Шальные деньги - Андрей Воронин

– Сбавь скорость, пусть нас обгонят. Мотоциклисты шли по три в ряд, пристроившись рядом с машинами. Клаус почти вплотную подъехал к джипу, высунул язык и показал Прохорову оттопыренный средний палец правой руки. Ребята тоже оттягивались по полной программе. Парень, везший девушку Клауса, на ходу откупорил банку с пивом, набрал полный рот и плюнул на ветровое стекло джипа с охраной.

– Да я сейчас этих уродов… – завозился охранник, сидевший за Прохоровым.

Он уже готов был вытащить пистолет. Николаю пришлось его остановить.

– Тебе нужны неприятности с полицией? Порезвятся и свалят.

Двое байкеров, улучив момент, вклинились между джипами. Их мотоциклы виляли, не давая машинам вновь сблизиться. Шофер попробовал обогнать их, но еще один мотоцикл перегородил джипу дорогу. Задний автомобиль стал отставать. Клаус показал Сиверову большой палец, мол, ребята дело сделают.

Прохоров увидел в зеркальце заднего вида, что задний джип остановился. Байкеры окончательно загородили ему дорогу.

– Остановиться? – спросил шофер.

– Нет, – отрезал Прохоров.

В Италию он должен был прибыть по графику. Байкеры казались ему случайной помехой на пути. К тому же основная масса мотоциклистов осталась сзади. Лишь двое продолжали следовать за ним.

Остановившийся джип и байкеры скрылись за крутым поворотом.

– Жми, – приказал Прохоров.

Джип на какое-то время вырвался вперед, но с машиной на повороте управиться сложнее, чем с мотоциклом. Клаус постегал. Сиверов вырвался вперед. Теперь волчий хвост развевался почти перед самым капотом джипа, мозоля Прохорову глаза.

– Я его сейчас сделаю, – со злостью усмехнулся водитель и попытался бампером ударить в заднее колесо мотоцикла.

Но Сиверов легко ушел вперед.

– С каким бы удовольствием я его пристрелил, – вздохнул охранник на заднем сиденье.

Юра же, исполнивший свой долг, с улыбкой наблюдал за происходящим. В душе байкеры были ему куда милее людей Ленского. “Отвязанные ребята, – подумал он, – такое на горной дороге выделывать. Это нужно совсем не дорожить собственной жизнью”.

Приближался тоннель. Глеб на мгновение оторвал правую руку от руля и дал знак Клаусу. Тот сбросил скорость. Мотоцикл Сиверова и джип исчезли в темноте тоннеля.

– Тут я его по стенке и размажу, – пробормотал водитель, включая фары.

Байкер “достал” его настолько, что он и впрямь готов был размазать его по шершавой стене тоннеля. И тут Прохоров со страху втянул голову в плечи. Мотоциклист на ходу вынул из-за пояса пистолет и выстрелил в переднее колесо джипа.

Послышалось шипение. Сидевшие в салоне ухватились за спинки сидений и поручни. Джип вильнул, водитель нажал на тормоза, машину со страшным визгом занесло и несколько раз ударило о стены. Джип замер, из-под протекторов шел дым.

Клаус, остановившийся у входа в тоннель, прислушался.

– Круто, – сказал он и, подтащив на середину дороги каменный обломок, прислонил к нему знак “Проезд запрещен”, укрепил его и спокойно поехал обратно.

Прохоров, хоть и упирался руками в приборную панель, все равно сильно ударился головой о лобовое стекло. То выдержало, лишь тонкая трещина прошла по нему. Голова гудела Прохоров смотрел на свои руки и тупо пытался сосчитать, сколько же у него пальцев.

Яркий свет ударил в салон джипа. Прохоров вскинул голову. Фара мотоцикла била прямо в глаза. Глеб, поставив мотоцикл на подножку, приближался к машине, держа пистолет в вытянутых руках. Он знал, что его сейчас практически не видно. Фара ослепила сидевших в джипе людей.

На заднем сиденье пришел в себя охранник. Глеб резко рванул на себя дверцу, и ствол пистолета уперся в лоб Прохорова.

– Давай эту штуку сюда, – услышал начальник охраны Ленского знакомую русскую речь.

– Я не понимаю, – пробормотал Прохоров, разыгрывая из себя простачка.

– Ты знаешь, что мне надо.

Сиверов без предупреждения ударил Прохорова левой рукой в челюсть. В этот момент охранник на заднем сиденье выхватил пистолет, но выстрелить не успел. Глеб опередил его. Пуля угодила в плечо, и рука с пистолетом повисла плетью, оружие выскользнуло на пол.

– Лучше не дергайся, – предупредил Глеб.

Компьютерщик забился в угол и от ужаса закрыл глаза, готовый к тому, что его сейчас пристрелят.

