Месть колдуна - Анатолий Дроздов

– А вы можете попросить… – он замялся. – Ну, этого…

– Не могу. У меня нет ни адреса его, ни телефона. И отношения у нас неприязненные. Лучше все-таки вам самим, напрямую.

– Мы пробовали… – вздохнул визави. Впервые за время нашего разговора я увидел перед собой живого человека – искренне озабоченного и страдающего. Но я не собирался ему сочувствовать. Это человек с усиками был инициатором уничтожения мелких конкурентов нефтяного бизнеса в крае (крупные уже были в их руках), а под этот каток угодила и моя фирма. С туризма я начинал, он и оставался у нас – но больше для души. После военного училища тыла я стал специалистом по горюче-смазочным материалам, и после того, как снял погоны, понял, что старые связи среди оптовых поставщиков и покупателей горючего могут хорошо кормить. Не только людей в погонах, которым не совсем удобно было открыто пользоваться своими властными полномочиями в корыстных целях, но и маленького человека, помогавшего им этой досадной неприятности избегать.

Нас уничтожали решительно и жестоко: за инициатором этой кампании стояла власть. Сначала от меня ушли все мои партнеры в погонах; но я уже успел обзавестись собственными связями, и дело, хоть и с натугой, продолжил. Тогда только за одну неделю ко мне в офис пришли озлобленные инспектора всех контрольных служб, что есть в государстве, и контролеры эти были неумолимы. Даже те их них, что регулярно забегали перед этим за ежемесячной данью, виновато разводили руками и опускали глаза. Если бы мне в тот момент предложили отказаться от дел с нефтью, а оставить себе только туризм (здесь я никому не мешал), я согласился. Но договариваться с такой мелюзгой они не посчитали нужным. В государстве с переходной экономикой один закон часто противоречит другому, поэтому у контролеров есть возможность выбирать подходящий. Налоговая инспекция арестовала мой счет в банке и описала мебель в офисе – это был приговор. Они даже не пытались как следует сформулировать свои претензии – в прежние годы через суд я повалил бы их раз и навсегда. Но в новые времена суды не хотели рассматривать иски от "жуликов". Я пытался бороться: закрыл фирму и открыл новую, но они тут же прикрыли и эту – я уже попал в их поле зрения, а свои жертвы они не привыкли отпускать легко. Мне пришлось проститься со своими сотрудниками (я потратил два месяца, но пристроил каждого на новую работу), и вспомнить бабушкину науку, а также то, чему учил меня на острове Крит воспылавший ко мне интересом таинственный человек без имени – для меня он так и остался Учителем. Мы отдыхали в Элунде всей семьей, я познакомился с ним вечером на пляже, и затем оставшиеся десять дней просидел у него в номере, не в силах оторваться от нового знания. В первый день мы заключили с Учителем договор о совместной деятельности, но, когда я узнал по окончанию учебы, чем мне предстоит заниматься, то отказался наотрез. У меня были непростые отношения с церковью, но не с Богом. Пойти против того, чему с детских лет учила бабушка, я нравственно не мог. Очень приятно знать, что можешь управлять людьми словом. Но убивать словом…

Я предложил Учителю в качестве компенсации деньги – за науку, но он отказался. Расстались мы холодно, но не врагами – на тот момент это для меня было главным. Я уже знал, что бывает с врагами этого человека…

– Попробуйте позвонить еще.

– Да пробовали! – обиделся человек с усиками. – Телефон не отвечает, в особняке его вроде как никто не живет. Прячется, что ли?..

Не прячется, конечно. Избегает. Сейчас вы готовы заплатить – возможно, даже вдвое. Но через три месяца согласитесь заплатить впятеро. А еще через месяц – вдесятеро против первоначальной цены. У Учителя скупой платит не вдвое, а всегда вдесятеро – тут он не отступит. Четыре года назад он сделал вам чудо, что ж вы, жабы…

В наступившей тишине неожиданно требовательно и резко зазвонил телефон. Человек с усиками торопливо схватил трубку, и почти тут же я уловил его удивленный взгляд.

– Вы были правы – приходит в себя. Извините, мне надо идти, – он встал и торопливо извлек из кармана белый конверт. – Вот. Здесь вдвое больше вашего обычного гонорара.

Я мысленно усмехнулся – даже беда не могла их изменить. "Вдвое…" Самые скупые – это богатые, люди в тысячу раз беднее в таких ситуациях предлагали мне все. В обмен на жизнь…

– Я не возьму.

Взгляд его стал неприятно колючим.

– Я не принимаю пожертвований за консультации. Только за помощь. А ее не было.

