Повести и рассказы - Яков Петрович Бутков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако и в критике прогрессивной о Буткове встречались суждения отрицательные. В. Майков, в общем одобряя «Петербургские вершины», утверждал вместе с тем, что Буткову не хватает «мыслительного элемента», с чем не согласился Белинский[7]. По мнению Майкова, Буткову недоставало двух важных условий — «верного сознания своих сил и богатого внешнего содержания для ума, материалов для выработки идей — одним словом, науки, которую нельзя заменить наблюдательностью…» П. Анненков относил Буткова к направлению, которое основывается на ложной сентиментальности, псевдо-реализме, смещении фантастического с анализом «бесконечно малых»[8].
Для того чтобы разобраться в этих оценках и представить действительное место Буткова в литературном движении этого времени, необходимо обратиться хотя бы к краткой характеристике направления, к которому он примыкал, и к судьбе его главной темы.
Плеяда писателей-реалистов, выступивших в 40-х годах, сделала «анатомическое» изучение жизни, проникновение в ее тайники, основой своего творчества. Белинский именовал этих писателей представителями «новой школы», объединенной, при всех идейных и художественных различиях, общими принципами. Эту школу он именовал также «натуральной», термином, который употреблялся тогда им в демонстративно-полемическом плане, как бы в противовес реакционной критике, третировавшей «натуральность» (то есть реалистичность). Знаменем новой школы было творчество Гоголя, которое «смело вторглось во все стороны действительности, вызвало наружу все, что ежеминутно пред очами и чего не зрят равнодушные очи, всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь…»[9]
Среди достоинств новой школы Белинский подчеркивал ее массовость. По сравнению с пушкинским периодом, когда круг писателей был узким, литературное движение 40-х годов отличается значительной широтой. На страницах лучших русских журналов рядом с Герценом и Некрасовым, Гончаровым и Островским, Тургеневым и Щедриным выступали многие писатели, которые по силе своего дарования, конечно, не могут быть сравнимы с корифеями русского реализма, но которые в той или иной степени следовали гоголевскому направлению. Белинский с большим вниманием следил за их творчеством, с одобрением отмечал их успехи, отстаивал от нападок реакционной критики, поносившей их за принадлежность к «новой школе». Среди этих писателей были имена, известные в истории литературы, такие, как Д. В. Григорович, И. И. Панаев, Е. П. Гребенка, В. А. Соллогуб, или менее известные, как Я. П. Бутков. Показательно, что в произведениях этих писателей встречаются не только мотивы, но и герои гоголевских произведений, часто поставленные в новые ситуации и тем самым проявившие по-новому те или иные особенности своего характера. Новая, «натуральная» школа выступила как организованное литературное направление со своими сборниками, журналами, творческими манифестами.
Сборник Буткова «Петербургские вершины» с открывающим его своеобразным манифестом появился в том же 1845 году, когда вышел и программный сборник статей и очерков «Физиология Петербурга»[10]. Во вступительной статье к первой части сборника Белинский от имени всех авторов указывал, что вниманию читателя предлагается «опыт характеристики Петербурга, несколько очерков его внутренних особенностей… Читатели найдут, может быть, в некоторых, если не во всех, из наших очерков петербургской жизни более или менее меткую наблюдательность и более или менее верный взгляд на предмет, который взялись они изображать»[11]. Некрасов же в статье, напечатанной анонимно в «Литературной газете» (1845, № 13), писал, что цель «Физиологии Петербурга» заключается в том, чтобы «раскрыть все тайны нашей общественной жизни, все пружины радостных и печальных сцен нашего домашнего быта, все источники наших уличных явлений; ход и направление нашего гражданского и нравственного образования; характер и методу наших наслаждений; типические свойства всех разрядов нашего народонаселения и, наконец, все особенности Петербурга… Добро пожаловать, книга умная, предпринятая с умною и полезною целью! Ты возложила на себя обязанность трудную, щекотливую, даже в некотором отношении опасную… Ты должна открывать тайны, подсмотренные в замочную скважину, подмеченные из-за угла, схваченные врасплох; на то ты и физиология, то есть история внутренней нашей жизни, глубокой и темной, прикрытой мишурой и блестками, замаскированной роскошными фасадами, вкусными обедами, наружной чистотой и блеском, отражающими и переломляющими луч истины, который нахально хочет проникнуть в ее тайную внутренность!..» Некрасов отмечал, что сборник имеет «достоинство правды, весьма важное и даже главное в сочинении такого рода». Прокламированное в сборнике «Физиология Петербурга» направление было теоретически обосновано Белинским. В обзоре русской литературы за 1845 год он подчеркнул, что новая школа в качестве одной из своих задач ставит обращение к так называемой «толпе», избрание ее своим героем, глубокое ее изучение. Та же линия была продолжена «Петербургским сборником», вышедшим в 1846 году и содержавшим произведения Достоевского («Бедные люди»), Герцена, Тургенева, Панаева, Некрасова и других.
Основная устремленность произведений Буткова, его герои и образы полностью находятся в русле принципов «натуральной школы». Именно потому нападки на писателей этой школы, которые шли из «Северной пчелы», «Маяка» и других, такого рода изданий были однотипны с теми, которые адресовались Буткову, — обвинения в пристрастив к «толпе», «сальности», «грубости», «грязи» и т. п. Не устраивала реакционных критиков и трезвая правда, с которой писатели «натуральной школы», и в том числе Бутков, изображают социальные низы. В рецензии на вторую книгу «Петербургских вершин» критик «Северной пчелы» Л. Брант, утверждая, что Бутков, «очевидно, покушается сблизиться с мнимо-„натуральною школою“, требовал искать „на чердаках бедности трогательной, благородной“: тем самым критик выступал против трезвого реалистического взгляда на положение и судьбы „маленьких людей“».
Своеобразие Буткова, как мы видели, заключается в том, что он не только сочувствовал своим героям — бедным чиновникам, обитателям «петербургских вершин» и подвалов, но и критически оценивал их приниженность, смиренность и особенно ситуации, когда «маленький человек» перерождался в хищника, эксплуататора своего же брата. Именно этими своими чертами Бутков занимает хотя и скромное, но свое собственное место в «натуральной школе». Конечно, влияние Гоголя на Буткова было очень сильным, часто оно сказывалось в прямом подражании. И все же при всей несоизмеримости таланта Буткова с гением Гоголя, Бутков внес и кое-что новое в изображение бедного чиновника, по сравнению с гоголевской «Шинелью». У Буткова мы находим образы людей, которые, подобно Акакию Акакиевичу, никем не защищены, никому не дороги, никому не интересны. В произведениях Буткова звучат
