Случайный спутник - Эвелин Беркман

Она ушла, а Марта смотрела на застекленную, неглубокую, квадратную по форме коробку, обитую черным бархатом, с эбеновыми краями. В ней помещалась овальная миниатюра, обрамленная светло-коричневым, слегка потрескавшимся от времени лаком. Внутри лакированного овала поблескивал узкий золотой ободок, и из него на Марту смотрел изображенный в три четверти молодец, красивей которого она в жизни своей не видела. Ему было лет двадцать пять — двадцать восемь. Красота его ничуть не отдавала женственностью. В восхищении рассматривала Марта высокий чистый лоб, безупречный изгиб бровей над выразительными карими глазами, прямой нос и прекрасно вылепленные губы. Он носил не парик, а свои волосы, просто завязанные едва видневшейся сзади черной шелковой лентой. По блеску зеленого бархата, расшитого золотом, можно было судить, что он в мундире, но не в военном, а, скорее, в придворном. Костюм очень шел ему; все ему шло, даже надменность. Как и принцесса, он холодно взирал на Марту, вскинув голову и, кажется, прекрасно сознавая свою привлекательность. Ничего удивительного, что принцесса влюбилась в него так безрассудно. Он, должно быть, покорял многих и мог с полной в себе уверенностью выбирать наиболее выгодные связи. В его взгляде, заметила Марта, сквозила расчетливость.

Что ж, теперь она знала, что они были за люди, эти молодые аристократы, баловни судьбы, странно связанные загадочной смертью. И та же тьма, что поглотила их, хранит тайну исчезнувшего рубина.

«ГЛАЗ КАЛИ»: рубин неизвестного происхождения; легенда, согласно которой он украден из храма Кали, богини-покровительницы индийской секты тугов, не достоверней, чем любая другая. В Европе рубин появился впервые приблизительно в 1660 году, когда был предложен Генриху IV придворным ювелиром Картаном. Генрих собирался жениться на Марии Медичи и купил камень в качестве свадебного подарка за 60 тыс. ливров (10 тыс. фунтов стерлингов по современному курсу). Почти столетие его носили королевы Франции. Можно привести одно из многочисленных свидетельств этому — письмо, датированное 1678 годом: «По сему случаю… на королеве был знаменитый рубин Индиец[2] Я приблизился к Ее величеству как мог ближе, чтобы рассмотреть его получше. Это поистине чудо, камень величиной по меньшей мере с верхнюю фалангу большого пальца мужчины, формой напоминающий грушу; в ярко-красной живой глубине его, словно в слезе, светится искра огня.»

(Письмо Джона Харрингтона, лорда Чишолма, английского посла во Франции в 1676–1681 гг., изд. Викон Молине, 1907.)

Это, как и другие описания, позволяет оценить вес рубина в восемьдесят-сто карат.

В 1695 году, когда Людовик XIV нуждался в деньгах, камень перешел в руки Людвига-Эммануила, герцога Восточной Франконии, который заплатил за него 20 тыс. фунтов стерлингов по нынешнему курсу, подорвав тем самым финансы герцогства на много лет вперед. Камень исчез в 1720-е годы при обстоятельствах, которые никогда не были удовлетворительно изложены.[3]

Марта закрыла блокнот и посидела минутку, не двигаясь. На сегодня достаточно. Если она хочет улететь в понедельник, надо еще сделать тысячу дел.

Было уже совсем темно, когда она вышла из Холборнской публичной библиотеки и быстро пошла домой. Ее маленькая неудобная квартирка была всего в десяти минутах ходьбы. Следовало заняться приготовлениями к отъезду, и именно сегодня: у нее возникло еще несколько идей по поводу рубина, и завтрашний вечер она хотела провести, копаясь в книжных развалах на Чаринг-Кросс-роуд.

И все-таки, несмотря на благодетельную занятость и суету, саднило сердце. Днем она еще могла держать себя в руках, думая о другом, но в сумерках боль неизбежно настигала ее. Шесть вечера, время свиданий. Этот пустой час превратился в настоящую пытку, худшее время дня. И еще тоскливей становилось от того, что Тревор Дермотт был не просто бременем ее души и тела. Он был тайной.

Глава 4

— Мисс Хевенс, — сказал сэр Фредерик Соунс, шеф Марты, — не могли бы вы узнать у мистера Тревора Дермотта, будет ли готов экспонат, который он реставрирует, на будущей неделе? Наверное, вы найдете его в мастерской, добавил он и исчез без дополнительных разъяснений.

Это случилось в самом начале ее стажировки, когда она еще не очень хорошо ориентировалась в музее.

Узнав, как найти мастерскую, Марта прошла длинными, узкими, пыльными и к тому же плохо освещенными коридорами, на ощупь спустилась по лестнице с выщербленными ступенями (для экспонатов в музее имелся лифт, который приводился в движение руками, но для подъема людей был, естественно, непригоден) и, наконец, очутилась в подземелье — длинной комнате, где горели бестеневые лампы жесткого дневного света. Человек пять, сидевшие поодаль друг от друга, работали в почти полном молчании. На вопрос о мистере Дермотте, которого она раньше в глаза не видела, ей указали на самую дальнюю мужскую спину.

Он был погружен в работу и только услышав свое имя, поднял голову. Все вокруг поплыло и отдалилось. Потом снова вошло в фокус. Вернувшись откуда-то издалека, Марта стряхнула с себя наваждение, как собака отряхивается от воды, представилась и передала вопрос сэра Фредерика по назначению. Тут он совсем перестал работать и усмешливо-вопросительно уставился на нее, улыбнувшись так, что ее сердце снова перевернулось.

— Значит, хозяин велит пошевеливаться? — пробормотал Тревор, и его голос, не слишком низкий, но мужественный и благожелательно-ироничный, сразил ее окончательно. — Он заманил меня в эту паутину, посулив, что погонять не будет. И вот, как выясняется, бессовестно обманул. Разве так поступают? Разве мушке не обидно?

— Ужасно обидно, — подыграла Марта. — Ни один приличный паук не унизится до такой степени. Подумайте-ка, могут ли пауки унижаться?

— Почему бы и нет? Если можно унижаться на двух ногах, то почему нельзя на восьми? Между прочим, как вы полагаете, это разговор? То, чем мы сейчас занимаемся?

— Скорее, недоброкачественная имитация, — вздохнула она, и они рассмеялись, смех его был прекрасен.

— Соблаговолите передать сэру Фредерику, что его экспонат будет готов к будущей неделе, даже если я умру от перенапряжения. И сделайте милость, присовокупите, что я поражен его гнусной выходкой.

— Я немного отредактирую ваши слова, — улыбнулась она.

— Какая бездна остроумия! — засиял в ответ Тревор. — Голова кругом! И что же вы думаете, — он вдруг переменил тему, — об этих живописных руинах? Неплохо смотрится после Америки?

— Ну, это не последнее слово в музейном деле, — призналась Марта, до смешного счастливая, что разговор затянулся.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});