Часы, идущие назад - Татьяна Степанова

Впрочем, вид двух комнаток, которые снимал фотограф Нилов, оказался гораздо приятнее. Собственный вход со двора, как на дачах – что-то вроде прихожей, в которой одежда и две большие спортивные сумки. Много мужской обуви. Жилая комната чистая, убранная, пол подметен. Деревянная кровать, на ней новый матрас из ИКЕА и чистое постельное белье оттуда же. Небольшой телевизор, кофеварка на столе, электрическая плитка, пакеты с соком. И на старом диване – сумки, чехлы с фотоаппаратурой.

– Это все его добро? – спросил Гущин.

– С собой привез, – домохозяйка Маргоша всхлипнула. – Тихий, как мышонок, был. Запрется и что-то там на компьютере себе гоношит.

Катя увидела на столе рядом с кофеваркой ноутбук.

– Здесь надо тщательно все осмотреть, – сказал Гущин капитану Первоцветову.

– Я позвонил, они уже едут.

И действительно, у дома остановилась еще одна полицейская машина. Из нее вышли оперативник и тот самый эксперт, что работал на месте убийства в доме.

Гущин ни до чего в комнатах фотографа дотрагиваться не стал. Казалось, его интересовало сейчас нечто совсем иное.

– Кто тело обнаружил? – спросил он.

– Братья Шишины.

– Бомжи, что ли?

– Дети. Старшему десять лет, младшему восемь, – вздохнул Первоцветов. – Я с ними разговаривал. Они шастали возле дома, у реки. Понесло их к этому самому дому. Зачем – сказать не могут. Сказали лишь – дверь была открыта, они зашли, а он там. Мертвый. Дети сильно испугались.

– Вы раньше никогда не работали в уголовном розыске, капитан?

– Нет. Я семь лет проработал в банке. А потом поступил в полицию, в отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Финансы и аудит, компьютерные базы. Я здесь, в городе, всего третий месяц.

– Но Дом у реки уже знаете.

Капитан глянул на Гущина. В глазах у него, как и у бывалого пропитого толстяка-профи, появилось странное, очень странное выражение, которое невозможно описать словами, можно лишь подивиться.

– Это здешняя достопримечательность.

– Давайте вернемся туда, еще раз осмотрим эту вашу достопримечательность, – предложил ему Гущин. – Здесь с обыском и осмотром ваши подчиненные и без нас справятся.

Они все втроем погрузились в машину Гущина. Пьяница-домохозяйка осталась в доме с прибывшими полицейскими. А вот нарядная дама по имени Мария Вадимовна Молотова проводила их долгим любопытным взглядом. Затем она ловко угнездилась на водительском сиденье своей иномарки, завела мотор и сказала что-то ожидавшему ее юному красавцу.

Серебристая иномарка развернулась и поехала в конец улицы Труда, скрылась за поворотом.

Глава 5

Вспоротая обшивка

Тело фотографа Нилова уже погрузили в пластиковом мешке в «Скорую», но черная кровавая лужа осталась. Кате, когда они снова вошли в Дом у реки, показалось даже, что лужа увеличилась в размерах, стала больше. Но это, конечно, был оптический обман. Уже стемнело, и внутри дома катастрофически не хватало света. Два мощных фонаря в руках полицейских не могли прогнать тьму, которая гнездилась в углах и почти осязаемо наполняла собой анфиладу комнат.

Полковник Гущин спросил капитана Первоцветова, как звали фотографа Нилова.

– Денис, – ответил тот, не отводя взгляда от желтого круга света полицейского фонаря, что скользил по замусоренному полу.

Полковник Гущин взял у полицейского фонарь и, направив его в сторону темной анфилады, прошел в глубь дома. Катя следовала за ним как тень. Она видела: Гущин на чем-то сосредоточен и никак не может выбросить это из головы.

– Остатки голландкой печки, – объявил он вдруг, направляя свет в угол одной из комнат.

Катя увидела серую, покрытую паутиной и выщерблинами трубу, утопленную в стене. Угол загромождала груда битого кирпича, и среди кирпича белели осколки кафельной плитки.

– Дымоход сохранился, остальное все разрушено. Старинная вещь – голландка, облицованная плиткой. – Гущин подошел к стене, постучал. – Ничего не замечаешь?

– Нет, Федор Матвеевич, – призналась Катя. – Жутко здесь.

– Голландки порой строились в особняках так, чтобы одновременно нагревать смежные комнаты. Здесь дымоход и то, что осталось от самой печки, но там, – Гущин вернулся в комнату, соседнюю с той, где было обнаружено тело, – никаких признаков, что за стеной печь. Да и сама стена…

– Сама стена – что? – Катя завороженно следила за светом гущинского фонаря.

– Неужели не видишь? Присмотрись. – Гущин махнул рукой в сторону анфилады. – Эта комната значительно у´же, чем та, где печь, чем все остальные в этом доме, кроме той, где лежал труп.

