His name is Anny (Его зовут Энни) - Анна Тихая

глаза и рот, но я не успел. Зазвенел рингтон Анны, она лениво слезла с меня и ответила на звонок. Чувства утихали и покидали меня. Кто смеет мешать нам?! У меня появился отличный шанс узнать, кто это был.

— Дай мне еще две недели. Месяц даже не прошел, — отчаянно просила Анна негромким голосом после молчания, — а ты обещал… Новости? Пока не пишут, все в порядке. Это никуда не просочилось, можешь не волноваться…Все нормально, мне же не впервой. Если придут раньше, — тут она замолкла, словно боялась что-то предположить. — да, я помню. Давай пока, а то за границей много денег сдирают за звонок. Пока, папа.

Она положила трубку и повернулась ко мне. Я уже сидел, с интересом и неким высокомерием поднимая брови.

-Что это было?

-Я не могу сказать, — она неловко улыбнулась, — так что давай не будем поднимать эту тему, ладно?

-Я все равно все узнаю.

Фальшивая улыбка исчезла с ее лица. Она виновато опустила голову, не зная что сказать. Ее губы были плотно сжаты, а глаза уставились в пол. Мокрые и нерасчесанные волосы не скрыли ее отчаяние от меня. То, что она не говорила, было точно секретным. Никому об этом не нужно знать, потому что это что-то плохое или опасное. Моя самоуверенность не знает границ. Несомненно, я буду первым, кто об этом узнает.

Я встал и предложил высушить ее волосы. Даже после ванны с растрепанными волосами она не переставала выглядеть очаровательно. Анна согласилась, только бы поменять тему.

Мы вернулись в зал, где зазвучали произведения Чайковского из Щелкунчика. Потом подключили фен. Я сел на диван, она уселась на полу. В руках она сжимала несколько резинок и расческу. Когда фен включился, своим шумом он заглушал Вальс цветов. Я сушил ее волосы, притрагиваясь к ним и приподнимая, а она крутила головой под такт плавной музыки. Было слышно, как она довольно подпевает.

Мне приходилось подстраивать под нее движения фена, а рука уже устала.

-Не крутись! — я дернул ее за волосы. Она ойкнула и успокоилась.

Волосы были длинными, до поясницы, мягкими, как вата, и пахли клубникой. А я люблю клубнику. Между пальцами я пропускал ее темные локоны, заботливо их укладывая. Кажется, она балдела, поэтому сидела очень тихо.

Ее волосы высушились, я их стал расчесывать. Я не знал, как лучше это сделать, поэтому очень старался не сделать ей больно. Медленно и трепетно я проводил расческой по ее шелковистым и немного прохладным волосам.

-Ты делаешь это так нежно, — сообщила мне Анна, а потом закинула голову, чтобы увидеть меня. — А косички плести умеешь?

-Умею.

Анна заинтригованно и протяжно хмыкнула, опустив голову. Она уже догадалась, что я кому-то их плел, и что вряд ли у меня есть сестра или сестренка, ведь я как-то должен был стать самовлюбленным эгоистом. У меня были девушки. Три. Чтобы найти Анну, я должен был неудачно сойтись со всеми тремя. И только с одной я остался в дружеских отношениях — ей то я делал прически когда-то давно.

-А что ты еще умеешь?

Я взял небольшие прядки и начал плести, аккуратно и ровно. Ее волосы были послушными. Если я назову их красивыми от природы, то это будет несправедливо к тому, как усердно она за ними ухаживает. Я понимаю это, потому что сам забочусь о своих просто восхитительно пахнущих и мягких, как шелк, волосах. Только от одного вида моей чудесной шевелюры девушки оборачивались и не могли отвести взгляда, завидуя мне.

Вернемся к вопросу.

-Я умею подбирать слова и оживлять их. Я же все-таки писатель.

-Ха-ха, как волшебник! — развеселилась Анна. — Однако это не так просто, как кажется, — она понизила свой голос, что-то представляя — Море, океан слов. И тебе нужно выловить только самые подходящие. А если не сможешь — утонешь, пойдешь на корм акулам.

-Это не так сложно. Надо всего лишь выразить на письме все, что у тебя на душе. Озвучить их будет потруднее, но всему можно придать описание.

-Нет, не всему.

-И это все, что ты можешь сказать мне в ответ? — Я сделал ей высокий хвост. Передо мной сидела темная лошадка: она помотала голову направо и налево, встряхивая хвостик. А потом встала и показала свое лицо в профиль, полностью не оборачиваясь. Анна серьезно улыбнулась:

-Есть вещи, которые нельзя описать словами.

17 мая

Сегодня я впервые писал при ком-то.

<<Они рано вышли, когда только светало, одетые как городские, с рюкзаками полной еды и других важных вещей, которые могут пригодиться по пути. Пешком и молча добрались до асфальтированной дороги, ровной и пустой. И оказались они на распутье. Мальчик облизнул палец и подставил ветру. Но по утру было тихо. Птицы не пели. Деревья не танцевали своими ветками, указывая путь; солнце лениво выглядывало из-за верхушек берез.

Тогда Он предложил пойти направо.

— Нет, мы пойдем налево. В последний раз дул туда.

— Так город находится на севере, то есть на правой стороне от нас.

— У меня не такая дырявая башка, как у тебя! Это ты проворонил мою сестру! Ушла и не вернулась! — Мальчик со злости раскричался и разбудил всю живность. А Он был слишком спокоен, чтобы злиться на такие обвинения и ничего в ответ не сказал. Возможно, Он виноват. Он должен был догадаться. Он должен был все предусмотреть. И предотвратить. И не смог. Ведь слишком слаб и безнадежен.

Как и хотел Мальчик, они пошли налево.

Мимо проезжал красный грузовик с кузовом в правую сторону. Он побибикал путникам и остановился.

— Куда путь держите?

— В город! — отвечал грубо Мальчик, кусая во рту соломинку.

— Так он в другой стороне, — водитель удивился, — то-то думаю, не туда идете. Молодежь сейчас вся в город уезжает.

Мальчик цокнул и позволил Ему говорить и спрашивать. Он вежливо спросил, могут ли поехать с ним в город. Дружелюбный водитель не был против.

— Залезайте в кузов! Как будем приезжать, я вам скажу.

Он с легкостью запрыгнул в кузов, а вот Мальчику это далось труднее из-за роста. Но не принял никакой помощи и вскарабкался сам.

Ехали они тихо, только шум мотора заглушал пение птиц. Среди мешков картошки, пахнущей землей, сидели они и хрустели яблоками. Мальчик съел весь, не оставив веточку. Он же откусил один раз и отдал его Мальчику. Тот съел все яблоки и предложенный тоже.

Снова наступило молчание.