Барометр падает - Василий Павлович Щепетнёв

— Цели ясны из названия: содействие восстановлению гостиницы «Москва». Учредитель — общественная организация «Москва и москвичи» вместе с профсоюзными и комсомольскими организациями ряда предприятий.

— А почему вы вдруг решили, что мне это интересно?

— Но вы же советский человек, и не можете оставаться равнодушным…

— Не могу, — опять перебил я безымянного.

И, обращаясь к Миколчуку, спросил:

— У нас всё, товарищ Миколчук? Тогда разрешите откланяться: время не терпит.

И я откланялся.

Авторское отступление

1. Из газет: В «брежневском» доме 26 по Кутузовскому проспекту был замурован артиллерийский снаряд калибра 122 мм, который мог взорваться в любую минуту! Необычная находка была сделана примерно в 17.30 на третьем этаже, через подъезд от того, где жили первые люди страны. Возможно, его случайно замуровали при строительстве дома в 1946 году. Кстати, строили знаменитое здание военнопленные. («Московский комсомолец», 20.08.1998)

2 . До сих пор в Воронеже во множестве находят бомбы и снаряды времен Великой Отечественно войны. И уничтожают на полигонах. Взрываются, еще как взрываются!

https://riavrn.ru/news/vzryv-najdennoj-v-voronezhe-aviabomby-pokazali-na-video/

Глава 3

16 августа 1979 года, четверг, день

Иду, шагаю…

Москва к праздным людям равнодушна. Что делать праздному человеку в Москве в полдень, в четверг, в августе месяце?

Рабочий класс создаёт материальные ценности, сфера обслуживания обслуживает, милиция следит за общественным порядком, все при деле, всем не скучно. А праздный человек? Праздный человек мается, ищет себе место, ищет, и не находит. Где ж его найти, место? Баров, бильярдных, турецких бань и прочих мест, где можно со вкусом провести время, в Москве крайне мало, на всех праздных людей никак не хватит. Да и открыты они преимущественно в вечернее время. Вечернее, но не ночное!

А тут ещё и спиртным торгуют строго с двух пополудни. Чтобы трудящиеся в свой законный обеденный перерыв не подвергались искусам.

И что остается праздному человеку? Курить, курить и поглядывать на часы.

Есть в Москве и другие люди, праздные на законных основаниях. Пенсионеры. Они обычно кучкуются у стендов с газетами. Не только ради экономии медных монеток, скорее, им важнее обмен мнениями: кто возглавит правительство Экваториальной Гвинеи, сколько человек погибли вместе с «Пахтакором», и правда ли, что на время Олимпиады в Москву будут пускать только по специальным разрешениям?

А тут — и стенд и газетами, и «гастроном», удачное сочетание. Люди в ожидании заветного часа знакомятся с прессой, повышают культурный и политический уровень. Умно придумано!

Я, как праздный, но не курящий и не пьющий обыватель, сидел в скверике на скамейке, сидел и наблюдал жизнь. Остальные скамейки потихоньку занимали мамы и бабушки, выгуливающие мелюзгу, и один из пенсионеров, устав читать, резонно решил, что лучше ему подсесть ко мне, чем к мамаше: можно и покурить, можно и поучить молодца уму-разуму.

— По разрешениям — это было бы неплохо, — продолжил пенсионер разговор с отсутствующим собеседником, приглашая к дискуссии и меня. — Но хорошо бы, чтоб и после Олимпиады немосквичей тоже пускали к нам только с выдачей специальных удостоверений — добавил он, усаживаясь на мою скамейку.

— Вот, например, в командировку человеку нужно, в министерство или в главк — можно, но только по вызову. На экскурсии тоже пускать, с экскурсоводом. Пусть смотрят, развиваются, не жалко. Но только организованно: Мавзолей — значит, Мавзолей, Царь-пушка, значит, Царь-пушка. А то приедут — и по магазинам, по магазинам, а после них — как после Мамая, одна морская капуста.

— Морская капуста — полезный продукт, — сказал я, чтобы что-то сказать.

— Вы сами-то москвич? — спохватился собеседник, приглядываясь. — Вижу, вижу — москвич.

Как он разглядел во мне москвича? На мне был плащ, обыкновенный, московского пошива, блекло-зелёной расцветки, немаркий, не страшно сесть на уличную скамейку. На голове — берет, но не вызывающий малиновый берет французского художника, а скромный, в тон плащу, сделано в Таллине. Туфли ереванские, «масис». Вот брюки английские, на мне консервативный английский костюм, но определить это сложно, плащ у меня ниже колен, не очень-то разглядишь, какие брюки. Но в целом да, в целом я одет лучше среднего провинциала.

— Я потому узнал в вас москвича, что вы не торопитесь. Приезжие, они торопятся, им нужно всюду поспеть: и сапоги купить, и Москву покорить, а вы сидите… Сидите, как хозяин.

— Необъятной Родины своей, — продолжил строчку я.

— Именно! — просиял пенсионер. — Вот вы молодой человек, а понимаете! А некоторые — он кивнул в сторону тех, кто продолжал обсуждать мировые проблемы у газетных стендов, — некоторые дальше своего носа не видят. Я думаю письмо в газету написать, о необходимости пропускной системы для чужаков, то есть для гостей Москвы. Не знаю только, куда лучше, в «Известия», или в «Правду».

— «Правда», она поавторитетнее будет. Опять же традиции, — посоветовал я. — Там с письмами работают очень и очень серьёзно.

— Я и сам к тому склоняюсь, — сказал пенсионер.

«Склоняюсь…» Так говорят писатели средней руки, и я рискнул:

— Я вот гадаю… Это вы — автор того замечательного произведения?

— «Сказания о Третьем Риме»? Да, я Александр Попов, очень рад встретить культурного и начитанного человека. Как вы меня узнали? Фотография в журнале прескверная.

О! Угадал! Не знаю только, повесть это, рассказ или публицистика, да и неважно. Писатели в девяти случаях из десяти говорят о себе, слышат себя, и на пустяки не отвлекаются.

— Вполне узнаваемая фотография, — мягко возразил я, — но главное ведь слова. Текст. Словам тесно, а мыслям просторно.

И через несколько минут я уже знал, что Александр Сергеевич Попов всю жизнь отдал школе, преподавал русский язык и литературу, был классным руководителем, был завучем, три года назад вышел на заслуженный отдых, и решил продолжить служение литературе, но уже в качестве автора, сочинителя. И месяц назад журнал, знаменитый «Наш Современник» опубликовал его статью, «Сказания о Третьем Риме», в которой он, Александр Сергеевич Попов, призывает к строгому отбору литературы для школьных библиотек: поменьше всякой зарубежчины, томов сойеров и геков финнов, а побольше нашей замечательной литературы, которую весь мир признал вершиной из вершин, лучшим творением человеческого ума.

— Вы ведь согласны?

— Истина конкретна, — ответил я. — Бывает, что и в нашей литературе попадаются…

— Да, да, да, — Александр Сергеевич даже порозовел от восторга.