Королевы не плачут - Олег Авраменко

Между тем Филипп, цепко держа Бланку за запястье, обмозговывал одну великолепную идею, пришедшую ему в голову в порыве гениального озарения: схватить даму своего сердца на руки и, решительно подавив возможное сопротивление, тотчас, немедленно утащить ее к себе - а потом хоть трава не расти. Однако при зрелом размышлении он пришел к выводу, что для такого смелого и мужественного поступка ему недостает, как минимум, двух бокалов доброго вина, и твердо постановил воспользоваться первым же представившемся случаем, чтобы наверстать упущенное. Словно догадываясь, какие мысли роятся в голове Филиппа, Бланка опасливо косилась на него и то и дело предпринимала попытки отойти на безопасное расстояние, но все ее усилия пропадали втуне - сомкнувшиеся у нее на запястье пальцы, хоть и не причиняли ей боли, вместе с тем казались сделанными из стали, а не из мягкой, хрупкой и податливой человеческой плоти.

Очутившись в просторной спальне новобрачных, разгоряченные вином вельможи большинством голосов потребовали, чтобы сперва Габриель полностью раздел Матильду и только затем отдал им на растерзание ее подвязку. В те времена еще был в ходу обычай перед первой брачной ночью выставлять совершенно голую невесту на всеобщее обозрение и в присутствии шумной компании друзей жениха укладывать ее в постель; по крайней мере Филиппу с Луизой пришлось пережить подобное, и потому он спьяну поддержал это требование, начисто проигнорировав умоляющие взгляды Матильды, которые она бросала на него, Бланку и Маргариту.

Тяжело вздохнув, Габриель безропотно принялся исполнять желание их высочеств. От волнения его зазнобило, а на лбу выступила холодная испарина. Матильду пробирала нервная дрожь; она зябко ежилась под откровенными взглядами, раздевающими ее быстрее, чем это делал Габриель, и, сгорая от стыда, страстно молила небеса ниспослать ей быструю смерть.

Когда на девушке оставались лишь чулки, туфли и короткая нижняя рубаха из тонкой полупрозрачной ткани, Бланка твердо произнесла:

- Ну все, милостивые государи, довольно. По-моему, хватит.

В ее звонком мальчишеском голосе было нечто такое странное, не поддающееся описанию, почти неуловимое, и тем не менее необычайно властное и даже угрожающее, что пьяные хихиканья женщин, возбужденные комментарии и похотливые ахи да охи мужчин мигом улеглись, и все присутствующие в одночасье протрезвели.

- Кузина права, - сдержанно отозвалась Маргарита. - Пожалуй, достаточно. А теперь, дорогие дамы и женатые господа, отойдите-ка в сторону. Пускай господа неженатые малость поразвлекутся.

Все дамы, женатые господа и господа, причислившие себя к таковым, торопливо отступили к стене, оставив посреди комнаты семерых молодых людей, жаждавших выяснить между собой, кто же из них первый станет женатым. Габриель опустился перед Матильдой на колени, дрожащими руками снял с ее правого чулка отделанную кружевом подвязку и, глубоко вдохнув, наобум бросил ее через плечо.

И пошло-поехало!.. Филипп множество раз присутствовал на свадьбах, но никогда еще не видел столь яростной, жестокой, беспощадной борьбы за обыкновенную подвязку, пусть даже снятую с такой прелестной ножки, как у Матильды. Зрители громко хохотали, пронзительно визжали, некоторые, согнувшись пополам, тряслись в истерике, и все дружно подзадоривали дерущихся, каждый из которых, раздавая пинки и тумаки направо и налево, стремился подхватить с пола подвязку и не подпустить к ней кого-либо другого. Улучив момент, сразу двое из них, Педро Оска и Тибальд Шампанский, одновременно нырнули вниз, протягивая руки к драгоценному талисману, но столкнулись лбами, взвыли от боли и грохнулись на пол. Остальные пятеро навалились на них сверху.

Однако злополучная подвязка не досталась никому из семи претендентов. Видимо, в пылу борьбы кто-то невзначай подцепил ее, но не заметив этого, сделал резкое движение - как бы там ни было, подвязка вылетела из образовавшейся кучи-малы, описала плавную дугу и приземлилась точно у ног Жоанны Наваррской.

- Вот и все, - спешно констатировала Маргарита, побаиваясь, что увлеченные борьбой драчуны того и гляди набросятся на ее кузину. Победила Жоанна... Гм. Это очень кстати, сестренка. Тебе давно пора замуж.

Жоанна покраснела и, скрывая смущение, быстро наклонилась к подвязке - якобы для того, чтобы подобрать свой трофей.

- Ну ладно, друзья, - между тем продолжала Маргарита. - Поразвлеклись и хватит, хорошего понемножку. Пускай теперь порезвятся наши молодые. Пора им тоже вступить в противоборства - но любовные, разумеется.

Большинство присутствующих добродушно загоготало на грубую шутку наваррской принцессы, а Бланка закусила губу и нахмурилась.

"Боюсь, это вправду будет походить на противоборства, - подумала она, сочувственно глядя на убитую горем Матильду. - Буквально..."

Молодые вельможи задержались в брачных покоях еще ровно на столько, чтобы распить бурдюк вина. При этом умудренные опытом сердцееды, можно сказать, мастера в деле ублажения дам, среди коих был и Филипп, дали Габриелю несколько весьма ценных, квалифицированных, но очень пикантных советов, от которых бедная Матильда так и села на кровать, искренне сожалея, что не может провалиться сквозь землю.

Но вот постепенно спальня опустела. Чуть дольше остальных задержалась в ней Бланка. Она подошла к Матильде, молча обняла ее и расцеловала в обе щеки; затем, чувствуя, что на глаза ей наворачиваются слезы, торопливо, почти бегом, бросилась к выходу. Наконец, молодожены остались наедине.

Какое-то время в спальне царила напряженная тишина, лишь из-за двери доносилась неразборчивая болтовня и громкие смешки вельмож, покидавших брачные покои. Габриель сбросил с себя камзол и штаны и робко подступил к Матильде, которая сидела на краю широкого ложа, ссутулив плечи, и исподлобья пугливо глядела на него, как будто умоляя не приближаться к ней.

Сердце Габриеля заныло в истоме. Он хотел сказать Матильде так много ласковых слов, он так любил ее, он так ее обожал... А она ненавидела и презирала его - за ту единственную ошибку, которую он совершил три недели назад, ослепленный внезапно вспыхнувшей в нем страстью, полностью потеряв рассудок и всякий контроль над собой. Лишь теперь Габриель понял, к чему привело его упрямство в паре с безумием. Он на всю жизнь связал себя с женщиной, которая испытывает к нему отвращение, которая гнушается его, в глазах которой он олицетворение всего самого худшего, самого грязного, самого низменного, что только может быть в мужчине. С каждой ночью, с каждой их близостью, ее отвращение будет лишь усиливаться, а вместе с ним будут расти ее ненависть и презрение к нему, и постепенно жизнь его превратится в ад. Он никогда не дождется от нее ответной нежности, теплых слов поддержки и понимания; они всегда будут чужими друг другу, мало того - врагами...