Если честно, Катя ничего такого не заметила ни в первое посещение дома, когда все ее внимание было сосредоточено на трупе с размозженным черепом, ни сейчас, когда в Доме у реки становилось все темнее и темнее.

– Это же дом с мезонином, – продолжал Гущин. – Центральная часть и как бы два флигеля. Комната, где нашли Нилова, и соседняя – как раз центральные в анфиладе, и они у́же остальных.

Он вернулся в первую комнату, старательно обошел лужу запекшейся крови и вплотную приблизился к стене.

Провел по ней ладонью, точно гладил. Он водил по стене ладонью, ощупывал. Внезапно его рука застыла на месте.

– Выбоина. Нет, это дырочка, и здесь, и здесь. Примерно на равном расстоянии. В стене высверливали дырки.

– Нилов? – спросил Первоцветов. – Но его инструменты находились в сумке, когда мы начали осмотр. Сумка с застегнутой молнией. Я решил, что он убрал инструменты в сумку, как только взломал на двери замок.

– У него вся одежда спереди в строительной пыли, известке и кирпичная крошка в волосах, – ответил Гущин, продолжая ощупывать стену. – И здесь отверстие, а вот здесь выбит кусок кирпича. Это уже не дрелью, а зубилом поработали и молотком. Он тут шуровал, возле стены, когда его убили.

Капитан Первоцветов постучал по стене.

– Не слышно пустот. А инструменты находились в закрытой сумке.

Гущин сунул ему полицейский фонарь и молча развернулся к выходу. Катя опять устремилась за ним. Ее охватило дикое любопытство.

«Он думает, что фотограф приехал сюда ночью искать старинный клад. А с какой стати его еще могло принести в эти развалины? Инструмент, строительная пыль… Он искал тайник!»

Гущин вместе с шофером рылись в багажнике внедорожника. Катя знала: гущинский водитель, наученный оперативным опытом, возит с собой много всего. Шофер извлек из багажника тяжелый молоток, нашел еще какую-то короткую железку.

Они с полковником вернулись в дом. Гущин попросил Первоцветова и полицейских светить на стену. Взял в руки железку и начал стучать по стене, ощупывая высверленные отверстия рукой.

– Здесь… Нет, здесь… Вот здесь, – он кивнул водителю.

Тот размахнулся и ударил молотком в стену. Посыпались пыль, осколки кирпича.

– Дай я сам. – Гущин выхватил у него молоток и с силой саданул по стене.

Пятна фонарей дергались на темном фоне, лицо Гущина излучало азарт. Кате показалось, что в этом неверном свете, который через силу боролся с ночной тьмой, черты лица полковника, да и черты лица капитана Первоцветова, искажаются. Слишком бледные на фоне мрака, как маски, и словно у масок – черные провалы глаз и черные линии…

Удар по стене!

Еще удар!

Выскочил кирпич.

Еще удар со всего размаха.

По лицу Гущина струился пот, лысина блестела. Он тяжело дышал от усилий, и лупил, и лупил по кирпичной кладке.

Во всем этом было что-то… первобытное. Не совсем нормальное. Катя никак не могла отделаться от этого чувства.

Удар по стене!

С шорохом посыпалась старая штукатурка, сразу три кирпича выскочили из стены. И в образовавшейся дыре луч полицейского фонаря наткнулся на чернильную тьму.

Капитан Первоцветов не выдержал – он подскочил к стене и начал руками расшатывать кирпичи, цепляясь за край образовавшейся дыры. Странный, нездоровый азарт словно и его заразил. Он буквально вырвал из стены еще один кирпич.

И в этот момент Гущин засадил молотком в стену с такой силой, что там, внутри, что-то треснуло, и кирпичи градом посыпались на пол.

Образовалось отверстие, достаточно широкое, чтобы туда можно было просунуть голову.

Кате отчего-то от этой мысли стало зябко.

В одном лишь Гущин не ошибся: за стеной скрывалась пустота. Тайник?

Все они сгрудились возле зияющей дыры. Катя держалась за спиной полковника Гущина, выглядывая, как белка из дупла. Оба полицейских фонаря направили в отверстие.

– Комната, – сказал Гущин, – замурованная комната.

И точно, это была комната, и весьма внушительных размеров. Первое, что бросилось Кате в глаза, когда луч фонаря уперся в противоположную стену этой тайной комнаты, – заложенное кирпичом, забранное заржавевшей решеткой окно. На подоконнике – толстый слой пыли. Свет фонаря скользил по полу – здесь все еще сохранился наборный дубовый паркет, но он сгнил и почернел от сырости и весь, словно коростой, был покрыт плесенью. Стены комнаты покрывала штукатурка, тоже вся в пятнах плесени, в углу еще сохранились остатки старых обоев – некогда темно-синих, с узором из королевских лилий. В середине комнаты что-то громоздилось.