Услады короля (СИ) - Беттанкур Пьер

Осознавая лежащую на ней ответственность, матушка не преминула по посещении монастырского врача объяснить своим дщерям, что мужской поцелуй необходим для их здоровья, и без дальнейших объяснений предписала им короля как некую мазь — которая оказывает превосходное действие и от которой они расцветают, о чем не догадываются другие сестры, каковые имеют все шансы исчахнуть в оболочке духовности, слишком суровой для естественного цвета их кожи. «Если соль морей исчезнет...» — гласит Писание.

Столичные красотки как раз такого мнения. Одна из них решилась поступить в послушницы и вот уже пять месяцев ждет знаменитого свидания, которое... которым наконец могла бы оправдать свою жертву.

И вот в один прекрасный день ее наконец зовут. Мать-настоятельница, которой не понадобилось много времени, чтобы раскусить намерения дамочки, вводит ее в ванную комнату, где ей дозволяется омыть королевский дрын. Затем говорит:

— Отлично, дочь моя. Вы свободны.

«АВТОМОБИЛЬ — совсем как женщина, — говорит король, — лучше всего, если у тебя есть шофер». У всех его любовниц есть официальные мужья, которые о них заботятся, содержат, обеспечивают семейный очаг, насыщенную любовную жизнь, присовокупляя возможность иметь детей.

«С замужней женщиной, — говорит король, — всегда есть о чем поговорить, она разбирается в жизни, у нее свои невзгоды, свои радости, она отлично понимает, что коли я велю ей прийти, то отнюдь не ради прекрасных глаз».

«Но прекрасными они пусть всё же будут, — говорит он. — Пусть придают дамам вид святых и недотрог, чтобы мне вдруг показалось, будто даже и над матерью я вершу святотатство, насилие, преступление против нравственности, почти убийство».

И он ждет, он чувствует, как тает на его сентиментальном языке тот кусок сахара, который он просунул в инстинктивный рот своей партнерши, он тонет от счастья в расходящихся от прекрасных глаз кругах. В один прекрасный день он оттуда не вынырнет. Его захотят привести в себя, но приводить будет некого.

«РАСПНИТЕ! распните его!» — вопит народ под окнами королевского дворца. Двери распахиваются, и выходит королева в горностаевой мантии, дабы выдать им короля, полуголого, под бременем цепей и уже окровавленного.

Его тащат на гору, где крепят ко кресту, вставляя гвозди в отверстия, проделанные в его запястьях и лодыжках еще в самом нежном детстве, как в ушах — для сережек, ради как раз этого церемониала. И вздымают в вечерний воздух, в котором с помпой садится солнце.

Мало-помалу народ успокаивается и расходится, королю отплатили, король мертв: он не наживется более на народной нищете, не обрюхатит наших дочерей, не угробит на полях сражений наших сыновей, короче, ничего больше не случится. При этой мысли их охватывает дрожь: они таки УБИЛИ короля.

Когда назавтра сия весть разносится подобно барабанному бою, король с большой пышностью прогуливается по городу, всем дозволено целовать ему ноги: король воскрес, еще один раз, еще одна попытка!

ПО КОРОЛЕВСКОМУ указу всех покойников предают земле стоя, голова вровень с поверхностью, волосы по ветру. На могилу не приносят цветов, как в Европе, а приходят с лосьонами и благоговейно натирают волосатую кожу усопшего.

Если волосы продолжают расти, значит он нами доволен, значит всё идет хорошо. Если седеют, — его слишком терзают заботы, тогда их красят. Остальное кладбище будто вымощено плиткой, это лысые. (На сезон дождей их прикрывают стеклянными колпаками, точно дыни. Кто победнее, нахлобучивает старые шляпы, отсюда впечатление «увязших гуляющих», которое производят наши кладбища.)

СЛЕПЦЫ из Гонессы не видят, что делают, но это их не останавливает. Всегда при деле, всегда, с молотком или гвоздем в руке, возводят слишком тесные дома, в которых им не улечься, настилают крышу на погреб, когда подоспевает другая бригада, пристраивает сбоку к крову прямоугольный этаж и обосновывается там со всем своим выводком. При этом им, слепым по мужской линии, заносят заразу зрячие, которым только дай соблазнить их жен, откуда и появляются на свет выблядки, готовые напропалую кичиться своим положением, покуда их спешно не образумят, выколов глаза.

