Заплатить за счастье - Катерина Снежинская

«Почему я осталась одна? Разве я могу быть одна? Куда делась бабушка? Она же не может просто меня бросить! — мысли ворочались тяжело, чугунно, — Да нет, это просто ошибка! Вот сейчас я приду домой и она там. Еще ругать меня будет за то, что я так замерзла…».

На миг приходило облегчение. Но потом слух цеплялся за одинокий грай галки. Холодный порыв ветра забирался за шиворот, возвращая к реальности. И дымчатая пелена перед глазами начинала таять.

«Нет, не будет. Ее нет. Она меня бросила. Ушла куда-то, мне ее не дозваться. Не вернётся. Я одна, одна, одна…».

Это было еще тяжелее. Осознание реальности не приходило. Беда оказалась слишком большой, гораздо больше ее самой. И снова осеннее кладбище затягивала милосердная анестезирующая дымка.

— Ара, — старейшина деревни, как и все остальные, старался на девушку не смотреть, отводил глаза, комкая в больших заскорузлых руках свою шапку. — Ара, девочка, уехать бы тебе надобно. Вы же с бабкой Богиню почитаете. Про это всякий знает. А, вишь ты, власть-то нонешняя за это того… В общем, ты бабку-то оплакай, а потом собирай вещички — и езжай себе. А то, не ровен час, на всех беду накличешь. Я тебе ужо и бумагу выправил, три годка прибавил. Таперича тебе по бумаге восемнадцать. Так что, не пропадешь. Давай, милая, не бери греха на душу.

Он неловко потрепал ее по плечу и, не оборачиваясь, ушел вслед за соседями. Галка никак не могла успокоиться, орала, как плакальщица. И холодно было, так холодно…

Мир закрутился юлой, заваливаясь куда-то вбок и вниз, затянутый в воронку. Кладбище с голыми деревьями и мечущимися сухими листьями затопил молочный туман, легкий, клубящийся. Но что за ним, рассмотреть Арха уже не могла. Только холодно было по-прежнему.

Перед ней распахнулись огромные, кроваво-красные глаза. Ведунья видела в них собственное — такое крохотное — отражение. Но страшно не было. Слишком она замерзла. Холод не просто пробирал до костей. Он замораживал даже эмоции. Слезы превратились в колкие льдинки. Ветер, закрутивший мир в смерч, дотянулся до девушки, срывая с лица тонкую корку льда. Она смотрела, как льдинки взмывают вверх с тихим звоном. Но не чувствовала ничего.

— Это только сон, Арха, — голос доносился откуда-то извне, но каждый звук резонировал во всем теле, словно волной проходя сквозь нее.

Девушка, не способная даже пальцем пошевелить, смотрела на два крохотных отражения себя самой.

— Так холодно… — ее шепот тоже превратился в иней. Ветер подхватил льдистый узор, унося его вверх.

— Неправда. Тебе так только кажется. Это просто сон. Разве сейчас может быть холодно?

Тумана не было. И ветра, закручивающего ураганом волосы над головой, тоже не было. Были камни, поросшие темным пушистым мхом, из которого подмигивали мелкие белые звездочки цветов. Горный зуб, такой высокий, что наполовину закрывал небо, темной глыбой возвышался в стороне. И с его верхушки, с головокружительной высоты, срывался каскад водопада. Он дробился на выступах скалы, делился на потоки, напоминая полураспустившуюся косу. Брызги воды вспыхивали в лучах солнца осколками хрусталя. В завесе водной пыли купалась радуга.

Озеро, в которое падала вода, была невероятного, почти бирюзового цвета. Арха могла разглядеть на дне яркие, разноцветные, как в аквариуме, камни. И быстрые тени рыбок, скользящих между копий солнечного света, которые пронзали воду насквозь.

— Больше не мерзнешь? — шепнул он ей на ухо.

Ведунья чувствовала большие, теплые руки, которые не обнимали, а как будто укутывали ее. Затылок девушки упирался в чью-то широкую грудь, в которой гулко, ровно билось сердце. В ответ она просто покачала головой. Нет, холод ушел. Совсем.

— Смотри…

Его рука поднялась, указывая на противоположный берег озера. На переплетение кустов, усыпанных цветами, за которыми высились золотистые росчерки деревьев. Арха такие видела впервые. Их стволы были гладкими и ровными, словно их кто-то специально полировал. А густые кроны сплетались в почти непроницаемый полог.

— По ночам сюда приходят единороги…

Девушка приподнялась на носочки, попыталась отыскать за кустами тропку, но не успела. Почувствовала, что падает. Падает в теплое, ласковое солнце.

А, может, они просто летели.

