Крушение Кантокуэна - Андрей Жариков

Котин уже выздоравливал, когда пришло письмо. Служебное. Адрес напечатан на машинке. Сердце забилось, опустился Котин на стул, вскрыл конверт и прочитал скупые, убийственные строчки: "Сообщаем, что судно, на котором находилась Ваша жена, судовой врач Котина, потоплено вражеской подводной лодкой".

Два дня не вставал с постели убитый горем Котин.

И вдруг еще одно письмо в самодельном конверте. Глазам не поверил солдат, увидев знакомый почерк. Сын! Слава! Он в Чите.

КТО ОНИ?

Слава приехал на разъезд вечером. Как всегда, остался ночевать, чтобы весь выходной день провести с Мироном. За ужином спросил лесника:

- Василий Федорович, тетя Клава утверждает, что без кедровой рощи глухари не смогут жить в лесу, улетят и погибнут.

Дед Василий неторопливо очистил печеную картофелину, положил на тарелку и, полив кедровым маслом, ответил:

- Глухарь далеко не уйдет. Тут рядом сосновые леса. Корма ему вдоволь. На днях побывал там на зорьке. Поет глухарь.

Мирон не раз бывал с дедом на глухарином току, любовался пернатыми красавцами, слушал их песни, в книжках о глухарях читал.

- Махнем на зорьке в лес, - предложил Мирон Славе. - Знаешь, как здорово поют глухари! Темно еще, а петух начинает: "щелк, щелк". Как деревянными ложками постукивает. Опять "щелк", и слушает, нет ли соперника поблизости. А потом басовито: "тэк, тэк, тэк!" И начинается трель...

- Как у соловья? - спросил Слава.

- Ничего похожего! - засмеялся Мирон. - Это скорее как при заточке большого ножа о сухой камень: вчжик, вчжик, вчжик. Нет, это не выразишь словами... А сам сидит на ветке, голову кверху поднимает, борода под клювом торчком, и ничего в это время не слышит.

- Я видал на картинке, - сказал Слава. - Красивый: хвост и крылья черно-бурые, грудь черная с сине-зеленым блеском. Брюхо белое с черными пятнами.

- Картинка - не то, - возразил Мирон. - На картинках глухарь и тетерев похожи. Я раньше даже не мог отличить их. Тетерев - это как маленький черный петух, а глухарь в сумерках на огромного орла похож, клюв большой, загнутый, как у хищной птицы. Великан!

- В кого ты такой говорун, Мирон? - удивлялся Василий Федорович, ополаскивая посуду в тазике. - Отец - молчун, от матери слова лишнего не услышишь, ну, а я вовсе не мастак говорить. Ты не рассказывай, а поведи Славу на ток, где мы были с тобой, да покажи.

Решили сходить. Поднимутся в потемках и пойдут. Поглядят, как токуют глухари.

Дедушка посоветовал взять ружье.

- Заодно загляните на Лысую гору. Что-то там вчера ночью огоньки мигали. Боюсь, как бы браконьеры не поселились. Глухаря-то бить запрещено.

Как договорились, на рассвете дед Василий разбудил ребят, напоил чаем со ржаными сухарями и проводил до тропы, ведущей к сосновому бору. Еще раз предупредил об осторожности.

В бору было еще темно. Сквозь крону сосен лишь кое-где виднелось темно-синее небо с робко мерцающими звездами. Под ногами хлюпала пропитанная снеговой водой подстилка из опавшей иглы, мелких веточек и прошлогоднего папоротника. От прелых пней пахло грибами. Там, где посуше, по голенищам сапог хлестал черничник. Черничные и брусничные поляны любимые места глухарей. Зимой и весной глухарь питается иглами и почками хвои. Токует там же, где ночует, не ищет открытых мест для драки с соперником, как задиристые тетерева.

Кое-где еще лежал мокрый, ледянистый снег, засоренный осыпавшейся крошкой сосновой коры и отжившими иглами.

