Парадоксы. Сборник мрачных рассказов - Евгений Захаров

– …В этот праздничный, светлый день разрешите пожелать вам…

Бластерчики с каменными лицами. Солдаты, которые только что гнали нас ударами хлыстов, смотрят на ряды ветеранов с завистью и одобрением. Товарищ капитан не скрывает слез.

– Поздравляю вас с праздником вас, дорогие мои! С Днем защитника Отечества! Ура!

Звериная тропа

Павел Леонидович Бабенко, а попросту дядя Паша, жил на окраине леса. Его дом в поселке значился под номером 47. Хотя остальные сорок шесть домов, как и положено в небольшом городке средней полосы России, кучковались, образуя подобие пчелиных сот, дом дяди Паши стоял особняком. Зависело это и от характера Павла Леонидовича, достаточно крутого и нелюдимого, и от его пристрастий. Дядя Паша будучи человеком, грубо говоря, «от сохи», любил покопаться в земле. Его огородик на десяти сотках частенько подвергался налетам поселковой детворы, хотя и знали ребята, чем грозило подобное нашествие. Одной крапивой в штаны можно было не отделаться. В поселке ходила байка о том, как одного мальчишку, пойманного за кражей огурцов, дядя Паша запер в сарай и, посадив на цепь, держал трое суток, кормя одними огурцами. Хотя этого никто не утверждал наверняка, слухи все же ходили. И, тем не менее, искушение было слишком велико. Таких овощей и фруктов, какие растил Бабенко, не было ни у кого из жителей поселка.

Сам же дядя Паша искренне считал себя строгим, но справедливым, а также весьма домовитым. Поэтому бдительно следил не только за своим огородом, но и за участком леса, который вплотную прилегал к его угодьям. Домик у Бабенко был небольшой, но его размеры с лихвой компенсировались огромным участком земли. Сразу за забором, ограждавшим участок, как раз и начинался лес. Никаких тропок к нему не вело – те, что были протоптаны с прошлого года, позаросли, так как лето выдалось засушливым, и грибов можно было не ждать. А поскольку на дворе все же был век двадцать первый, то и за дровами жители поселка не мотались, у всех было газовое отопление.

Жил дядя Паша бобылем, всего и интересов-то у него было – огородик да когда-никогда охота. Его собаку, черную немецкую овчарку Тину, вся округа знала как дикое и вольное животное, которое нимало не погнушается разрывом штанов чужака. Чужаками же Тина считала всех, кроме хозяина, к которому питала самую искреннюю приязнь. Дядя Паша отвечал ей тем же.

Так и жил Бабенко, перемежая огород, охоту и непременный просмотр пятничного «Поля чудес», кабы не одно малоприятное происшествие, которое оставило серьезный след на его биографии. Фактически оно ее и завершило.

Однажды утром дядя Паша вышел из дома и, подтягивая на ходу старенькие треники, направился к шлангу, чтобы прикрепить его к крану колонки и полить огурцы. Потом еще предстояло окучить картошку и подвязать помидоры. А еще… Словом, если бы под рукой оказался собеседник, ему немало пришлось бы выслушать об огородных культурах, добросовестно выращиваемых Бабенко. Однако в слушателях числилась только Тина, а так как она была порождением мира четвероногих, то принимать близко к сердцу слова дяди Паши не собиралась. Да ему того и не надо было, главное – пообщаться, раскрыть душу. А душу дядя Паша мог раскрыть только трем существам на свете – понятное дело, Тине, а еще слесарю Миронову и работнику книжного магазина Ганже, который, правда, книги читать не любил, а предпочтение отдавал фильмам, преимущественно зарубежным. О них он рассказывал своим друзьям, в ответ же получал дозу полезных советов об удобрениях от Бабенко и прокладках с шайбочками от Миронова. Странно, что три настолько разных человека находили общий язык. Хотя ничего странного не было – они дружили еще, почитай, с самого детсада.

Закончив полив последней грядки, дядя Паша разогнулся и только хотел устало и шумно выдохнуть, как некое зрелище за воротами заставило этот самый выдох сдержать. Затем Бабенко закрутил кран, подхватил валявшуюся на земле тяпку и двинулся за ворота. Выйдя на улицу, он проследовал до самого окончания своих владений и уставился на то, что было перед его взором.

Прямо от дороги, которая делала возле дома Бабенко крутой разворот и уходила обратно в поселок, а затем дальше, в город, в лес уходила еле заметная, но все-таки выделяющаяся примятой травой тропка. Она затейливо вилась между кустами, которыми начинался лес, и уходила в самую его чащу. Ее-то и углядел со двора зоркий Бабенко.

– Эй! – позвал дядя Паша. – Кто там? Грибов еще нет!

Тина ответила ему заливистым лаем, но из леса не донеслось ни звука.

– Эй! – опять позвал дядя Паша. – Слышь! Заблудишься – я не виноват!

Хотя, по правде сказать, дядя Паша был бы виноват, если бы искомый путник потерялся. Бабенко работал местным лесником. Точнее, он значился лесником, так как, собственно, браконьеров у них в поселке отродясь не было, а лесные пожары или прочая неприятность происходили крайне редко. Поэтому лес и дядя Паша демонстративно друг друга не замечали. Где-то раз в месяц Бабенко все же выбирался побродить по зеленым угодьям да потешить душеньку, подстрелив зайца или куропатку. В последний раз, насколько он помнил, ему удалось завалить матерого косого величиной с добрую собаку. Тина еле доволокла трусика до хозяина, за что ей был тут же пожалован заячий окорок. Но с того времени прошло, пожалуй, недели три. Так что, как ни крути, а отвечать за заблудшего пришлось бы все-таки Бабенко.

Чертыхнувшись, дядя Паша побрел обратно к дому. Ничего, ведь если гуляка не вернется, к кому прибегут за помощью? К нему, дяде Паше. Тогда, значит, все и выяснится.

На следующий день Бабенко проснулся злой и недовольный. Лаяла Тина. Лаяла громко, с подвывом. Диван злобно завизжал, когда дядя Паша вскочил с него и, не попадая ногами в тапочки, запрыгал по комнате. Кое-как нащупав в темноте рубаху, он оделся и выскочил во двор.

Уже совсем рассвело. Капли росы блестели на листьях растущих в огороде различных культур. Здоровенный подсолнух, свесив желто-черную башку, казалось, плакал, роняя капли росы на блестящую траву. Взвизгивая, Бабенко пробежал в тапочках до сарайчика, где вчера оставил галоши. С омерзением всунув ноги во влажную обувку, дядя Паша взглянул на истошно голосящую Тину. Определив же направление, в котором должен был находиться возмутитель спокойствия, дядя Паша глянул туда – и замер.

Тропка, которая вчера еле наблюдалась, стала раза в два больше. Теперь нельзя было сказать, что по ней прошли один-два раза. Нет, было такое ощущение, что по ней как минимум проехалось несколько машин. Однако, как вскоре выяснил дядя Паша, никаких следов от колес не было и в помине. Следов вообще не было. Создавалось впечатление, что в лес (или из лесу) тащили что-то очень большое и тяжелое. Но не было также и следов того, кто тащил!

Первым побуждением лесника было, разумеется, позвонить в милицию и сообщить обо всем. Однако дядя Паша тут же смекнул, что, раз нет следов, то нет и состава преступления. Если, к примеру, это какие-нибудь террористы решили устроить в лесу склад, то почему они не оставили следов? Почему их нет даже там, где заканчивается тропа? Чтобы перевезти, скажем, оружие или взрывчатку, необходима-таки машина! Не на вертолете же они прилетели? Тем более, что ни шума автомобилей, ни вертолетов Бабенко не слышал.

Все еще под впечатлением от увиденного дядя Паша вернулся к дому. И что же он увидел! Эта черная четвероногая гадость, эта мохнатая хвостатая дрянь сорвалась с цепи и теперь весело прыгала по его помидорам! Дядя Паша издал рев раненого марала и кинулся спасать своих зеленых друзей, попутно пригрозив Тине оставить ее без ужина.

Третье утро стало для Бабенко чем-то вроде пиратского флага на корабле для потерпевшего кораблекрушение – и облегчением, и страхом перед неведомой опасностью. Первым делом, выйдя из дома, он кинул взгляд на тропу. Она еще более увеличилась. Одно маленькое деревце, находившееся на пути у того, кто проложил тропу, было безжалостно вырвано с корнем и валялось неподалеку. Но главное, что насторожило дядю Пашу, – он наконец-то обнаружил следы! Вернее, один след. Но такой, что это мигом заставило лесника забыть о всяческой милиции.

Отпечаток, найденный Бабенко возле тропы, не был похож ни на один известный ему звериный след. Огромный, больше медвежьего, он был мощно вдавлен в землю. Ощущение силы и опасности многократно увеличивалось отпечатками когтей, которых почему-то было не пять, а восемь. Когти уходили в мягкую от росы землю сантиметров на десять. Обладатель таких когтей был, судя по всему, не очень дружелюбным обитателем леса, не говоря уже о том, что дядя Паша совсем не представлял, какого он может быть размера. Это открытие еще больше взволновало обычно невозмутимого лесника. Крепко поразмыслив, он все же решил никуда пока не обращаться. Однако Тину с цепи спустил, да и оружие в хате перевесил из гостиной в спальню над кроватью – так спокойнее.