Боевые маршруты - Фёдор Полынин

А в это время к нам уже подходил своей медвежьей, вразвалочку, походкой сам Чкалов. Положил тяжелую ручищу на узенькое плечико Вити Муравьева и этак добродушно говорит:

- Ну что, полетели?

Витя еще более растерялся, посмотрел страдальчески на меня, будто прося защиты, и молча направился к стоявшему неподалеку самолету.

Когда они приземлились, Чкалов, улыбаясь, посоветовал Вите:

- Ставь за полет "тройку".

- Почему "тройку"? - воспротивился Муравьев. - Вы же, Валерий Павлович, пилотировали отменно.

- А ты слушай, что тебе старшие говорят. "Тройку", и ни на балл больше. Так надо. Понял?

С Витей мы потом долго смеялись над очередной незлобивой выходкой Чкалова. А Вите с тех пор Валерии Павлович, как старший, оказывал особые знаки внимания.

Начальником Центрального аэродрома имени Фрунзе много лет работал Зиновий Николаевич Райвичер, старейший летчик, награжденный в гражданскую войну двумя орденами Красного Знамени. Он любил порядок и строго взыскивал с тех, кто нарушал его. Райвичеру подчинялись все летные части, находившиеся на аэродроме. Без централизованной, сосредоточенной в одних руках власти тут нельзя было обойтись.

Однажды меня и Георгия Байдукова назначили руководить полетами. Он ответственный от научно-исследовательского института, а я - его помощник от академии.

На дворе трескучий мороз, метет поземка и ветер пронизывает до костей. Тогда ведь не было теплых стартовых домиков, как сейчас. Руководитель полетов, стартер, финишер стояли открыто, на семи ветрах и дирижировали самолетами не с помощью радио, а флажками, голосом, а то и просто руками.

Когда в полетах наступила пауза, Байдуков и говорит:

- Поди погрейся. Надо будет - позову.

Ушел я в домик, наслаждаюсь теплом. Проходит час, а может и больше, никто не вызывает. Меня начинает одолевать беспокойство. Прихожу на старт, спрашиваю у механика:

- Где Байдуков?

- Байдукова вызвали, и он куда-то уехал.

Пришлось взять на себя роль руководителя полетов. Приближался вечер. Плановая таблица была выполнена, и я закрыл полеты. Но, не успел дойти до домика - слышу вверху, в стороне гудит самолет. В это время пошел снег, и рассмотреть приближающуюся машину было невозможно. Я тут же бегом возвратился и приказал выложить посадочный знак. Самолет приземлился, но мне все равно дали взбучку за то, что раньше времени ушел со старта.

Одним из отрядов авиационной бригады командовал Фегерваре - венгр по национальности. Был он худощав, всегда ровен и вежлив в обращении. Небольшой акцент, с которым Фегерваре произносил слова, придавал его речи особую привлекательность.

Дело было летом, стояли мы в лагерях под Серпуховом у деревни Липецы. Подходит как-то к нему миловидная молодая женщина и чуть не со слезами на глазах умоляет:

- Ну научите меня летать. Ну, пожалуйста...

- Не могу я этого сделать, уважаемая. Не могу. Авиация боевая, а вы хотите, чтобы я посадил в самолет женщину, - отбивался от нее Фегерваре.

- Я все это понимаю, - не унималась она. - Но сделайте исключение, прошу вас.

Это была ныне всем известная летчица Валентина Гризодубова.

- Ну что мне с вами делать? - искренне сожалел Фегерваре. - Узнает начальство - не сдобровать.

В конце концов командир отряда сдался и разрешил после основных полетов провезти Валентину на По-2. Она оказалась на редкость способной, быстро переняла приемы управления самолетом, уверенно взлетала и садилась. Вскоре ее выпустили самостоятельно и порекомендовали продолжить учебу в одном из подразделений ГВФ. Туда же, в ГВФ, за какую-то очередную провинность на время откомандировали и В.П. Чкалова. Он возил там парашютистов и принял живейшее участие в устройстве летной судьбы Вали Гризодубовой.

В мае 1932 года состоялся воздушный парад. В нем участвовала и наша авиабригада. Прошел он успешно. В небе Москвы промчались самолеты разного назначения - истребители, легкие и тяжелые бомбардировщики, разведчики. Авиационные заводы, построенные в годы индустриализации страны, выпускали уже отличные по тому времени машины.

Участников парада пригласили в Кремль. На встречу пришли члены Политбюро во главе с И. В. Сталиным. Сталин высоко отозвался о мастерстве летчиков и штурманов, много теплых слов сказал об авиации вообще.

На следующий день состоялся смотр авиационной техники. На Центральном аэродроме выстроились рядами самолеты различных марок. Я впервые видел такое огромное количество машин, собранных вместе. Это было величественное зрелище, невольно вызывавшее гордость и восхищение.

Первым из гостей на аэродром прибыл А. М. Горький. На нем был легкий плащ и широкополая черная шляпа. Летчики, техники, механики тотчас же окружили любимого писателя. Кто-то воскликнул:

- Горькому слово!

Все дружно зааплодировали. Горький поправил галстук, окинул взглядом выстроившиеся по линеечке самолеты, и глаза его повлажнели.

- Какая мощь! - с придыханием сказал он, вынимая из кармана носовой платок. - Посмотрел на вас, и сердце радостью захлестнуло. Какие у вас одухотворенные лица. Эх, говорить я не умею, - с волжским акцентом подвел он итог своей до предела краткой речи. - Лучше я о вас напишу.

Позже прибыли руководители партии и правительства во главе с И. В. Сталиным, иностранные делегации, присутствовавшие на первомайском празднике. Мы застыли у своих самолетов, одетые в новенькие синие комбинезоны. Я стоял со своим экипажем у ТБ-3 (тяжелый бомбардировщик конструкции А. Н. Туполева), на котором мы вчера, в день первомайского торжества, пролетали над Москвой, Красной площадью. В сердце все еще ликовал праздник.

В небе Китая

Начало зимы в 1933 году было морозным и вьюжным. Ветер свободно гулял по широкому полю Центрального аэродрома, наметая снежные подушки на взлетно-посадочной полосе. Красноармейцы едва успевали срыть сугробы в одном месте, как они появлялись в другом. И опять приходилось запрягать сивку-бурку (как назвали наш единственный трактор), чтобы разровнять поле. И отменять полеты было крайне нежелательно: каждый потерянный час ставил под удар и без того напряженный график подготовки слушателей.

Уставали не только аэродромщики, но и мы, инструкторы. Полеты нужно было разобрать, а затем начиналась подготовка к очередному учебному дню.

В один из таких суматошных дней меня вызвали к дежурному по полетам на оперативный пункт. Там я увидел незнакомого человека в штатском пальто и шапке-ушанке. Поздоровавшись, он сухо сказал, что по распоряжению командира бригады я должен сейчас поехать с ним.

- Но ведь на старте моя группа осталась, - ответил я.

- Пусть вас это не беспокоит. Слушателям скажут, что делать.