Изгнание Изяслава - Игорь Росоховатский

На берегу Катынки началась работа. Из лодей и стругов вытащили колы катки и колеса. Часть катков принесли с собой волочане. Старший купец дал волоцкому тиуну рукавицы, чтобы легче было перетаскивать струги и не случилось бы задержки. Тиун подал знак своим, те навалились на ручку ворота. Ворот заскрипел, стал наматывать длинную веревку, привязанную к носу большой лодьи. Когда судно почти уперлось в берег, три волочанина нырнули один за другим в воду и положили под нос лодьи катки. Это были лучшие умельцы в поселении. Миг промедления в таком деле грозил увечьем и смертью – не отдерни вовремя руку от катка, и по ней пройдет вся тяжесть груженого корабля.

Из воды медленно выползла на берег лодья, как речное чудовище. Под нее подложили новые катки и отвели подальше от реки. Когда все лодьи и струги стояли на катках, волочане разделились на три ватаги. Одни расчищали дорогу в лесу, другие подкладывали катки, третьи тянули суда за веревки.

Недалеко от озера Озерища на одном из привалов боярин Жарислав взял с собой несколько воинов, среди которых был и Изяслав-отрок, и повел их в дебри по ведомой лишь ему тропке. Вскоре их встретили воины с копьями и луками. На некоторых копьях наконечники были костяные, на иных – железные. Воины привели русичей в стойбище племени чудь, к большой юрте, покрытой звериными шкурами. Эта юрта принадлежала старейшине племени. И сам он, сыто улыбаясь, вышел встречать гостей, позвал боярина Жарислава в свою юрту. А воинов окружили охотники-чудины, повели угощать.

Трое дружинников остались в дозоре, среди них – Изяслав. Помня наказ князя, он словно бы зазевался у юрты, обошел ее несколько раз, отыскал удобное место и слегка раздвинул шкуры. Что делалось внутри, он не видел, но зато до него отчетливо долетали голоса:густой, тягучий – боярина Жарислава, скрипучий – старейшины. Изяслав не все понимал. Но старался запоминать и непонятное.

У отрока затекли ноги, заболела спина, урчало от голода в животе, а между тем старейшина и боярин что-то ели, пили. Дозорные менялись, а Изяслав нес свой голодный дозор бессменно. Зато он услышал то, что показалось ему важным. Старейшина внезапно охрипшим от волнения голосом проговорил:

– Мой нечто знает. Мой сказал твой, твой сказал Остромиру. Полота пойдет на Волхов[22]. Остромир оберегайся. Послан раз, два, три, четыре. – Он загнул пальцы. – И еще один воин в Новгород. Один носит на груди змея. Есть Остромир. Нет Остромир. Будешь в Новгороде, поклонись боярину Чудину. Родич мой. Теперь ступай. Мой не говорил – твой не слышал.

Жарислав понимающе кивнул. А сам подумал:"Правду молвишь – не слышал я, не слышал ничего, никаких слов для Остромира. А что слышал – забыл. Князю известно – память у меня слаба. Тоже нашли дурака – Остромира предупреждать. Посадника, что меня от князя оттеснил. Чем меньше таких, как он, тем нужнее князю я. Господи, прости мои прегрешения. Не о себе ведь забочусь, а о чадах ближних. Лучшего пастыря, чем я, для них не найти… Князь у нас, сам знаешь, нетверд и замыслом, и волей, бояре предатели, отроки хотят боярами стать, растут змеенышами… А уж ближние князя – всего хуже. Воевода Коснячко сети господину своему расставляет, княжич Святополк сам во властители метит, могилу отцу роет денно и нощно. Простая чадь лишь о брюхе своем печется, для нее – что бояре, что князь, что свой, что чужие – ничто, вроде ветра в поле:пролетит – и исчезнет…"

Недруги говорили о Жариславе многое. Одни – будто тайно служит он Всеславу, другие обвиняли его в сговоре с византийцами, третьи утверждали, что связан он с самим сатаной. И все они ошибались. Ибо с кем бы ни сговаривался боярин-резоимец, от кого бы ни принимал деньги, он прежде всего служил одному хозяину – самому себе.

…И вот перед воинами открылся славный Новгород. Бело-розовый, кое-где подсиненный тенями, с расписными крышами теремов, со строгими и четкими линиями многочисленных церквей и церквушек, с большой вечевой площадью на холме у реки. И с узкими улицами ремесленников, и с нищими домишками простой чади. Город купцов, водоходов и ремесленников, стоящий на великом водном пути "из варяг в греки". Не зря говорилось:Киев – мать, Новгород – отец. У его пристани причалены и варяжские корабли – дреки – с изображениями драконов на носу и на парусе, и длинные, на тридцать пять пар весел, боевые корабли викингов – лангскиры, и набойные лодьи смоленских купцов, и немецкие – шнеки – узкие, быстроходные.