Прохоров тряхнул головой и открыл глаза. Увидев собственное отражение в черных зеркальных стеклах очков, он почувствовал, что задыхается. Рука сама собой потянулась к горлу, чтобы расстегнуть пуговичку воротника.

Глеб взял чемоданчик и, натянув цепочку, выстрелил в нее. Треснувшее лобовое стекло осыпалось. Юре показалось, что выстрелили в него. Он обхватил голову руками и упал между сиденьями. Шофер медленно поднял руки, показывая, что не собирается сопротивляться.

– Ключ! – властно приказал Сиверов. Прохоров несколько секунд смотрел на пистолет в руках байкера, не в силах поверить в происходящее. Он нутром почувствовал, что противник не любит считать до трех. Если его просьба не будет выполнена, он нажмет на спуск без предупреждения. Прохоров медленно запустил два пальца в нагрудный карман, извлек из него маленький ключ замысловатой конфигурации и опустил его в ладонь Глебу.

– Пока, – сказал Сиверов, отступая в темноту, из которой в джип била ослепляющая фара мотоцикла.

Двигатель взревел так, что показалось, будто камни осыпаются со стен. Шофер кулаком выдавил остатки провисшего лобового стекла и выхватил пистолет. В этот момент погасли огни мотоцикла. Шофер наугад несколько раз выстрелил. Гул удалялся.

– Твою мать! – отчаянно закричал Прохоров, корчась от боли.

Когда пуля перебила цепочку, браслет впился в кожу, из-под него сочилась кровь.

Тем временем перед знаком, установленным Клаусом у входа в тоннель, уже собралось несколько машин. Водители раздумывали, что делать. Спросить было не у кого.

Сиверов проехал пару километров. Дальше начинался каменный арочный виадук, внизу, переливаясь через камни, бурлила горная река.

Глеб снял с багажника туристический рюкзак, завернутый в мешковину, сорвал ее и быстро переоделся. Сменив кожаную в заклепках одежду байкера на серый спортивный костюм, он кинул ее на мешковину, положил сверху пистолет и сбросил вниз. Вода подхватила одежду.

Глеб стал на подножку мотоцикла, почти до упора повернул ручку газа, машина рванулась вперед. Тяжелый мотоцикл протаранил ограждение. Сиверов выпустил руль из рук, отпрыгнув в сторону. – Сверкнув никелем, тяжелая машина рухнула в горную реку. Холодная бурлящая вода подхватила это адское создание и потащила его по острым камням.

Сиверов открыл чемоданчик, переложил диск в пластиковую коробку, на обложке которой значилось “Вагнер. Лоэнгрин”, забросил рюкзак за плечи и исчез в придорожных зарослях. Он уже слышал вой полицейских сирен по ту сторону тоннеля.

Когда Глеб, поднявшись по склону, оказался на том же самом шоссе, практически ничего в нем не напоминало о его байкерском прошлом: теплый спортивный костюм, ярко-зеленый рюкзак за плечами, на поясе плейер, на шее наушники. Любитель путешествовать автостопом и послушать музыку, он медленно брел по обочине, отставив руку с вскинутым большим пальцем.

Первая же машина притормозила, чтобы подвезти туриста. Вскоре автомобиль вынужден был остановиться: впереди у самого въезда в тоннель случился затор. Сверкали полицейские мигалки. К городу неслась машина “скорой помощи”, увозя раненого охранника. Через полчаса дорогу освободили. Глеб абсолютно безразличным взглядом скользнул по разбитому джипу, возле которого подавленный Прохоров с помощью компьютерщика Юры давал показания полиции.

– Русская мафия, – сказал шофер, – даже сюда добрались. Раньше их только в Австрии слышно было. Разборки, – добавил он уже вошедшее в газетный обиход русское слово – Разборки? – переспросил Сиверов, пожимая плечами. – Что это такое?

Водитель принялся объяснять непонятливому пассажиру-немцу, что такое бандитские разборки. Глеб еле сдерживал улыбку, понимая, насколько далеки представления швейцарцев о реальностях российской жизни.

Глава 3

Месяц назад полковнику налоговой полиции Кириллу Андреевичу Кривошееву исполнилось сорок шесть лет. День рождения отметили скромно – на даче. Были несколько сослуживцев, родственники, жена и дети. К вечеру подтянулись соседи.

Старинная двухэтажная дача, доставшаяся Кривошееву в наследство от отца – генерала Советской армии Кривошеева, находилась в сорока километрах от Москвы, поэтому Кривошеев мог жить на ней почти круглый год. Дорога до города была хорошей, гладкой, однако жить на даче полковник не любил. Комары, мухи, запах цветов, падающие яблоки – все это Кирилла Андреевича раздражало. Восторги жены, ее вздохи, ахи по поводу великолепия окружающей природы доводили его порой до дрожи.