аэродрома. Минут через пятнадцать попался аэродром Турголице, где я с большим трудом сел. Там оказалась полевая авиаремонтная мастерская, которой я сдал свой разбитый штурмовик, а осколки стекла мне вытащили из лица военные медики прямо на летном поле. В этот же день за мной прилетел на По-2 старший лейтенант М.Е. Пущин, который и переправил меня на аэродром Ольховцы, Здесь узнал от товарищей, что над целью огнем вражеских зениток был сбит командир нашей 2-й авиаэскадрильи старший лейтенант В.Я. Мокин.

...В тот день штурмовики 565-го авиаполка наносили бомбоштурмовой удар западнее Тарнополя, где осуществлялся прорыв обороны противника нашими войсками. Точно в заданное время — в 13 часов — штурмовики вышли к цели, и первая группа из 12 самолетов начала атаку гитлеровских позиции. Старший лейтенант Мокин вел вторую группу "Илов". Штурмовик комэска первым перешел в пикирование, и здесь его настиг снаряд вражеской зенитки. Взрывом оторвало хвостовое оперение самолета, он потерял управление и через несколько секунд на огромной скорости врезался в землю.

Конечно, потери среди летчиков в полку были и до Мокина, и после него, но гибель Владимира Яковлевича все восприняли очень остро, как самую тяжелую утрату. Мокин был талантливым, прекрасно подготовленным пилотом. Ему приходилось летать на Ил-2 в сложных метеорологических условиях, садиться ночью при кострах. Будучи учеником и последователем М.И. Безуха, он постоянно работал над совершенствованием тактических приемов боевого применения штурмовиков. Его командирская требовательность сочеталась с заботой о подчиненных. Он был отзывчивым, душевным человеком, чутким товарищем, настоящим любимцем полка. До сих пор как самую дорогую реликвию храню я в своем фронтовом альбоме фотографию нашего комэска.