Смерть Земли - Алексей Артамонов

– Можно я сам отнесу сына в кроватку? – спросил Роман.

– Можно, сегодня моя смена, а я – добрый! – рассмеялся Войцех.

Они шли рядом по длинному белому коридору, и Роман на мгновение посмотрел на тыльную сторону ладони доктора, где на дисплее уже стартовал отсчёт последних суток его жизни. Несмотря на это, мужчина был в хорошем настроении и даже свой последний день старался провести с пользой, помогая родиться новым маленьким гражданам мира.

Но и в ручку новорожденного малыша уже был тоже вживлен маленький таймер, на котором стремительно и неумолимо бежали в обратном отсчете секунды из отведенных ему 8658 дней жизни. И вся жизнь с этого момента должна была протекать с оглядкой на эти секунды. Это был новый мир, мир таймера.

Неудачная реконструкция

НИКОЛАЙ СОКИРКИН

Устать бояться

«Мудрый не беспокоится ни о чем

поскольку он устал беспокоиться»

Этот рейс никогда не будет последним. Хочется крикнуть: «Слышите, у меня никогда не будет последнего вылета!»

Но вряд ли кто услышит, вряд ли кого я задену этими словами. Я просто улечу, сегодня, сейчас. Откроется люк, и я снова увижу самолет и небо. Уж не знаю, смогу ли я выдержать полёт, смогу ли снова выжить среди всех напастей, но… Иногда мне кажется, что призрачно-голубое небо слишком маняще. Оно слишком спокойно, чтобы оставить равнодушным. Может, у иного человека и не возникнет такой мысли: сорваться и взлететь, а вот у меня возникнет. Возникнет уже по той причине, что я не могу сидеть на земле, призывно вздыхая и глядя на небо.

Одних небеса благословляют, другим сулят беды и страдания, кто-то обожествляет их, но я вижу в них поток, стремление, моё стремление оторваться и взмыть прочь от земли.

– Ничего себе! Парень, ты что, решил пролететь там? – мой помощник посмотрел на вулкан, который грозно и мрачно изрыгал пламя, красуясь где-то вдали, но не настолько, чтобы быть совсем безопасным, особенно для моего полёта.

– Ты, главное, подготовь всё, чтобы этот полет не оказался последним, – не став отвечать на его вопрос, сказал я.

– Я слабо верю, что крылья смогут пролететь, выдержать полёт. Только Ив Росси делает такие трюки, и то крылья-то у него сами не летают, он приземляется на парашюте!

– Прекрасно, надо расти!

Из самолета я, как и Ив Росси, выехал на специальных роликах, а дальше… А дальше невероятный шум ветра, где-то земля, потерявшая объем из-за высоты, и вулкан, над которым, почти над самым жерлом, должен пролететь я. Ещё будучи на земле, лётчик попросил меня передать привет Сатане, когда я буду пролетать над центром вулкана. Это было вместо последнего напутствия, а мой помощник просто крикнул: «Рок-н-ролл!»

Крылья должны были управляться с помощью специальных сенсоров, прикрепленных к моей голове. Это что-то вроде искусственных частей тела, которые прикрепляют инвалидам. Только крылья во много раз чувствительней, к тому же есть подстраховка. Если датчики перестанут реагировать на нервную систему, то они будут слушаться малейшего движения моего тела. Если крылья потеряют чувствительность, то в ход пойдет ручное управление, а если вдруг всё пойдет крахом, то мне поможет парашют – чудесное изобретение человека, дарующее свободу и спасение. Но крылья мне оставит их изобретатель, если я смогу с помощью них и приземлиться, не знаю, как именно, но специальное топливо превратило крылья почти в реактивный ранец. Страшно ли мне? Страшно было в самолете, а сейчас я не думаю о падении, мне некогда ощущать ужас. И хотя уже адреналин хлынул в мою кровь, я спокоен и сосредоточен, меня почти нет в этом полете, я полностью растворен в нём.

Несколько завитков, чтобы яркий шлейф из дымовых шашек, что прикреплены к моим ботинкам, запечатлелся на фоне извергающей пламя и пепел горы, на радость фотографам и зевакам, и дальше, к вулкану.

Жарковато! Вулкан недружелюбно встречает. Кто знает, может, как полыхнет и прощай всё! Жалко будет крылья, да хотя какая потом мне будет разница?

Какой дым! Одна надежда на специальный костюм и респиратор. А все равно страшно, скорей бы пролететь над ним. В этом самая соль: пролететь, пройти там, где тебе страшнее всего, там, где все превращается в единый всеобъемлющий страх. Какое в этом удовольствие! Удовольствие бывает не только там, где тихо и спокойно, но и там, где можно что-то превзойти, а труднее всего превзойти самого себя.

