Хворый пес - Карл Хайасен

Когда они вышли из банка, Маленький Фил обнял за плечи верзилу-сына и сказал:

– Огроменные деньги для молодого парня. Кажется, я знаю дедово желание, как ими лучше распорядиться.

– Попробую угадать. Океанское побережье?

– Молодчага! – просиял Маленький Фил.

Твилли сбросил его руку с плеча.

– Взаимный фонд, – объявил он.

– Что? – оторопел Маленький Фил.

– Ага.

– Где ты нахватался этой ерунды?

– Прочитал.

– Слушай, парень. Недвижимость дает реальные плюсы – Маленький Фил затараторил о прелестях их жизни: от бассейна до глиссера и участка в Вермонте, где можно отдыхать летом.

– Деньги на крови, – ответил Твилли.

– Как?!

– Дед оставил деньги мне, и я сделаю с ними что захочу. Будет взаимный фонд без комиссии.

Маленький Фил вцепился в плечо сына.

– Погоди, до меня что-то не доходит. Я предлагаю тебе владение на паях отелем «Рамада» в двести двадцать номеров в Дейтоне, у моря, но ты предпочитаешь кинуть деньги на безумную рулетку, известную как Нью-йоркская фондовая биржа?

– Ага.

– Что ж, я всегда знал – с головой у тебя не в порядке. Вот и подтверждение, – сказал отец. – А ведь отель получает право на торговлю спиртным.

Скоро Маленький Фил сбежал в Санта-Монику с секретаршей компании по страхованию прав. Регламентированная жизнь была не для Твилли, но мать все же умолила его поступить во Флоридский университет, расположенный в Таллахасси, столице штата. Три семестра Твилли постигал английский язык и литературу, но потом бросил учебу и сошелся с преподавательницей курса поэзии, которая заканчивала докторскую диссертацию по Т.С. Элиоту. Это была умная и энергичная женщина, проявившая живой интерес к своему новому приятелю, особенно к его наследству. Состояние следует использовать на добрые и благородные дела, говорила она, и для начала поощрила Твилли на покупку ей новенького шикарного «датсона». Потом она приодела дружка и представила декану факультета, который предложил создать для кафедры поэзии фонд имени покойного деда Твилли, не отличавшего У.Х. Одена от Доктора Сюса.[8]

Твилли с готовностью согласился, но дарение так и не состоялось; не потому, что Твилли пошел на попятную – его арестовали за оскорбление действием государственного законотворца. Об этом человеке, депутате-демократе от округа Сарасота, газеты писали, что он блокирует перестройку очистных сооружений и в то же время принимает незаконные подношения от скотоводческих хозяйств, которые сбрасывают навоз прямо в реки. Твилли выследил законодателя в ресторане и прошел за ним в туалет. Там он затолкал конгрессмена в кабинку и сорок минут читал лекцию о безнравственности загрязнения водной среды. Перепуганный законодатель изобразил раскаяние, но Твилли раскусил уловку. Он невозмутимо расстегнул ширинку и обильно оросил дорогие туфли джентльмена, сказав при этом: «Вот так ваши приятели скотоводы поступают с бухтой Блэк-Драм. Нравится?»

Когда приглаженная версия инцидента попала в прессу, декан филфака решил, что деньги от душевнобольного сослужат факультету плохую службу, и прервал контакты с Твилли Спри. Твилли был доволен; он любил хорошую поэзию, но ниспровержение зла казалось более стоящим делом. С возрастом, когда все чаще встречались люди, подобные отцу, Твилли только укреплялся в этом мнении.

– Дик говорит, вы кудесник. – Слегка поклонившись, Роберт Клэпли поднял стакан с бурбоном.

– Он преувеличивает, – Палмер Стоут привычно разыграл скромность.

Они обедали в Ореховом зале загородного клуба в предместьях Тампы. Встречу устроил губернатор.

– Не только Дик вас превозносит, – сказал Клэпли.

– Весьма польщен.

– Он объяснил ситуацию?

– В общих чертах, – сказал Стоут. – Вам нужен новый мост.

– Да, сэр. Финансирование определено, законопроект в Сенате.

– Но возникли проблемы в Палате представителей.

– Именно, – подтвердил Клэпли. – Есть там такой Вилли Васкес-Вашингтон. – Палмер Стоут улыбнулся. – Не знаете, чего он добивается?

– Можно позвонить и узнать.

– Сколько это будет мне стоить? – сухо спросил Клэпли.

– Звонок? Ничего. Улаживание проблемы обойдется в сто тысяч. Половину вперед.

– Угу. И сколько обломится вашему дружку Вилли?

Стоут удивился:

– Ни цента, Боб. Можно мне вас так называть? Вилли не нужны ваши деньги, у него другой интерес. Возможно, хочет спрятать какую-то выгоду в бюджете. Разберемся, не волнуйтесь.

