Серебряный шрам - Андрей Дышев

На другом конце провода трубку никто не брал.

Глава 5

Валери, что называется, умела отвязываться и, как могло показаться, напрочь забыла о своем несчастном братце. Она таскала меня по всем барам и кафе, которые встречались на нашем пути, и завелась настолько, что стала привлекать своим раскрепощенным поведением благочестивых мусульман. Я носил ее на руках, купался вместе с ней в фонтане и к четырем часам дня изнемог до такой степени, что сел в тенистом скверике на скамейку и подремал часик, пока Валери меняла очередную партию долларов на рубли и выбирала в ювелирном магазине украшение для вечернего платья.

Когда мы вернулись в номер, она сразу полезла в душ, а затем легла на кровать и уткнулась в книжку. Я вяло предложил ей составить нам с Алексеевым компанию, надеясь, что она откажется. Валери посмотрела на меня из-за книги, усмехнулась и сказала:

– Не переживай, я не буду мешать вашему общению.

– Я всегда знал, что ты умница, – ответил я с облегчением. – И в самом деле, что тебе делать с нами? Мы будем вести долгие и скучные разговоры, вспоминать войну и общих знакомых.

– Войну? – Она как будто удивилась. – Какую войну?

– Разве ты не поняла? – Я не стал смотреть ей в глаза, помогая лукавить, и принялся надевать свежую рубашку. – Мы служили с ним в Афганистане. А там была война. Стреляли… Слушай, а галстук нужен или так сойдет?

– Так сойдет… Ты мне никогда не рассказывал про Афганистан.

– А ты не спрашивала.

Валери встала с постели, подошла ко мне со спины и обняла за плечи. Я почувствовал рельеф ее тела.

– В тебя стреляли?

– Стреляли.

– Тебе было страшно?

– Еще как!

– А ты стрелял?

– Преимущественно из рогатки. Бесшумное секретное оружие.

– И ходил на караваны?

– Ты знаешь про караваны?

– В книжках читала. Раз Афган, значит, обязательно все ходят на караваны.

– Караванов у меня было больше дюжины.

– Это что-то вроде торгового транспорта?

– Что-то вроде того.

– И что эти караваны перевозили?

– Все, что угодно, – одежду, консервы, ковры, аппаратуру, оружие… Всего не перечислишь.

– Ты мародерствовал?

– Валери! – Я повернулся и запустил ладони в ее прекрасные темные локоны. – Ну что за слова! Мародерствовал… Случалось, что мы брали трофеи. Это делают армии всех стран во все века. Это не осуждается.

– А какие трофеи? – допытывалась она.

Я развернул ее и, преодолевая нахлынувшее желание, шлепнул по попке.

– Марш на место! И читай свою «Шехерезаду». Нечего влезать в чужие дела.

Валери поцеловала меня, потрепала по щеке.

– Только не напивайся сильно.

– Принял к сведению! Проголодаешься – спустись в бар, выпей кофейку с бутербродом.

Выйдя из номера, я вдруг пришел к мысли, что даже очень близкая сердцу девушка быстро надоедает и непродолжительная разлука с ней приносит не меньше радости, чем общение.

Спустившись на четвертый этаж, я, предупреждая нежелательную реакцию дежурной, поприветствовал ее каким-то фамильярным взмахом руки:

– Добрый вечер! Рад видеть вас цветущей и красивой!

Лицо женщины, разумеется, расплылось в улыбке, она принялась меня вспоминать, и, пользуясь ее кратковременной потерей бдительности, я быстро пошел по коридору, отыскивая четыреста пятнадцатый номер. Случайно мой взгляд наткнулся на белый картонный квадратик, лежащий на краю ковровой дорожки, и я поднял его. Это была визитка Алексеева, причем именно та, которую он дал мне. Я перегнул ее пополам, прежде чем спрятать в карман рубашки, и этот картонный квадратик также был сложен вдвое.

Я не успел как следует поразмышлять над странностями нашего бытия, потому что четыреста пятнадцатый номер уже был перед моими глазами. Постучался. Услышав голос Алексеева, вошел.

Он меня ждал, и это было приятно осознать. Ведь часто бывает – утром мы сожалеем о том, что слишком много наобещали накануне вечером. Журнальный столик, выдвинутый на середину комнаты, уже был накрыт фруктами, лепешками и шашлыками, которые Алексеев, по всей видимости, прихватил в парке по дороге в гостиницу. Полковник, одетый в дорогой спортивный костюм, вскочил с кровати, крепко пожал мне руку, придвинул кресло и, щелкнув пальцами, заговорщицки сказал:

– Ну что, приступим?

С этими словами он открыл холодильник, вынул с мороза заиндевевшую бутылку «Абсолюта» и водрузил ее на стол. Снова придется пить, обреченно подумал я, потому что никогда не любил проявлять особое усердие в этом вопросе.

