Самый темный ангел - Джена Шоултер

Отныне они были обязаны учиться воровать с самого рождения. Даже ангелы могли нарушать законы ради выживания.

Лисандр узнает об этом из первых рук. Она в этом уверена. Ублюдок.

А может, он собирался сначала пытать ее?

В его замке стоило Бьянке произнести название чего-либо, и это сразу появлялось. Яблоко — вкусное, сочное, ярко-красное. Индейка — поджаренная с хрустящей корочкой. Но она не могла съесть их, и это убивало. Схватить — вонзить зубы — выплюнуть.

Сначала Бьянка пыталась бежать. Много раз. Но, в отличие от Лисандра, она не могла спрыгнуть с облака. Пол, на котором она прыгала, был подобен мрамору. Она могла только переходить из комнаты в комнату, наблюдая за сражениями на фресках. Правда, так она могла последить за Лисандром.

Конечно, она пыталась говорить «булыжник», и в руках оказывался острый камень. Но глупая вещица падала сквозь пол, а не на него!

Где он сейчас? Что делает? Собирается ли убить теперь, несмотря на предыдущие заверения? Медленно и мучительно? По крайней мере, она перестанет чувствовать голод. Останется только пустота…

Она захотела убить его ножом, как только увидела. Затем сжечь. Развеять его прах по пастбищам, чтобы стада скота топтали его копытами. Он заслуживает того, чтобы на него наложили парочку теплых куч. Конечно, если он проживет дольше, то это она будет сожжена и развеяна. Она не могла даже выпить стакан воды.

С другой стороны, противостояние ей не является наказанием для него. Это она поняла еще в первый день своего пребывания здесь. Он не хотел, чтобы к нему прикасались. Следовательно, прикосновения будут его наказанием. О да, она будет трогать его. Везде и всюду. Пока он не станет молить о пощаде. Нет. Пока он не попросит продолжения.

Она даст ему то, чего он желает, чтобы потом отобрать.

Если выживет.

В данный момент она едва ходит. В самом деле, почему она допустила это?

— Кровать, — слабо проговорила она, и перед ней появилась большая четырехспальная кровать. Она обычно не спала на таких. Скорее заваливалась на первое попавшееся дерево, но здесь не смогла бы залезть на него, даже если бы облака были сплошь усеяны ими. Она упала на роскошный матрац, бархатное покрывало приятно холодило кожу. Спать. Она должна поспать немного.

Лисандр не мог больше ждать. Девять дней. Он отсутствовал девять дней. Девять дней он постоянно думал о ней, хотел узнать, что она делает, о чем думает. Была ли ее кожа мягкой на ощупь.

Он больше не мог мириться со своими желаниями. Он хотел проверить, как она, и увидеть собственными глазами как — и что — она делает. А потом он снова уйдет. До тех пор, пока не научится контролировать себя. Пока не перестанет думать о ней. Пока не пропадет желание быть рядом. Только тогда начнется ее перевоспитание.

Делая большие резкие взмахи крыльями, он приближался к своему облаку. Его пульс бился… странно. Сердце будто стучало о ребра. И кровь, казалось, огненной лавой неслась по венам. Он не знал в чем причина. Ангелам могло быть плохо от яда демонов, но так как Лисандра никто не кусал — да и вообще последнюю неделю стычек с демонами не было, — он не понимал в чем проблема.

Его наверняка ждут обвинения, подумал он, нахмурившись.

Сначала он увидел мусор на полу. От фруктов до мяса и пакетиков чипсов. Они даже не были распечатаны.

Помрачнев, он сложил крылья и пошел вперед. Бьянка нашлась на кровати в одной из комнат. На ней была та же одежда, в которой он принес ее сюда: красная рубашка, колготки, только ботинки она сняла. Волосы путались вокруг лица, а кожа была слишком бледной. Неживой, без прежнего перламутрового блеска. Синяки под глазами занимали пол-лица.

Часть его ожидала увидеть ее беснующейся от бессильной ярости. Другой часть — спокойной и смирившейся. Он никогда не думал, что может найти ее такой.

Она слабо поерзала, упаковки с едой вокруг зашуршали.

— Гамбургер, — прохрипела она.

Сочный гамбургер появился рядом с ней; салат, помидоры, маринованные огурцы и сыр лежали на краях тарелки. Это его не удивило. Вот в чем прелесть ангельских домов: все, чего ты желаешь — в пределах разумного, конечно — появляется перед тобой.

Но она ни разу не укусила что-либо. Почему так — потому что она не украла эти продукты, понял он и впервые за время своего существования разозлился на себя. И испугался. За нее. Он ненавидел эмоции, но они появились вопреки его желанию. Она не ела последние девять дней, потому что не могла. Это была почти голодная смерть.

Хотя он желала выкинуть ее из своей головы, из своей жизни, он не хотел, чтобы она страдала. Тем не менее, она страдала. Невыносимо. Сейчас она настолько слаба, что не может ничего украсть. А если он накормит ее, то станет еще хуже — ее будет тошнить. Внезапно ему захотелось зареветь.

— Клинок, — сказал он, и через одно мгновение на его руке лежал остро заточенный клинок. Он взял его и направился к кровати. Его сотрясала дрожь.

— Фри. Шоколадный шейк, — ее голос был едва слышен.

Лисандр полоснул кинжалом по запястью. Когда полилась кровь, он поставил руку так, чтобы каждая капля попадала ей в рот. Кровь не была пищей Гарпий, но она лечила их. И ее тело должно с этим согласиться. Он никогда не делил свою кровь с другим живым существом и не был уверен, что ему понравится мысль о том, что его кровь течет по жилам этой женщины. Однако его сердце от этой перспективы забилось в два раза сильнее. Что ж, другого выхода все равно нет.

Сначала она не шевелилась, будто не замечала ничего. Затем показался ее язычок, она слизывала кровь, прежде чем та попадала в ее рот. А затем ее глаза открылись, их янтарь ярко искрился, она схватила его руку и прижала ко рту. Острые зубки прижались к его коже, пока она сосала кровь.

Еще одно странное ощущение, подумал он. Эта женщина пила его. Было тепло, мокро и чуть покалывало, но не неприятно. Этот почти укус вызвал… прилив тепла прямо в его живот и между ног.

— Пей, сколько нужно, — сказал он ей. Его сила не иссякнет. Каждая капля крови, уходившая из организма, тут же восполнялась.

Ее глаза сузились. Чем больше она пила, тем яростнее становился взгляд. Ее пальцы обхватили его запястье сильнее, ногти вошли в кожу. Если она надеялась на какую-то реакцию в ответ, то просчиталась. На своем веку он пережил много ранений, так что эта незначительная боль его не волновала. Кроме того этот прилив тепла между ног… Что это было?

Наконец, она отпустила его. Он не был уверен, обрадовало его это или разочаровало.

Определенно обрадовало, сказал он себе.

Струйка крови стекала с уголка ее губ, она слизала ее. От вида ее розового язычка его будто пронзила молния.