Гонесса находится на берегу моря. Король как-то раз спустил у них на воду корабль, и тот сразу же пошел ко дну. Но слепцы в восторге, они верят, что корабль отплыл, размахивают руками, танцуют, вопят, хлопают по плечу короля — то был его шофер, — обращаясь к нему: «корешок».

В добром дне пути от Гонессы, если отправиться на юг, находится Нумена, город будущего на озере Лабон. В нем проживают женщины — за исключением десятка выкрашенных в красное домов, по одному на квартал, в которых, по одному на дом, прозябают привязанные за лодыжку представители сильного пола.

Мамаши приводят к такому своих дочерей и поддаются, пользуясь случаем, легкому шантажу, наперебой его ублажают, так что он катается как сыр в масле. Тщетные потуги, ему не удовлетворить всех налево и направо, так что им, чтобы сподобиться свидания, приходится записываться за много месяцев.

В этом городе напрочь исчезла религия. Все заботы подмяла под себя потребность в мужчине. Можно сказать, только она у женщин и осталась.

Чтобы помочь с ней справиться, пришлось где повыше, где пониже — приклепать к стенам общественных зданий елдаки из шершавого каучука, к ним, согретым восходящим солнцем, между походами за покупками подходят притереться прохожанки. Таинство любви, стыдливость, невинность, мечты — химеры, вздор, спекуляции минувших веков. Задираешь подол и тешишь себя прилюдно, обсуждая цены на масло или колбасу.

«Город будущего,—говорит король, ибо недалек час, когда мужчины исчезнут с лица земли когда мир будет оставлен женщине, когда ползучий сорняк человечества сползет в клоаку, вновь падет в ту муть, из которой мы все вышли».

Чужестранцы, однако же, насмехаются над его заявлениями и упоминают Нумену как одно из самых ярких проявлений королевского самодурства.

КАЖДЫЙ год король присуждает приз «голой сосунье». Недостаточно быть красивой, надо еще и проявить умение.

Он пробует их всех по очереди, как вина, не спеша сравнивая возможности, мысленно анализирует, возвращаясь к той или иной; та, пожалуй, выказала в своей игре больше тонкости, играла чреслами более томно и подпускала во взгляд экстаз великих предвестий. И он опускается на нее, как солнце опускается в море, под аплодисменты обезумевшей толпы, каковая под всеобщие обжимансы хотя бы на сей раз поддается заразительности примера.

КАЖДЫЙ год 2 февраля имеет место День Пуговицы. Взгромоздясь у себя в Тронном зале на трон, король день-деньской пришивает пуговицы. Некоторые женщины месяцами трудились над рубашкой или кружевными панталонами ради удовольствия лицезреть, как король пришьет окончательную, единственную, ту, в ведении которой будет для них расстегивание сей одежки, королевскую пуговицу. Другие заставляют пришить ее на почетное место, где само собой будет ясно: это пуговица короля. Но случается и так, что какой-то конюх протягивает ему задрипанные портки, прохудившиеся там, где недостает пуговицы: на ширинке.

Каждый год 1 мая имеет место так называемый «День Холодных Невест»: все женщины, не познавшие в супружеском общении экстаза, одна за другой проходят перед королем, тот возлагает на них руки, омывает ноги и отпускает исцеленными.

КОРОЛЬ: «Королева просто-напросто поклоняется моему члену. Когда мне случается о нем не думать, она заставляет вынуть его и дрочит, чтобы показать своим подругам.

Потом обмазывает медом или малиновым вареньем и предлагает отведать.

Я стараюсь сохранить достойный, безразличный вид. Раскрываю „Фигаро", читаю очерк Франсуа Мориака: какой стиль, какая возвышенность мысли, какая догматическая утонченность! Каким счастливым чувствуешь себя, что умеешь читать, что причастен к колоссальному миру духа.