Гендер и политика времени. Феминистская теория и современные дискуссии - Валери Брайсон

и настоящего, которые исходит из того, что политический выбор неизбежно историчен, обусловлен длительными историческими процессами и не может быть понят в изоляции от этого, и что неизбежно стабильность, так же как и изменение, требуют времени. Даже такие кажущиеся «неизменными сущности», включая индивидов, идентичности, институции и идеи, корректней рассматривать как «события, которые происходят», если «социальные системы существуют только как системы во времени и только с помощью времени» (Abbott, 2001, p. 256; Giddens, 1995, p. 17).

Маркс и Гидденс

Целесообразно начать наше исследование с Маркса, для которого время во многом было центральным компонентом мышления, и его исследования имеют непосредственную связь со всеми следующими теоретическими работами, посвященными времени и практической политике, связанной с ним. Маркс отрицал утверждения, что существующий социальный, экономический и политический порядок естественный и неизбежный, созданный безжалостными экономическими законами и что «человеческая природа» капиталистического общества — это отражение вечных сущностей. Напротив, Маркс считал, что для понимания мира, как он есть, мы должны исходить из того, что он не всегда был таким, как он есть, и что он будет другим в будущем; это означает, что его можно анализировать только как соединение процессов, которые как сделали его таким, как он есть, так и изменят его же. Необходимо это учитывать для разработки эффективной политической стратегии. Вот почему политические действия не могут просто отбросить «вес истории» и менять мир, как им заблагорассудится; эффективность любого политического действия неминуемо включена в контекст, в котором он происходит, так как: «Люди создают историю, но они не могут делать ее такой, какой им заблагорассудится; они ее творят в условиях, которые не выбирают, а которые им заданы и переданы прошлым» (Marx, 1968 [1851-52], p. 97).

В марксистской оригинальной теории эта идея была использована для того, чтобы доказать, что движущей силой истории есть не идеи, а развитие продуктивных сил общества. Это значит, что способ добычи людьми средств для поддержания их собственного существования, инструменты и технологии, используемые людьми, научное знание, которым они обладают, создают социальные структуры и классовые противоречия, когда экономически доминирующий класс контролирует в своих интересах политические институты, право и идеи. Другими словами, модель любого общества обусловлена его конкретными материальными условиями и поддержанием структур власти эксплуататорского класса. Тем не менее, Маркс писал, что такие условия производства никогда не бывают в статике, и в процессе своего развития они создают новые классы с новыми классовыми интересами, создающие в свою очередь, после периода классовой борьбы, новые формы социальной и политической организации. Это значит, что государства и системы верований должны быть поняты как продукты развития классовых обществ, отражающих конкретные классовые интересы и формации. Используя свой подход к анализу капиталистических классовых обществ, Маркс доказывал, что это создает условия для пролетарской революции, которая принесет бесклассовое, коммунистическое общество. С таких позиций, капитализм — это не только эксплуататорская и деспотическая система, это также прогрессивная стадия человеческой истории, создающая как материальные условия, необходимые для свободного и эгалитарного общества, так и класс, на который возложена эта миссия.

Эти идеи — достаточно сложные и противоречивые — одна из явных проблем для конкретных прогнозов на основе марксистской теории, и до сего дня среди исследователей марксизма не утихает дискуссия, насколько в его теории присутствует экономический и технологический детерминизм (см.: Blakeley and Bryson, 2005). Тем не менее, кажется возможным распутать эти проблемы на основе темпоральных принципов, и несколько ученых, различных политических ориентаций и интересов, эксплицитно развивали марксистские идеи или близкие к ним. Например, несмотря на то, что британский социолог Энтони Гидденс отвергает всякую телеологию и экономический детерминизм, понимание истории как классовой борьбы, он, тем не менее, эксплицитно опирается на марксистские идеи, на общество и его институты, утверждая, что их следует рассматривать как процесс, а не как застывший слепок; и что их можно понять только как продукт истории, определяющий условия для будущего. Как будет показано во второй и третьей главах, он также много перенимает из марксистского анализа времени как дефицитного ресурса и его овеществленной природы при капитализме.

Гидденс считает, что его собственная теория структурации «привносит темпоральность в центр социальной теории». Отказываясь от принятой классификации социальных теорий как диахронных (сфокусированных на процессах исторического развития и изменения) или синхронных (рассматривает мир, как он существует в теперешний момент), его цель — понимание, как социальные системы сохраняются в пространстве-времени и их предрасположенность к переменам: «Изучение структурации социальных систем — это изучение условий, управляющих их существованием, изменениями и распадом». Гидденса также интересуют пути генерации власти через структуры доминирования, и он приходит к мысли, что они не просто «существуют», но непрерывно воспроизводятся и модифицируются с помощью социальных практик. Такой подход отводит главную роль человеческой деятельности как повторяемым индивидуальным действиям, их аккумуляция — это социальные практики (а невозможность повторения таких действий приводит к их разрушению); с таких позиций действия должны пониматься как создающие социальные структуры, а не оппозиционные к ним. Наряду с этим, Гидденс считает, что социальные структуры сдерживают действия людей многими способами, он не верит, что действия людей предопределены. Это значит, что социальные практики и социальные структуры, поддерживающие их, — изменяемые; действительно, хотя они могут «растягиваться» на большие отрезки пространства-времени, «семена изменений присутствуют в каждом моменте существования социальных систем во времени и пространстве» (Giddens 1995, pp. 29, 27).

Подход «определенного пути»

Хотя теоретические предпосылки и источники весьма различны, неприятие Гидденсом статического понимания общества разделяют некоторые современные исследователи, использующие экономический концепт «определенного пути» («path dependence»). Известный экономист Дуглас Норт дает свою дефиницию «определенному пути» как «понятию, подходящему для описания огромного влияния прошлого на настоящее и будущее». Отказываясь от неолиберального допущения, что время ничего не значит и что экономические решения могут не принимать во внимание культурный контекст, Норт предположил, что изучение экономики — это изучение изменений, и эти перемены влекут за собой выбор, который, в свою очередь, формируется «идеями, идеологиями, мифами, догмами и предубеждениями», отражающими «кумулятивный опыт прошлых поколений, воплощенный в культуре» (North, 1994, pp. 364, 362). Анализируя пути, с помощью которых эта культура порождает позитивное самоусиление, и обратную связь для определенных решений и действий, он пишет, что мы можем увидеть, как определенные поведенческие модели стают частью общества, а не выбираются с чистого листа «рыночной рациональностью» (rational decision).

Эти идеи имеют явные последствия для принятия политических решений и результатов политики, они были использованы рядом политологов, наиболее полно Полом Пайерсоном в его книге «Политика во времени» (Pierson 2004;