Разговор не клеился, и полковник разлил по первой, следом – по второй и только после третьей, энергично жуя свежую лепешку с завернутым в нее пучком зелени, стал рассказывать, как он недавно встречался в Кулябе с командиром полка Локтевым, который тоже когда-то служил в Афгане ротным, и я должен был его помнить, и что здесь наших полно и надо бы успеть организовать встречу, накрыть стол длиной с крейсерский линкор да помянуть всех погибших, потому как это дело святое, особенно здесь, где до Афгана – рукой подать и хорошо слышно, как «духи» бряцают оружием.

Он был разговорчив – наверное, соскучился по общению, а я оказался хорошим слушателем и не перебивал его. Стало темнеть, время летело стремительно, особенно после того, как мы откупорили вторую бутылку. Мы вышли на балкон покурить. Точнее, курил Алексеев, а я стоял рядом. Теплая ночь опускалась на город. Где-то далеко, над скрытыми тучами горами, вспыхивали блики молнии.

– Гроза будет, – сказал Алексеев.

– Нет, это, кажется, стучат в дверь.

– Правда? А я и не разобрал.

– Вы ждете гостей?

– Вроде нет, – полковник пожал плечами и зашел в комнату.

Это Валери, подумал я почему-то без радости. Соскучилась красавица.

Внизу, к парадному подъезду, подрулили два белых «Мицубиси» с красными крестами на крышах и бортах, затем еще несколько иномарок с голубыми ооновскими эмблемами. У наблюдателей и миротворцев закончился рабочий день. Пара – мужчина и женщина – прогуливались под руку вокруг красной от роз клумбы. Несколько темнолицых парней с пиалами в руках сидели за столиком под многоцветным зонтиком и смотрели на маленький фарфоровый чайник, стоящий посреди стола.

Ну что там? Я обернулся, приоткрыл дверь и отдернул занавеску. В номере тихо, полковника не видно. Вышел куда-нибудь? Я взял со стола кисть винограда и выглянул в коридор.

Сначала я увидел его ноги в кроссовках, торчащие из полуоткрытой двери в душевую, и первая мысль была невероятно глупа: я подумал, что Алексеев вдруг охмелел до такой степени, что упал рядом с унитазом на пол и уснул. Я переступил через него, зажег свет в душевой и увидел, что он лежит на кафеле лицом вниз, в огромной луже крови, которая медленно ползла к сточной дыре. Темечко его было размозжено, костные крошки смешались с волосами и кровью. На спине лежал арматурный прут полуметровой длины.

Началось, подумал я с каким-то странным чувством удовлетворения, выглянул в коридор, но в нем не было никого, даже дежурной. Я тихо прикрыл дверь, запер ее и еще раз внимательно осмотрел труп. Бесполезно было вызывать врача – Алексееву уже никто не сумел бы помочь, в этом у меня не было ни малейшего сомнения. Надо было думать о том, как помочь самому себе выпутаться из этой ситуации.

Куском туалетной бумаги я попытался вытереть с двери несколько вишневых смазанных пятен, и делал это скорее машинально, чем сознательно, потом швырнул бумагу в унитаз, плюнул, чертыхнулся и вернулся в комнату. Надо позвонить в наш номер, подумал я, сообщить о случившемся Валери – может быть, она что-нибудь придумает. Я так и сделал, но Валери трубку не брала – наверное, она сейчас была в баре. Тогда я вытащил носовой платок и стал протирать бутылки и рюмку, к которым прикасался.

В эту минуту в дверь постучали, и я услышал голос женщины, должно быть дежурной:

– Алексеев, чай готов!.. Вы там не уснули? Кто заказывал чай?

Какой еще, к черту, чай, подумал я, мы пили кофе, и Алексеев ничего не заказывал.

Дежурная перестала стучать, она еще что-то сказала, отойдя от двери, затем послышался мужской голос – кто-то утверждал, что «видел, как к нему заходил мужчина». Меня имел в виду этот человек или кого-то еще – я не знал.

Я спрятал рюмки и недопитую бутылку в тумбочку, закуску вместе с тарелками – в холодильник, и только потом до меня дошло, что я старательно рою себе могилу. Заметаешь следы – значит, виновен. Надо было все оставить нетронутым и немедленно вызвать милицию. Конечно, меня сразу бы задержали как подозреваемого, но, дай бог, разобрались бы во всем, нашли убийцу и отпустили. А если бы не разобрались, не нашли? Что тогда? Сидеть в тюряге неизвестно за что?

Я еще раз вышел в прихожую, склонился над остывающим телом и внимательно осмотрел рану. Крепко его шарахнули, ничего не скажешь. Обмотав платком стальной стержень, я поднял его за чистый конец. Тяжелая штучка. Видимо, Алексеев открыл дверь и с порога получил удар по голове. Потом убийца оттащил его в душевую, орудие убийства кинул ему на спину.