Жуткий пепел начал вырываться из жерла, видимо так рождались легенды о драконах, о богах, в тот момент, когда человек сталкивался с такими вот явлениями и чувствовал свою ничтожность перед ними. Ближе, еще ближе и еще жарче, почему-то кажется, что я не вернусь!

Ужасно! А не страшно! Вот это жар и… Я ничего не вижу. Я граничу между паникой и сосредоточением, всё равно никуда не деться, но страх и инстинкт самосохранения хотят вырваться откуда-то из глубины, да… Вот это выброс! Даже через специальный защитный костюм, я ощущаю жар, какой ЖАР! ЖАР! КАК ЖАРКО!..

– Меня пугает только первый реконструированный. – Я слышал шепот где-то совсем далеко. Неужели это лекарства так действуют, словно меня напичкали наркотиками? – Он слишком неуправляем и самостоятелен.

Похоже на голос той брюнетки, что пыталась общаться со мной. Она что-то говорила про реконструкцию. Ох, как меня мутит, и все кружится, едва я открою глаза.

– Ещё одной очередной реконструкции бюджет не выдержит. Спасибо, что нам и так дали двоих. Хорошо ещё, что тело второго частично спас его необычный костюм, а первый упал в болото.

– Ну, он до сих пор летит. Боюсь, что такая фиксация даст о себе знать, рано или поздно…

– Наши психологи над ним поработают. Если надо, они его прозондируют и подкорректируют, и он не захочет больше летать, да и ему это будет незачем, у него всё будет на земле.

Что за чушь… никогда… зачем мне просто жить на земле, я лучше сдохну, чем буду просто сидеть на земле…

– Это вам не ваше общество, – высокая брюнетка, слишком идеальная, будто из журнала, что-то говорила о том, как я должен вести себя в их мире. – Запомните, вы были реконструированы с научными целями, а не из-за гуманных соображений.

«Интересно, – размышлял я, – как такая шикарная девица могла стать научным сотрудником? Нет, ну как, это понятно, но ведь она что-то соображает, по крайней мере она понимает, что говорит».

– А вы, – обратившись ко мне, она прервала цепочку моих рассуждений, – вы так и не вспомнили своё имя?

– И не хочу…

– Мне не нравится ваше поведение, и я уже начинаю сожалеть, что вас реконструировали! – её голос звучал деловито, даже наигранно деловито. Обычно так бывает, когда женщина хочет показать свою силу, власть, но не понимает, что от этого её образ становится только наивнее, словно гротескная пародия.

– Ну, сожгите меня второй раз, – отрешенно ответил я, – первый раз я уже сгорал, второй раз будет не столь эффектно.

– Вы можете продолжать смеяться надо мной, – она почувствовала, что мой цинизм и полное равнодушие к их «дару» ставит под сомнение ее безупречный статус в их организации, – но вполне возможно, что вам найдут иное… иное предназначение.

– Что-то вы замялись, когда говорили о предназначении. Мне кажется, вы просто не знаете, что делать с нами потом. Может, всё это «мероприятие» не совсем законно?

Она, конечно же, не покажет вида, что я её задел. На любые замечания и колкости она рассмеётся, высокомерно и вызывающе, но я понимаю, что мое трикстерство означает для такой самостоятельной женщины, что ее показная сила под сомнением.

– Чего тебе не нравится? Глянь вокруг, какие города, техника, какие женщины вокруг! – шепнул мне на ухо второй реконструированный. – Не жизнь – а малина, ничего делать не надо, более того, они предлагают даже внешность бесплатно изменить.

– Ты как погиб?

– Что? – он явно был удивлен такому интересу к его персоне. – Пьяный разбился…

Что-то в голосе было не так, он сильно разволновался.

– Сбил кого-то?

– Нет.

– Точно?

– Чего ты пристал, может тебе уже и доложили про меня что-то, ну и что с того? Это было черт знает когда! – он перешел на крик. – Давно уже нет никого, кто жил в те времена, ну и что? Мало сбивают на дорогах женщин с детьми?

– Ну да, действительно, одними больше, одними меньше, – я открыто насмехался над ним.

– Да пошёл ты! – парень совсем начинал терять контроль. – Что? Думаешь, ты – святой? А ты сам-то как погиб? Я вижу, что не от старости?

– Спроси у той красотки, – я махнул головой в сторону нашего поводыря – брюнетки.

– А как погиб этот тип? – внезапно спросил парень, когда мы уже зашли в лифт.

– Странный интерес… – брюнетка была удивлена, – но вы имеете право знать. Он сгорел заживо, пролетая над вулканом, на специальных крыльях.