Медовый капкан - Владимир Михайлович Гвановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нась, а ты умеешь толковать сны? Мне накануне лютая дичь приснилась.
— О, дичь — это по мне. Расскажи, растолкую.
— Ладно. Сон называется «Маша и медведь». Я сижу в избушке на стуле. В окно заглядывает медведь. «Вот гад, — думаю, — сейчас ведь в окно полезет!» Медведь суёт морду в окно. Я вскакиваю, хватаюсь за ставни (они почему-то вовнутрь), начинаю давить ими на морду зверя. Идёт жёсткая борьба, и мишка отступает. Закрываю окно. Слышу топот — зверь побежал к другому окну. Начинается новый раунд: медведь толкает ставни лапами — я наваливаюсь на них всем телом. Борьба идёт с переменным успехом, медведь хрипит, сопит, ревёт, очень хочет в дом. Но нет, сука, ты не пройдёшь! Все окна наглухо закрыты. Тяжело дыша, поправляю сарафан и сажусь на стул.
— Пхахахаха, заяц, а ты точно хочешь анализ? Боюсь, к вечеру прирежешь меня за все эти ёбнутые дела и разговоры.
— Валяй, Василиса Премудрая, я не ранимый.
— Ладно, сам напросился. Ты же знаешь, надеюсь, что мы все по природе — би. И чем более человек гомофоб, тем сильнее он хочет задавить в себе росточки гомосексуальности. Твой сон — про подавленное влечение к мужчинам, которое нехило так прорывается: ты чувствуешь себя женственным, носишь сарафан, и все окна твоего дома открыты ухажёрам, ведь медведь на гейском — это коренастый мужчина-богатырь с пышной растительностью на теле, который лишён женственных черт. Он активный, а ты — пассивный. И когда этот гей-медведь обращает на тебя внимание и пытается соблазнить, ты изо всех сил сопротивляешься, закрываешь ставни. В этот раз, правда, отбился! Да, и фразочка Гэндальфа решает.
— Пиздец.
— Ха-ха, расслабься, твой сон совсем милый. Пиздец снится мне.
— Ну, может, своим рассказом ты перебьёшь моё суицидальное настроение: хоть иди в лес и ложись под медведей после твоих слов!
— Ты мне второй раз соврал, говорил, что не ранимый. Предупреждаю: начнёшь признаваться в любви — не поверю ни единому слову.
Тимур попытался ответить и вместо этого стукнул зубами. Достал пачку сигарет, молча закурил.
— Да я шучу, котик, — Настя ласково посмотрела на понуро сидящего голого парня. — Мне пару дней назад приснилось, что я работаю в секс-шопе, каком-то ёбнутом, где товары можно пробовать. Заказываю на небе наглухо отбитые сны, не удивляйся. Когда я пила снотворное, особенно безрецептурное, мне каждую ночь снилось такое.
Тимур улыбнулся:
— А ты умеешь интриговать! У меня, конечно, бурная фантазия, но я хотел бы узнать подробнее, как тебе работалось в этом чудесном магазине.
— Та нечего рассказывать: набежали клиенты, нахватали игрушек и давай их примерять в раздевалках. Я не знала, что делать, мне стало стыдно и неловко, и я уволилась! Фу, зачем я эту срань вспомнила, меня от неё сразу начинает типать. Давай лучше дикую историю из жизни? Два года назад я поехала на джазовый фест в Коктебель. Он проходит в сентябре у моря, и одна сцена стоит прямо на городском нудистском пляже. Слушаешь джаз, купаешься и загораешь, в чём мать родила, пьёшь лёгкие вина. А когда вечереет и с моря начинает тянуть прохладой, достаёшь пайточку, открываешь массандру. Полный кайф. Правда, я тогда зожничала и не пила, но с удовольствием смотрела, как кайфуют другие. Я сняла времянку под Кара-Дагом и прикатила к сцене на старом дорожном велике, который мне подогнал хозяин дома, милейший дед в тельняшке. Оставила велик на входе, у охраны, полностью разделась и слушала концерт, потом пошла купаться. Возвращаюсь — нет ни одежды, ни сумки, ни кошелька, ни мобилы, а на их месте лежит записка, придавленная камнем: «Красавица, я пристально наблюдаю за тобой весь вечер, не отводя глаз. Милая, да, я украл твою одежду. Это вынужденный шаг, ведь иначе ты никогда не посмотришь на меня. Я стою в море у рекламного щита. Зайди в воду, прикоснись один раз всем телом и поцелуй. Мне больше ничего не нужно, я сразу отдам все вещи. В твоём кошельке уже лежат сто долларов, компенсация за неудобство, а в сумке — бутылка вина». Я повернула голову — по пояс в воде стоял очень толстый мужчина с клоком жидких рыжих волос на голове, скалился. Я показала ему фак и порвала записку, а потом, больше не глядя в сторону моря, пошла к сцене танцевать. Конечно, я могла пожаловаться охране, но это так гадко. Не захотела. Когда начало смеркаться, я расправила плечи и направилась к выходу. Молча забрала у охранников велик, вскочила на него и полетела по набережной. Ехала через весь посёлок, и отдыхающие смотрели на меня изумлённо, пышные женщины пытались закрыть глаза мужей своими ладонями, дети махали вслед, и кто-то громко крикнул в спину: «Ведьма!» Я крутила педали и думала: «Неужели найдётся девушка, которая поцелует этого мерзкого Джаббу ради сраных вещей? А ведь подонок явно рассчитывал на продолжение вечера, когда говорил о бутылке вина. Ну и мразь». Ветер ласкал мои бёдра и грудь, волосы летели… И мне было так легко.
Докурив, Настя встала с бревна, потянулась:
— Хотела тебя дразнить весь день, заяц, но в такую жару это просто заёб. Надоела эта тряпка, кароч, — и повесила полотенце на куст кизила.
Тимур сидел молча, сомкнув колени — рассказ он прослушал, как кино посмотрел, а потом девушка шагнула к нему прямо из фильма, нежная, сотканная из света, как будто парень видел её через мягкорисующий монокль. Маленькая грудь с возбуждёнными чёрными сосками, и аккуратная родинка на левой груди; тонкая талия; изящная татуировка на левом бедре; взгляд нежный, влажный, но и ясный: чувственность и непорочность сплетались в этом взгляде, как две змеи. Она нарочито груба и матерится, как солдат, потому что так проще защитить нежную душу. Получает удовольствие, раздеваясь перед другими людьми, но у неё никого нет, сто процентов.
Настя постелила полотенце, встала на коленки и подняла над огнём прутик с маршмэллоу.
— Я понял, кто ты, — едва сдерживая сладкое волнение, сказал Тимур, — Оскар прав, ты экстремалка, которая любит прогуляться по канату над бездной. Там острее ощущения, ярче звёзды, там живёшь жадно, словно к рассвету расстрел. Но камни на дне ущелья остры, как зубы дракона. Тебе бы Ольгой Куриленко работать, специалистом