Купцы сошли на пристань, воины поспешили вслед за боярином Жариславом на Ярославово дворище в теремной дворец посадника Остромира. Изяслав шел вместе со всеми по деревянным мостовым среди многолюдия и разноязычного гула. Время от времени он оглядывался на Селию, хотел сказать ей взглядом:не бойся, вызволю, будешь моей…

Стража пропустила их, как только боярин объявил свое имя и показал охранную грамоту князя. Мечник проводил их к посаднику. Изяслав ступал по коврам, которыми были сплошь устланы дворцовые переходы, снова вспоминал собственное убогое жилище…

Посадник Остромир, сын новгородского посадника Константина, внук новгородского посадника Добрыни, о котором сложены былины, праправнук знаменитого воеводы Свенельда, оказался высоким стариком с благообразной седой бородой. У его кресла стояли светловолосый мужчина в богатом одеянии и мальчик с коротким мечом на кожаной перевязи. Лицом оба были похожи на Остромира. Изяслав догадался, что это – сын и внук посадника:Вышата Остремиров и Ян Вышатич.

Боярин Жарислав выступил вперед, слегка согнулся в поклоне, подал грамоту, молвил:

– Господин наш, великий князь Изяслав Ярославич, передает тебе благословение свое и дары.

У Изяслава задрожали колени:значит, этому старику предназначена и Селия?

Остромир взял княжью грамоту, неторопливо, с достоинством развернул, прочел. На его лице не дрогнул ни один мускул, и нельзя было понять, какие вести содержались в грамоте, что они ему сулят. Задумчиво пропустил в кулаке бороду, затем вдруг встрепенулся и обратился к дружинникам:

– Мой внук Ян Вышатич проводит вас, угостит.

Изяслав вместе со всеми пошел за Яном. Тот указал киевским воинам светлицы, где они на время разместятся. Изяслав удивлялся сообразительности и умению повелевать, точности и краткости приказаний Яна. Отрок постарался задержаться в одном из переходов. Когда Ян увел последних троих воинов в светлицу, Изяслав устремился в обратный путь, к светлице Остромира. Он был уже у цели, когда навстречу попался челядин. Изяслав юркнул в боковой узкий переход, но при этом задел локтем заморскую амфору, стоящую на высокой подставке. За его спиной послышался негромкий удар и огорченный возглас челядина.

У Остромировой светлицы Изяслав огляделся – никого. До него доносились голоса посадника и боярина. Иногда раздавался еще один голос Вышаты. Он был погромче, позвончее. Вот снова заговорил Вышата, спросил боярина:

– Родич Чудина ничего не передавал?

– Ничего, – ответил Жарислав.

"Правду сказывал воевода – забывчив боярин, – подумал Изяслав. Вестимо, память намозолил, все перезабыл. А весть важная, может стоить Остромиру головы…"

И вдруг на него нашло озарение:вот как он заполучит Селию!

Отрок так обрадовался, так отдался своему воображению, уже видя желанное, что не расслышал шагов. Он повернул голову, почувствовав чей-то пристальный взгляд.

Посадник Остромир, выйдя из светлицы, удивленно смотрел на него.

Изяслав оцепенел, не мог сдвинуться с места. Он ожидал, что сейчас Остромир позовет слуг. Но посадник тихо сказал:

– Иди за мной.

Остромир привел отрока в небольшую овальную комнату, заглянул в глаза, спросил:

– Кто ты?

– Зовут меня Изяславом. Князь одарил именем.

– За что?

– На ловах живот[23] ему сберег.

Посадник понимающе посмотрел на отрока:

– Князь послал тебя сюда соглядатаем?

– Не соглядатаем. Боярин Жарислав стар, забывчив.

Взгляд посадника стал насмешливым, это обидело отрока. Он сказал запальчиво:

– И тебе забыл он передать важную весть из чудского племени.

Лицо посадника не изменило выражения, только искорки в глазах потухли.

– Говори.

Изяслав передал посаднику слова старейшины. Остромир, казалось, не придал этому значения. С невозмутимым видом достал из-за пояса мешочек с деньгами, подал отроку. Изяслав понял:плата за весть, которой посадник якобы не придал значения.

И тогда он решился. Не принимая денег, опустился на колени, проговорил:

– Не надо монет. Отдай мне рабыню Селию. Слюбились мы. Двух рабов верных будешь иметь…

Посадник оторопел, отступил на шаг. Но вот смысл просьбы дошел до него, он насупился:

– Та девка заморская сыну моему Вышате отдана. У него и проси. Вот уж где сатана не сможет, туда девку пошлет.