И несть им числа... - Джон Барнс

— Мне этого не объяснили. Мак, но могу тебе обещать, что все будет в норме. Я люблю Контек. Лучший друг роботов во всем мире. Слыхал, что у них открылся офис в Окленде, так что, может быть, пойдешь вверх.

Мы неслись по вспененной воде с невероятной скоростью, однако, когда я взглянул на спидометр, он показывал всего лишь восемьдесят километров в час — примерно пятьдесят миль.

— Смотришь на спидометр? Все когда-нибудь ездят в первый раз. Мак, Ты меньше чем в метре над водой, и ты не привык к такой скорости на море — только при взлете. Кажется, что летишь быстрее, чем на самом деле.

— Не возражаешь, если задам тебе довольно личный вопрос?

— Каждый, кто просит у робота подобное разрешение, может спрашивать о чем угодно. Мак.

— Как тебе удается всех называть «Мак»? Большинство роботов, которых я знал, называли людей «сэр» и «мэм», или «мистер» и «миссис».

— Это часть свободы. Мак. Мы обязаны произносить уважительное обращение как минимум один раз в каждом предложении, а более старые модели — везде, где оно покажется им необходимым. У меня шире диапазон приемлемости, поэтому я могу сам придумывать титулы. Мистер Ифвин любит напоминать людям, что он эмигрировал из Америки, и он, как я уже говорил, лучший друг и товарищ робота. Принимая все это во внимание, я решил сделать ему что-то вроде маленького подарка: ради того, чтобы узнать, что говорили американские таксисты, я просмотрел старые американские фильмы и прослушал кучу радиошоу. Некоторые из них использовали похожие на «Мак» клички. Не знаю почему, да и не было у меня достаточного разрешения на исследование. Но я решил использовать «Мак» в качестве титула и вставлять его либо один раз за фразу, либо каждые несколько секунд, а не в каждое предложение, как было раньше, Мак. И это сработало. Когда наконец мистер Ифвин воспользовался мной для какой-то поездки, ему так это понравилось, что он приказал мне говорить «Мак» постоянно.

— Очень мило, — ответил я, — и мне кажется, он сделал мудрый выбор. Я сам тоже американский эмигрант и знаю, что когда-то было много выражений с этим именем, но понятия не имею, с какой стати оно там употреблялось.

В его голосе послышался легкий оттенок разочарования.

— Что ж, если когда-нибудь выясните и проедетесь на мне еще раз, я буду вам очень признателен, если вы мне скажете. Мак, — сказал кеб.

— Обязательно. Правда. И если тебе нужен хороший отзыв для характеристики, могу продиктовать.

— Огромное спасибо. Мак! Конечно.

Еще несколько минут я болтал о том, какой классный у него лимузин, как он мне понравился, и все это он записал в книгу отзывов, на будущее; думаю, это поможет ему заслужить похвалу начальства.

Как только берег Явы только скрылся за линией горизонта, ограниченной зеркалом заднего вида, перед нами будто из морской пучины вырос Большой Сапфир. Названный так потому, что он представлял собой гигантский синий додекаэдр. Сапфир балансировал на единственной тонкой колонне, которая поддерживала его на высоте примерно ста футов над уровнем моря. Яркий голубой свет словно бы исходил изнутри колонны. Столь необычный эффект достигался использованием волоконной оптики, отражающей свет с одной поверхности и передающей его через толщу полукилометрового здания на соответствующую точку другой. Возможно, на сегодняшний день это самое популярное здание в Азии, ведь его изображение печатается на всех рекламных объявлениях Контека.

Тонкая колонна только казалась хрупкой и ненадежной — на самом деле она была достаточно прочной, чтобы соперничать с небоскребами. Подойдя поближе, я увидел, что в основании колонны уже открылись двери, пропуская нас внутрь, и на воду спущен трап.

— Приехали, Мак, — промолвил лимузин, и мы скользнули по трапу в чрево колонны, к остановке грузового лифта. Подъем занял почти минуту. Наконец двери лифта распахнулись, и мы попали в вестибюль.

— Был рад прокатить тебя. Мак. Береги себя, и удачи на собеседовании, — сказал лимузин.

Дверь распахнулась, я вышел и вытащил вещи из багажника. Затем пошел к вестибюлю; за моей спиной послышалось жужжание лифта, увозящего машину. Я осмотрелся, не зная, что же делать дальше.

— Сюда, мистер Перипат, — сказал приятный голос, и я направился в его сторону. За перегородкой, позади многочисленных рядов цветочных горшков, стоял большой стол и несколько рабочих столиков поменьше. За столом восседал Джефри Ифвин. Он встал, обошел стол, и мы обменялись рукопожатиями.

— Приятно видеть вас, доктор Перипат. Могу я называть вас Лайл? — Я кивнул. — Спасибо, Лайл. Хотя многие пытаются называть меня Джеф или Джефри, лично я больше привык к Ифвину. Только ради бога, не мистер Ифвин. Мы оба — американские эмигранты, и формальности нам ни к чему, так ведь?

— Наверное, — ответил я.

— Точно! Великолепно! Присаживайся.., кофе?

Это был самый энергичный человек, которого я когда-либо встречал — он переносился с места на место в пределах своего рабочего пространства со скоростью курьерского поезда. В какой-то момент я мог бы поклясться, что он превратился в невидимку: невозможно было проследить за ним от точки старта до финиша. Он предложил мне стул — один из одиннадцати, стоявших в офисе, — и (знаю точно, потому что был поражен этим) в течение первой части собеседования сел на каждый из них по крайней мере два раза; кроме того, он присаживался и на стол, и на рабочую конторку.

Он был небольшого роста, с кривым носом, больше похожим на клюв, выступающими вперед зубами, не правильным прикусом и огромными, близко посаженными выцветшими глазами; рот маленький, губы полные, алые, вытянутые в трубочку, скулы узкие; создавалось впечатление, что мистер Ифвин собирался из отдельных деталей. Когда он смеялся или улыбался (а это случалось довольно часто), то казалось, что он из тех, у кого в данном процессе задействованы и тело, и душа.

— Для начала, и чтобы тебе стало понятнее, — проговорил он. — Я прочитал твое досье и понял, что ты подходишь для этой работы, так что единственная цель интервью — убедить тебя принять мое предложение и познакомиться с тобой лично.

— Приятно слышать, — ответил я. — Но мне кажется, что, прежде чем мы начнем, следует показать вам кое-что.

Я достал голубое письмо, полученное сегодня утром, протянул Ифвину, наблюдая, как он внимательно читает и недовольно хмурится. Казалось странным, что богатейший гражданин Земли, читая, шевелит губами, но именно так он и делал.

— Лайл, не против, если я оставлю это у себя? — сказал он. — Хотелось бы посмотреть, что сможет выяснить моя охрана. Смогут ли они узнать что-нибудь до конца интервью — до сих пор они были на высоте. — Он бросил в пространство: