Лубянская ласточка - Борис Громов

Наконец настал момент, когда Виктор понял, что, во избежание судьбы одного из президентов Франции, Феликса Фора, или самого Великого Рафаэля, ему стоит на время прекратить занятия со столь талантливой ученицей. Как оказалось, Натали имела способность так же быстро остывать, если того требовали обстоятельства, как и вновь зажигаться. Наконец, под утро они крепко заснули на огромной кровати художника. Виктор лежал на спине, широко раскинув руки. Создавалось впечатление, что у него не хватило сил занять более удобную позу. На лице Натали сияла по-детски невинная улыбка…

– Я покорена, ничего подобного я не испытывала… – только и смогла произнести Натали, нисколько не покривив душой.

Она поняла, что попала в сети одного из самых обаятельных бабников Москвы и что эта связь откроет для нее многие двери закрытого столичного бомонда.

– А я знаю, что ты бросишь меня, и очень скоро, – вещал Храпов во время нехитрой утренней кофейной церемонии. – Заранее вижу, как распускают свои павлиньи хвосты мои любимые конкуренты.

– А почему не ты меня бросишь? – спросила она.

– Подрастешь – поймешь, – отмахнулся он, закуривая.

– Ты лучше всех, Виктор, – улыбнулась Натали. – Какие еще конкуренты!

– Девочка, ты только начинаешь славный путь, который будет усеян… телами.

Натали внимательно смотрела на Храпова, точно пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно.

– Ты удивлена, – спросил Храпов, – что я столь откровенен с тобой? А что такого? Я – циник… Господи, как ты улыбаешься… – Он смотрел на нее одновременно и ласково и хищно. – Я должен написать вот э т о…

– А ты хороший художник? – спросила Натали.

– Черт его знает, – махнул рукой Храпов, – я отличный рисовальщик…

– А что сие значит? – решила уточнить она.

– В принципе – все. Я могу нарисовать идеальный круг. Карандашом, не отрываясь, как циркулем…

– Я поняла, – быстро ответила Натали, отметив, что Виктор склонен все превращать в клоунаду. Но то, что он очень хороший художник, не вызывало у нее сомнения.

– За наш долговременный союз, – поднял он тост чашечкой с кофе. – Я никогда не ошибаюсь. Мы всегда будем друзьями.

– Всегда? – удивленно вскинула брови Натали.

– Конечно, красавица, – улыбнулся Храпов, – вы просто гениальная модель. Истинное вдохновение для художника. Недосягаемая мечта эстетствующего обывателя…

Этот душистый ворох комплиментов приятно ласкал слух, но не обманывал Натали. Она прекрасно понимала, что Храпов осыпал ее устоявшимся набором фраз, которыми постоянно пользовался в разных вариациях при встречах со своими многочисленными любовницами.

Встречались они часто. Храпов водил Натали в многочисленные гости или принимал кого-нибудь у себя, тогда она играла роль хозяйки дома. Вначале это его забавляло, как забавляло и раньше с другими милыми пассиями. Но Виктор был человеком, который генетически не мог иметь постоянного сексуального партнера. Ему, как воздух, требовались новизна отношений и свободный поиск, что он считал необходимым для творческого вдохновения. Натали сразу ощутила, поняла это в Викторе и с присущими ей практичностью и тонким расчетом старалась как можно быстрее научиться всему, что только Храпов мог ей дать.

Он с самого начала поставил себя так, что никаких шансов управлять этим человеком Натали не получила. Это задевало, ведь вместе с ним в ее жизнь пришло нечто необыкновенное – веяние зрелости, о которой она думала с трепетом, в ожидании исполнения ее самых сокровенных и тайных желаний.

Храпов, теряя Натали на несколько дней из поля зрения, казалось, исчезновения не замечал, а возвращение принимал, как должное. Так и в этот раз… Она появилась у Виктора утром, а к вечеру они уже катили в «Волге» на дачу Феликса Воробьева.

Феликс несказанно обрадовался ее приезду. А Храпов в тот вечер все внимание сосредоточил на какой-то длинноногой блондинке.

– Чисто деловые отношения, – подмигнул он Натали, – потом все объясню.

С этой дамочкой он вскоре растворился в живописных сумерках старой дачи. А не отходивший ни на минуту от Натали галантный Феликс без труда овладел совершенно обескураженной девушкой.

Наутро она с изумлением смотрела на двух мужчин, которые вели себя так, будто ничего не произошло. Натали поняла, что все случилось при молчаливом одобрении Виктора. Кто была анемичная блондинка, которую Храпов нежно именовал в тот вечер «козочкой», она даже не стала выяснять.

