Конфетти - Максим Букреев

знать, что расстроен, что всё-таки положение его теперь открыто, но Ганя, так же взглядом показал, что был в курсе, и ничего необычно в этом не видит. Наконец к ним подошёл сам Граф К.

— Рад вас видеть — он раскланялся с генералом и генеральшей. — Не представляете, мы уже всё знаем, и это ужасно генерал, надеюсь с вами и впрямь всё хорошо.

— Как, — удивлению генерала теперь не было придела, — неужели и правда, так быстро разносятся слухи?

— Да, удивительно быстро, и — он подошёл, пожал руку Гане и по отечески обнял его — слухи о том что этот молодой человек спас вас героически, тоже долетели, хоть и с некоторым опозданием. — он усмехнулся.

— Ну что же, как раз этим я полностью удовлетворён, — заметил генерал, — если бы не Гаврила Фёдорович, быть может, мы бы не общались с вами так налегке.

За разговором они переместились в ту самую огромную залу, в которой теперь было множество разного народа. Тут Ганя заметил и некоторых своих знакомых, и знатных фамилий, упоминания о которых только в газетах и можно было увидеть. Всё сияло и пестрело. Были тут и военные, и гражданские, и дамы в своих всевозможных платьях, и даже юные совсем ещё леди и мальчики, с вежливым улыбками, снующими, в различных направлениях. Всё гудело и шумело, и когда вошёл Граф с генералом то все будто бы притихли на секунду, но тут гул поднялся опять да такой…

Много кто подходил в тот вечер к генералу, справлялся о его здоровье, и о чудесном спасении. Много кто поздравлял Ганю, и даже непонятно было ещё с чем, но наконец к нему порвался его столоначальник и радостно объявил, что ему пожалуют коллежского асессора "А то " — заговорщицки прошептал он "И того выше бери". Ганя рассмеялся и пожал руку столоначальника. Всё-таки было что то, невообразимо прекрасно быть героем на празднике. Скольких персон, значимых и не очень ему представили в этот день, сколько поздравлений и пожеланий ему сыпалось, а уж как на него смотрели некоторые дамы…. Когда Ганя вновь встретился с генералом у них состоялся небольшой разговор.

— Да уж и такое тут событие сделали из вашего спасения, уж извините за нескромность — засмеялся Ганя, но генерал поддержал.

— И не говорите. Но всё-таки я даже рад, что всё именно этим вышло, а не чем ещё…. Неприятным. — он похлопал Ганю по плечу. — Так ещё и кажется, вам это поможет по службе, не так ли?

— Однако же я думал, это всё произошло при вашем участии… — растерялся Ганя.

— Мне бы очень хотелось, чтобы так, но весь вечер до настоящего момента я был с вами, вы бы заметили или услышали.

— Тогда я решительно сбит с толку. Можно разве что предположить, что это слухи всего лишь, но мне об этом доложил мой непосредственный начальник, человек на слухи не падкий, а уж если и вы в курсе.

— Может и слухи, но, если у нас что-то эдакое в столице происходит, на него реакция всегда быстрая. А в этом случае не только быстрая, но и правильная, а.…

Он не успел закончить, ведь на него тут же с криком "Дядюшка", на кинулась молодая особа в прекрасном, абрикосового цвета платье. Ганя сначала глупо улыбался, потом хотел отойти, но внезапно осознал, что это Ольга. Та самая Ольга, которая всего несколько чалов назад, так гневно, и даже грубо с ним обращалась, теперь племянница генерала, так ещё и в самом что ни наесть весёлом расположении, висит у генерала на шее. Наконец, когда она вновь опустилась на паркет, поприветствовала генеральшу, и тут же прощебетала:

— Я уже наслышана, мне представляешь ли, сначала доложили просто, мол исчез, я было в обморок, но тут же прибегают и докладывают, что спасён, что даже к жандармам не обратился, а просто скрылся, и непонятно куда…

— Ну хоть ты не начинай — перебил её генерал. — Я об этом обо всем тоже наслышан, и совсем не желаю теперь вспоминать вновь. — при этих словах Ольга приутихла.

— Вот лучше познакомься, — продолжил он, — мой спаситель, Гаврила Фёдорович Куликов. — Ольга повернулась к нему, протянула руку и хихикнула.

— Титулярный Советник-с, Гаврила Фёдорович, вы ли это? — теперь была очередь Гани глянуть на генерала с улыбкой, но тот рассмеялся.

— Дааа, а знакомства у вас тут в Петербурге заводятся быстро. И всё-таки, Ольга, мы с Гаврилой Фёдоровичем договорились без званий, так что попрошу и тебя соблюдать нашу договорённость.

— Хорошо, хорошо, — она свернула Гане глазками и, развернувшись, убежала.

— Ну что за маленькое чудо — вымолвил генерал посмеиваясь. — Когда же вы уже успели познакомиться.

— Давеча — отвечал Ганя с улыбкой, вспоминая этот сладкий момент, — я заходил к Графу за бумагой, которую принужден был передать ей, а она приехала сюда же.

— Что за бумага, если это не служебная тайна?

— Наверняка нет, то бумага на поместье её отца в Ростове. Вернее, на казённое поместье, которое теперь они могу занять.

— Ах, да, наслышан. Ведь знаете — нарочито задумчиво начал генерал — её отец, и мой брат, тоже человек служивый, и хоть ещё не в том чине что и я, всё же всё возможности на то имеет. — Он улыбнулся Гане, у которого покраснели кончики ушей. Генерал улыбнулся ещё шире, погладил себя по бороде, а Ганя не знал теперь, куда ему деться.

Неожиданно к ним подошёл художник Графа, который взяв под руку Ганю, ловко попросил у генерала прощения и отвёл удивлённого таким обращением титулярного советника в сторону, в самую глубь толпы. Он пробирался, пританцовывая, и в своём красном, забавном костюме, выглядел совсем как персонаж, какой-нибудь английской или немецкой сказки. Наконец они выбрались на свободное место около лестницы, взбежали по ней, и пошли по коридору, который, по воспоминаниям Гани, вёл в мастерскую.

— Куда мы идём? — он всё же решил поинтересоваться. Художник что-то напевал и, кажется, совсем не собирался отвечать. Ганя усмехнулся. "Что за человек, вечно о своём". Всё же, Гане пришлось признать, что он ошибся, подозревая художника в тривиальности, мастерскую они быстро миновали, зашли в какое-то маленькое помещение, в котором Гане была вручена тёплая шуба, и он послушно в неё влез. Художник открыл дверь, будто бы выпихнул Ганю наружу, а сам скрылся внутри помещения.

— Подходи, не бойся. — послышалось о куда-то из-за спины Гани. Он осмотрел, медленно обернулся. Оказывается, Художник вывел его на небольшую оборудованную площадку на крыше дома. Было уже темно, и плохо видно, так что