Слава рассказал, что получил повестку из военкомата. Его зачислили в морскую пехоту, нужно ехать во Владивосток.

- Счастливый ты, Славка, - позавидовал Мирон.

Ему самому поскорее хотелось стать военным. Но бежать на фронт "зайцем" считал несерьезным. Без документов немедленно задержат.

- Тсс! Поет... - шепнул Слава. - Близко поет...

"Тэк, тэк, тэк!" Огромная царь-птица словно извещала всех, что она уже проснулась. В ответ послышалось: "тэк, тэк, тэк!" Стало тихо, и в этот момент под ногами треснула ветка. Глухарь не сразу повторил свою песню.

Неожиданно он стал "тэкать" слева. Мирон успел сделать несколько шагов. Слава остался на месте и притаился. Было тихо. Лишь где-то журчал ручеек, бежавший с вершины сопки.

Неожиданно за ворот что-то посыпалось, видно крошка коры. Мирон глянул вверх и увидал на фоне неба бородатую голову глухаря и его раскрытый, как у орла, клюв. Глухарь-петух, вытянув кверху шею, топтался на месте, распустив хвост веером. Красив! Разве можно убивать такого красавца? Недалеко запел еще один глухарь. Значит, дед Василий прав: не улетели из леса глухари.

- Видишь? - тихо спросил Мирон и нечаянно задел ветку.

Наверху захлопали крылья, посыпались на голову высохшие сосновые шишки и сломанные кончики веток, лес наполнился шумом, но вскоре опять стало тихо.

- Зачем же ты вспугнул их? - огорчился Слава. - Мы могли дождаться полного рассвета, и они не заметили бы нас... Сколько их? Вот это да!

- А ты говорил, что они покинули лес, - сказал Мирон. - Нет, не покинули.

- Ну, пройдемся по склону сопки до Лысой горы, - предложил Слава. Посмотрим, что там.

- Пойдем, - согласился Мирон, все еще испытывая вину за то, что спугнул глухарей.

Почти четыре года они дружат и ни разу не ссорились. Мирон всегда уступчивый, спокойный. Любит читать. А Слава только с виду озорник, а по натуре он мечтатель, и душа у него добрая. Приедет к Мирону в выходной день погостить - не даст деду Василию ни за водой сходить, ни дров нарубить, все сделает сам. Любит косить траву. А как радуется, когда вытащит крупную рыбу на озере. Радуется, а улов всегда отдает Мирону.

У себя на кожевенном заводе Слава смастерил из отходов овчины деду Василию рукавицы, а Мирону - унты, чтобы в лютые морозы ездить в школу.

Вырос Слава ловким, сильным, красивым. Он был почти на голову выше Мирона, говорил баском и выглядел старше своих восемнадцати лет. От того мальчика, с которым познакомился Мирон в Свердловске в сорок первом году, остались только светлые волосы, зачесанные набок, да задумчивые грустные глаза.

Выйдя из соснового бора, ребята направились по кратчайшему пути через редкий, мелкий осинник, выросший после лесного пожара, к сопке. За сопкой возвышалась Лысая гора.

- Смотри, лоси осинник обглодали, - заметил Мирон, рассматривая стволы молодых осин. - Любят полакомиться осиновой корой и молодыми побегами.

- Да, и натоптали здорово, - удивился Слава. - Сколько же их?

Дошли до межгорной впадины, где еще плотным настом лежал снег и заметили... следы человека. Ясный след от сапог с металлической подковкой на каблуке. Впрочем, чему удивляться, военных на Безымянном стало много. Быть может, кто-то и ходил на охоту.

У вершины сопки ребята забрались на побуревшие от высохшего лишайника огромные камни-граниты, навечно прижавшиеся друг к другу, и залюбовались прозрачной далью. За много километров видна железная дорога, отчетливо просматривается шоссе, уходящее на юг, к государственной границе. Оживилось шоссе весной. Автомашины идут непрерывным потоком. Издали кажется, будто бы какое-то живое существо ползет, извивается между горами. Никогда такого не было.