Арха глянула из-под ресниц и… И убедилась, что сон все еще продолжается — просто ей приснилось, что она проснулась. Иначе почему бы первым, что ведунья разглядела, стали все те же глаза густо-вишневого цвета с вертикальным зрачком. Только вот отражения лекарки из них куда-то подевались. Да и размерами очи больше не впечатляли. Немаленькие, конечно, но и не гигантские.

— Вы уже проснулись? — поинтересовался у нее владелец столь примечательных органов зрения.

— Нет, кажется, я еще сплю, — честно ответила Арха, — И снится мне, что в моей постели демон.

— Ну, строго говоря, не в постели, — протянул он, даже не пытаясь скрыть насмешки. — Вы во сне плакали. Пришлось мне вмешаться.

Ведунья медленно, слишком медленно для собственного спокойствия, начала соображать, что сон ей снится уж какой-то совсем неправильный. Очень уж сильно он начал смахивать на реальность. Потому что лекарка, собственно, не лежала, а полулежала. Или полусидела? Завернутая в одеяло… На ручках… У демона… Который заботливо так придерживал ее своими лапищами. На кошмары Арха была согласна, привыкла к ним. А вот такая кошмарная реальность ее никак не устраивала.

— А вы всех так от дурных снов спасаете? — поинтересовалась ведунья, почему то даже попытки не сделав слезть с его колен.

— Нет, не всех. Только девушек, — и снова он сделал что-то такое, от чего на его лице ни один мускул не шевельнулся, но лекарка с прежней отчетливостью поняла, что опять его веселит. — А если совсем конкретно, то такой опыт у меня первый.

— Все бывает в первый раз, — элегически протянула Арха, мысленно отметив, что у нее, кажется, появились первые признаки помешательства.

Пока, пожалуй, еще тихого.

— Дан, обед, в общем-то, готов. Но проблема в том, что на единственном столе разлегся Адин. Поэтому у нас два варианта: либо спихнуть его на пол, либо самим на нем обедать.

Ведунья отстранённо подумало, что, кажется, ее помешательство стремительно переставало быть тихим. Арифеда все в той же проклятой Тьмой гвардейской форме, только без кителя, и в любимом фартучке Архи, украшенном танцующими цыплятами, в квартире быть просто не могло. Но он был. Стоял, загораживая окно, сжимая в одной руке ложку, а в другой початую бутылку с вином. Которая, между прочим, носила отчетливые следы пыли и паутины. Это рядом с только что прооперированным пациентом!

— Добрый день, мистрис Арха, — вежливо поздоровался гвардеец, не менее вежливо улыбнувшись таращившейся на него лекарке.

Улыбнулся так, как умеют только арифеды. Есть у них такая примечательная особенность. Вроде бы доброжелательный он и местами даже обаятельный. Но как только клыки свои покажет, так сразу вспоминаешь строение всей своей кровеносной системы до последнего капилляра. Даром, что они демоническую кровь не употребляют. Все равно мороз по коже дерет.

— Добрый день… э-э-э… мессир Тхия, кажется? — с запинкой поздоровалась ведунья, пытаясь разодрать пальцами путаницу собственных лохм, которые висели у нее перед глазами. Так и не справившись с волосами, она кривовато улыбнулась и смущенно добавила, — А вы не могли бы убрать куда-нибудь подальше эту бутылочку? Или, хотя бы, помыть ее?

— Я удивлен, что вы меня помните…

— Не совсем вас, — покаялась ведунья рассеянно и вытянула шею, глядя как он прячет бутылку за спину. Убедившись, что, теперь грязь стала к пациенту еще ближе, она скрипнула зубами. — Скорее вашу девушку и ваши зубы.

— А вы знакомы? — удивился рогатый.

Ну да, тот самый рогатый, у которого Арха все еще сидела на коленях. Этот факт ее озадачил. Она задумчиво глянула вверх, на бесстрастное лицо хаш-эда, пытаясь сообразить, что же она такое делает. С демонами всем все давно было понятно. У них ни стыда, ни совести, ни других лишних качеств, способных помешать успешной карьере, нет и быть не могло. Но, кажется, приличным девушкам на мужских коленях сидеть не положено. Даже если они на этих самых коленях всего лишь светскую беседу ведут.

Только почему-то вместо того чтобы с достоинством покинуть свой неожиданный насест, лекарка начала оправдываться.

— Ну, да, мы знакомы и довольно близко. Еще по осени я вправляла мастеру Тхие челюсть. Точнее, выбитый замок. Понимаете, при этом обычно происходит рефлекторное сжатие челюстей, — согнув пальцы, она изобразила что-то, смахивающее на хищно захлопывающийся капкан. — Вот он меня и клацнул. По пальцам. Пришлось в качестве бонуса лечить еще и от отравления шаверской кровью.

Арха пожала плечиками и руки развела в стороны, старательно демонстрируя, что ведунья, которая тут не причем, является воплощением невинности и с гвардейцами общается только ввиду профессиональной необходимости.