Пропавшее кольцо императора. III. Татары, которые монголы - Роман Булгар

– Ох! – заслышав громоподобный голосище злой бабищи, девочка инстинктивно вжимала голову в подрагивающие от страха плечики.

– Снимай все с себя! – рано разбудив, женщина приказала раздеться, тщательно осмотрела она худенькое тело, больно ощупывая молочные железы, бесцеремонно раздвигая толстыми пальцами нижние губки.

– Ой! – от жгучего стыда горькие слезы брызнули из глаз, но дева, боясь наказания, проглотила подступившие к горлу рыдания.

Бедных невольниц, собранных для продажи, оказывается, набралось с десяток. И ближе к обеду устроили бесчеловечный по своей сути и ничем не прикрытой алчности торг, когда все мужчины без всякого стеснения рассматривали выставленный перед ними живой товар. Ощупывали покупатели юные тела, заглядывали в рот…

– Я беру! – кто ее на торжище купил, девочка так и не поняла.

Накинув на голову темное покрывало, ее посадили на лошадь и куда-то повезли. За всю дорогу она услышала всего с десятка два коротких слов, не больше того, и то их толком и не разобрала, скорее, поняла, догадалась о том, что требуется от нее…

Худой и жилистый степняк, двигавшийся впереди их небольшого отряда, зыркнул по сторонам настороженными глазами. Он выхватил широкую полосу густо зеленеющего урмана, близко подступавшего к кромке воды, прошелся по берегу, выискивая подходящее место для ночлега и найдя, поднял вверх руку и вытянул ее в нужную сторону.

За многие годы, проведенные в пути, в охоте на дикого зверя, а чаще на человека, он привык обходиться языком жестов. Особенно в те самые дни, когда они кого-то с собой везли. Поначалу по необходимости, а потом молчание вошло в привычку.

Может, потому его и прозвали Телсез или Безъязыким. Не отличался многословностью и его спутник Тикбул. Вдвоем они подходили друг другу, а потому их дружба тянулась уже третий десяток лет.

– Ы-ы-ы! – Телсез выбрал у берега небольшую полянку.

Соскочив с лошади, он подошел вразвалку к молчаливой пленнице, развязал тугие путы на ее ногах и осторожно стянул девочку вниз, поставил полонянку на землю, придержал, когда она покачнулась и со стоном опустилась на подрагивающие от слабости коленки.

– Ой! – тоненько пискнула девчушка.

Не в силах выразить свои мученья, она согнулась, уткнулась лицом в подол длинного платья, одетого поверх штанов, тяжело, всей грудью задышала, благодаря в душе Аллаха за то, что на этот день все ее муки закончились. Впереди их ждали немудреный ужин и желанный отдых…

Тем временем Тикбул сноровисто собрал сухой валежник, разгреб ногами небольшую ямку, развел огонь. И вот робкие ярко-рыжеватые язычки все веселее и громче зализали шершавые, с громким треском ломающиеся в руках веточки. Чуть позже степняк подкинул в огонь сучья что потолще, и через секунду-другую донеслось ровное и мощное гудение рвущегося ввысь жаркого пламени…

Словно на ходу наткнувшись на невидимую преграду, Хорилартай остановился, так и не опустив вниз занесенную вперед ногу.

Слабый порыв поднимающегося к вечеру свежего ветерка явственно донес до его чувствительного носа перемешанные с дымом костра и жареным мясом запахи чужих людей.

Это были его охотничьи угодья, и промышлять в них помимо него никто не мог. Если только в их краях не появился кто-то чужой.

– Посмотрим! – скинув с плеч тушу важенки, монгол пригнулся.

Осторожно ступая по земле мягкими кожаными сапогами, охотник инстинктивно чувствовал под собой все сучки, способные предательски хрустнуть в самый неподходящий момент и тем самым спугнуть ничего не подозревающих пришельцев. Монгол двигался на дразнящий его, проголодавшийся за целый день, желудок запах готовящейся пищи…

Нанизанное на самодельный вертел мясо дошло до готовности. И молчаливый Телсез подсел к девушке, потянул за конец тоненького кожаного шнурка, высвобождая затекшие до синевы кисти.

– Ух! – пленница, поднимая голову, кинула на своего невольного мучителя красноречивый взгляд, туго наполненный ярой ненавистью и жутким презрением, и мужские глаза, наткнувшись на него, ожглись, отвернулись в смущении.

В душе своей Телсез ничего не имел против нее, но он должен был доставить этот юный цветок в целости и полной сохранности, а потому и предпринимал тщательные меры предосторожности.