– В этом и состоит работа лоббиста?

– Верно. За что вы и платите.

– Стало быть, сто тысяч…

– Мой гонорар, – сказал Стоут. – И это дешево.

– Знаете, я вгрохал кучу денег в предвыборную кампанию Дика. А вот таким прежде не занимался.

– Привыкайте, Боб.

Роберт Клэпли был новичком во Флориде и земельном бизнесе. Палмер Стоут прочел ему краткую лекцию о политике. По следам денег, что вращаются в Таллахасси, можно выйти на нужных людей.

– Я пытался самостоятельно выйти на Вилли.

– Большая ошибка.

– Потому я здесь, мистер Стоут. Дик говорит, вы – именно тот, кто нужен. – Клэпли достал чековую книжку и авторучку. – Интересно, этот Васкес-Вашингтон – он черномазый, латинос, или кто?

– Вилли говорит, намешано всего понемногу. Называет себя «Радужный Брат».

– И вы с ним ладите? – Клэпли вручил Стоуту чек на пятьдесят тысяч долларов.

– Боб, я могу поладить с кем угодно. Что называется, без мыла в жопу влезу. Кстати, вы охотник?

– Бью все, что шевелится.

– Есть у меня для вас одно местечко, – сказал Стоут. – Вот уж где всякой живности навалом.

– Как насчет больших кошек? Я освободил место для шкуры на стене кабинета. Что-нибудь этакое пятнистое хорошо бы сочеталось с обивкой. Какой-нибудь гепард.

– Любой зверь, только назовите. Это место – вроде того, где Ной припарковал ковчег. Там есть все.

Роберт Клэпли заказал еще по стаканчику. Официантка подала бифштексы, и собеседники трапезничали в добродушном молчании. Через некоторое время Клэпли произнес:

– Я смотрю, вы ни о чем не спрашиваете.

Стоут оторвался от тарелки и сказал с набитым ртом:

– А у меня нет вопросов.

– Не хотите узнать, чем я занимался до строительства?

– Не особенно.

– Импорт-экспорт электроники.

– Угу, электроника, – поддакнул Стоут. В тридцатипятилетнем Клэпли все выдавало экс-контрабандиста и яппи: золотые побрякушки, въевшийся загар, бриллиантовая вставка в ухе, двухсотдолларовая стрижка.

– Все говорят, сейчас выгоднее заниматься недвижимостью, – продолжал Клэпли. – Пару лет назад я стал скупать Жабий остров, и вот как все обернулось.

– Слово «Жабий», наверное, отбросите? Лучше какая-нибудь тропическая бабочка.

– Птица. Буревестник. Компания «Остров Буревестника».

– Мило. Весьма стильно. Губернатор сказал, будет нечто великолепное, прямо новая империя, типа «Хилтон».

– Дело беспроигрышное, лишь бы получилось с мостом.

– Считайте, он уже построен, Боб.

– О, это здорово!

Палмер Стоут допил бурбон и сказал:

– Ну вот, наконец-то, у меня появился вопрос.

– Жарьте, мистер Стоут! – обрадовался Клэпли.

– Печеную картошку доедать будете?

Тем же днем некоего Стивена Бринкмана пригласили на Жабий остров в захламленный трейлер. Биолог Бринкман недавно закончил аспирантуру в Корнелле и получил должность эколога с годовым окладом 41 000 долларов в престижной инженерной фирме «Рутхаус и сын» – проектирование магистралей, мостов, полей для гольфа, многоэтажных контор, торговых пассажей, фабрик и жилых зданий. Роберт Клэпли нанял фирму для проекта «Остров Буревестника», и многое решало своевременное и всестороннее биологическое исследование. Без такого документа проект увязнет в бюрократических проволочках и обойдется Клэпли дороже.

Задачей Бринкмана было составить список всех биологических видов, встречавшихся на острове: растения, насекомые, птицы, амфибии, рептилии и млекопитающие. Небрежность и спешка в работе не допускались, поскольку правительство организует потом собственное сравнительное исследование. Вообще-то Стивену Бринкману предлагалась должность штатного биолога в инженерных войсках, но он предпочел частный сектор – хорошее жалованье и широкие возможности карьерного роста. Это была положительная сторона. А отрицательная – необходимость отчитываться перед бездушными кретинами вроде Карла Криммлера, который пришел бы в восторг, узнав, что на Жабьем острове вообще нет живой природы. Для него природа была не искусством и тайной, а лишь бюрократическим препятствием. Порханье бабочек кавалер или щелканье белки повергали его в многодневную черную меланхолию.

Зажав плечом телефонную трубку, Криммлер обмахивался списком Бринкмана. Не биолог, а инженер, он подчинялся напрямую Роджеру Рутхаусу, с которым и говорил по телефону.