– Как хотите, – он сунул конверт обратно в карман. И мне показалось, что сделал он это с большим удовольствием, чем его доставал.

– Спасибо. Вас отвезут домой…

Я взглянул на часы – с той минуты, как ко мне подошли в туалете, прошло менее полутора часов. Оксана еще может быть в ресторане…

– Нет.

Остановившись на бегу, он удивленно смотрел на меня.

– Верните меня туда, где взяли.

– Куда хотите, – равнодушно пожал он плечами…

4.

– Я думала, что ты уже не вернешься.

– Я же обещал.

– А я подумала… Забрала бутылку в номер и решила: раз уж ничего не получилось, то хоть напьюсь…

– Это у тебя получилось.

– Самец!..

– Пьяная ты гораздо интереснее.

– Чем?

– Целуешь крепче.

– Скотина… – она захихикала. – Приходишь среди ночи, когда тебя уже не ждут, – я могла дверь и не открыть, мало кто там царапается! – да еще и издеваешься? Счас выгоню!

– И куда же я пойду, сиротинушка? На мороз? Голый и босой?

– Какой мороз – весна на дворе! Босой… Самец… – она захлебнулась в нахлынувших чувствах и, всхлипнув, уткнулась лицом мне в плечо. – Да я весь этот год… Не знала, что и думать. Прилетела, а он здоровый, сытый, да еще куда-то ездит среди ночи…

Я промолчал, давая ей время придти в себя. Все так: и здоровый и сытый. Только не в радости. Как писали древние друг другу: "Юлий Луцию – радоваться!" Иного не желали – этого было достаточно…

– Так куда все-таки ты ездил?

– Как и сказал: человеку помочь. По специальности.

– Они не могли подождать до утра?

– Большие люди не любят ждать.

– А что, действительно большой?

– Очень.

– То-то портье мне сказал: уехал на черной машине. У вас по-прежнему у начальства машины черные?

– По-прежнему…

Мысленно я усмехнулся: расспросила портье, все проверила… Главное, что уехал не на такси. Тогда меня в номер точно не пустили бы.

Я пошарил рукой по тумбочке – помятая, но еще не пустая пачка была на месте. Маленькая сувенирная зажигалка, позаимствованная из презентационного пакета для особо важных посетителей выставки (у Оксаны таких пакетов оказалось с десяток), лежала рядом. Я сел, чиркнул зубчатым колесиком – маленький оранжевый язычок пламени сухо вспыхнул и жадно впился в табачный срез сигареты.

Сквозь неплотно задернутые шторы в комнату потоком вливался бледный свет – над городом царило весеннее полнолуние – и легкий табачный дым мягко слоился в этом потоке, завиваясь пепельной спиралью. Оксана также села на постели и привычным движением рук стала закручивать вокруг головы длинные светлые волосы. Лунный свет накатывал на нее из окна, мягко обрисовывая четкий профиль, ровные линии тонкой длинной шеи и маленькую, как у девочки-подростка, выпуклую грудь…

В первый день на Мальте я не обратил на нее внимания – мне никогда не нравились длинные и тощие, но остальные мужики из группы набросились на нее, как стая февральских кобелей. После того как Вадим, самый из них сексуально озабоченный, едва не свернул ей шею под воздействием приступа нахлынувшей страсти, она прибежала ко мне, старшему и организатору поездки, – жаловаться. Я защитил и успокоил – да так старательно, что к себе в номер она уже не пошла… Вадим дулся на меня всю поездку, а в самолете, выхлебав из горла купленную в аэропортовском "дьюти-фри" бутылку виски, три часа донимал меня шумными излияниями.

– Да ты хоть понимаешь, деревня, кого ты у меня увел?! – вопрошал он, обдавая салон "тушки" ароматом, от которого было не спрятаться, не скрыться. – Что это за девочка? Какая стильная? Это не твои тетехи, которых ты по турциям возишь…

Вадим работал режиссером на краевом телевидении, и по этой причине считал, что имеет моральное право учить других понимать красоту. Но в одном он был абсолютно прав – она действительно была не из тех, что я возил по "турциям" и каждый вечер в отеле заводил в свой номер – без долгих объяснений и уговоров, по очереди. Иногда это кончалось плохо: не раз к концу поездки дамы пытались выяснять отношения между собой на предмет единоличного обладания предметом любви. Я их успокаивал и мирил… Оксана выяснять отношения с соперницами не стала бы. Она просто зарезала бы меня прямо в ресторане тупым столовым ножом, выкажи я повышенное внимание к другой – я это понял еще на острове и не позволял себе лишнего. Да и не хотелось…

Я глянул на светящийся циферблат часов – полвторого.