Не отступил он от своего неизменного правила и в этот раз, надежно спутав девчонке ноги. Его хитроумный узелок в два счета не развяжешь, времени уйдет на все много, а потому попытка бегства успеха явно бы не имела и была обречена на провал изначально. А за это время он всегда успеет насытиться…

– Ы-ы-ы! – ткнул он пальцем на место рядом с костром.

Небрежно разорвав тушку зайца, случайно подстреленного в пути, он с усмешкой на губах поделил куски на три неравные части: себе забрал побольше, своему товарищу – поменьше, что осталось – то он небрежно кинул под ноги девчонке.

– У, шайтан! – сверкнула она злыми глазами, оскорбленная столь пренебрежительным отношением к себе. – Аллах покарает тебя! – прошептали ее побелевшие губы.

– Гы-гы-гы! – Тикбул издевательски оскалил рыжие зубы.

Но голод – не родная тетка, и Баргуджин-гоа проворно потянулась обеими руками к мясу, зная, что стоит ей только чуть промедлить, как она может и вовсе остаться без еды. Такое уже случалось и не один раз.

Ее попутчики, которых правильнее было бы назвать тюремщиками, запросто могли покуситься на ее долю и забрать себе то, что она не успела доесть, пока они управлялись со своими кусками.

– Гы-гы! – жадно обглодав заднюю ножку, Тикбул, громко чавкая, с видимым на лоснящемся от грязного пота лице наслаждением обсосал жирные пальцы и потянулся, блаженно зажмуривая глаза.

Правая рука его машинально нащупала в высокой траве баклажку с остатками крепкого вина. Взболтнув, он сделал пару-другую больших глотков. Теплая волна, накатываясь, пошла по внутренностям, бурно разгоняя кровь и настраивая мысли на иной лад.

– Гы-гы! – давно он, облизываясь, поглядывал на девчонку.

Отсутствие близости с женщиной становилось вовсе невыносимым, а сознание того, что с ними вместе едет красивая девушка, сильно будоражило его. Если бы не суровые взгляды, бросаемые в его сторону Телсезом, то он, верно, давно бы уже побаловался с нею. Но всякому терпению приходит предел, видимо, именно этакий момент и наступил.

Исподволь в его подленькой душонке зрело и все накапливалось недовольство положением дел, что сложилось в его отношениях с товарищем. На первых порах роль бессловесного помощника его вполне устраивала. Но со временем Тикбул все чаще стал подумывать о том, что он и сам бы мог вполне справляться с ролью вожака.

– Избавлюсь от Телсеза или уйду от него, – вслух подумал Тикбул.

Но просто уйти, потеряться в бескрайней степи означало остаться без денег, которые его молчаливый напарник прятал на своей груди. А вот это Тикбула никак не устраивало. Не без оснований он считал, что половина всей заработанной ими суммы принадлежит ему.

На большую часть он особо не претендовал, но заполучить ее при случае был бы не прочь. Но случай сам по себе не представлялся, и в его мозгу, скрытом за узкой полоской лба, зародилась и засвербела, не давая покоя, коварная мысль о том, что случаю следует помочь…

– Надо подсобить, подстегнуть медлительный случай, – решил он.

Осталось лишь придумать, как это сделать, чтобы не вызвать гнева Духов. Опасаясь того, что Небесные Боги сурово накажут его, если он подло прирежет своего товарища спящим, Тикбул прикинул, что лучше он спровоцирует ссору, а в ней нанесет Телсезу коварный удар ножом…

Решив не откладывать выполнение задуманного им плана, Тикбул, не вставая с земли, перекатился и оказался рядом с их пленницей. Баргуджин-гоа увидела мужские глаза, налитые суровой решимостью и вздрогнула, инстинктивно сжалась, попыталась уклониться от грубых ласк, пряча свое лицо и поворачиваясь набок, но все было напрасно.

– А-а-а! – в отчаянии вскрикнула она и вцепилась зубами в грубую ладонь. – А-а-а!

– Дивана! Кикимора! – дикарь со всего размаха ударил визжащую девчонку по лицу, разбивая его в кровь. – Придушу!

Разбуженный резким вскриком, Телсез вскочил. Он сбросил с себя сладкую дрему, подскочил и изо всех сил потащил на себя насильника, сердито шипя и брызгая разгневанной слюной.

Такого вероломства от напарника он не ожидал, давно уже привык доверять ему, как себе. Тикбул задумал очевидное безумство. После такого за девчонку много не выручить, и все их труды пойдут насмарку.

– Ы-ы-ы! – свирепо оскалился он и показал желтые клыки, выражая тем самым крайнюю степень своего недовольства.

Обычно подобной демонстрации вполне хватало, но на этот раз лицо Тикбула в ответ исказилось свирепой ненавистью, узловатые пальцы его рук сжались в кулаки, что уже недвусмысленно свидетельствовало о том, что подельник подчиняться не намерен.