– Ты дождешься, – сказала она себе, – в следующий раз Виктор предложит кувыркаться втроем с этой белой молью. Никогда!!!

Как говорится, никогда не говори «никогда»…

Натали к тому времени поняла, что мир простирается значительно дальше арбатских переулков и даже самой Москвы.

Так получилось, что вскоре за Феликсом последовал «Грегори Пек», а затем в ее «послужном списке» оказался почти настоящий иностранец.

С Мишелем Готье Натали познакомила в том же «Национале» та же Валентина Кустинская. После нескольких посещений кафе в компании с Храповым двери «Националя» для Натали теперь были всегда открыты.

Итак, она вошла в зал и, заметив Валентину с чернявым высоким молодым мужчиной, подошла к их столику. Мужчина галантно поднялся, поздоровался с Натали, поцеловал ей руку и коротко представился:

– Мишель.

На нем был безукоризненно сидящий темно-синий костюм, бледно-голубая сорочка из тончайшего хлопка, бордовый галстук. Элегантные золотые запонки с монограммой поблескивали на фоне накрахмаленных манжет.

– Присоединяйтесь, пожалуйста, к нам, —любезно предложил Мишель и пододвинул стул.

Он досказал Валентине какую-то историю, прерванную появлением Натали, но его томные черные глаза начали привычно сканировать ее женские прелести. Мишель изо всех сил старался произвести впечатление. Он сыпал забавными анекдотами, утверждая, что они только что привезены им из Парижа. Следом, как бы невзначай, поведал о своей недавней поездке с отцом на отдых в Портофино, где повстречался с греческим королем, изгнанным с родной земли и проживавшим с ними в одном отеле. Историям, рассчитанным на то, чтобы покорить воображение Натали, не было конца. Где-то через час Мишель, временно исчерпав свой арсенал или решив, что «амуниции» вполне достаточно, передал Натали свою визитную карточку с настоятельной просьбой позвонить и вежливо откланялся, ссылаясь на деловую встречу.

Натали и Валентина еще какое-то время посидели в кафе, и Кустинская, конечно же, перемыла косточки Мишелю, сообщив приятельнице все, что она о нем знала или слышала.

Надо сказать, что история Мишеля Готье заслуживает особого внимания…

Его отец, московский корреспондент французской газеты, позднее официального органа движения Сопротивления, как истинный француз, быстро обзавелся в Москве любовницей – прелестной эстрадной певичкой Олей Варенцовой, которую подставили ему органы с учетом наклонностей и вкусов любвеобильного француза.

Сразу после окончания войны он вернулся во Францию, оставив в Москве даму сердца и пятилетнего сына, пообещав позднее, после обустройства в Париже, забрать их к себе. То ли он передумал, то ли это было невозможно в то время по независящим от него причинам – сказать трудно. Тем не менее, став главным редактором одного из самых влиятельных французских журналов, он в конце 50-х годов приехал по делам в Москву и разыскал своего сына, которого мать в память француза-отца нарекла Мишелем. Она приложила немало усилий к тому, чтобы сын знал французский язык в совершенстве. Сама Ольга родилась в старой дворянской семье, каким-то образом избежавшей красного террора в жестокие революционные годы, поэтому французский был у нее, что называется, в крови.

Мишель-старший к тому времени успел официально и, возможно, счастливо жениться у себя на родине. Максимум, что он мог сделать для своей бывшей пассии, – это позаботиться об их сыне. К тому же тот был как две капли воды похож на отца, и Мишель-старший к «младшему» очень привязался. Он объявил парня своим сыном и вскоре взял его в штат московского корпункта своего журнала. Мишель-отец в новой политической ситуации сближения Франции де Голля с СССР имел для этого большие возможности. Молодой Мишель оказался трудолюбивым и способным юношей, а от отца унаследовал явный литературный дар. За пару лет его прилично поднатаскали в журналистском деле и еще через год сделали московским корреспондентом журнала «Пари матч». В то время Мишель Готье-младший был самым молодым журналистом иностранного корпункта в Москве. При этом, оставаясь гражданином СССР, он мог свободно передвигаться по стране или выезжать в любое время во Францию по делам журнала.

Мог ли Мишель в этих обстоятельствах оставаться «чистым» журналистом, не работающим на КГБ или ДСТ[4]? Альтернатива существовала одна – сотрудничество с обеими службами одновременно.