Бегство из психушки - Георгий Богач

– Владимир Андреевич, у меня уже нет ни сил, ни желания кому-то что-либо доказывать, кого-либо изобличать и с кем-либо бороться. Хочется покоя, холста и красок. Так когда меня выпишут из этой богадельни?

– Завтра-послезавтра. Давайте разойдемся тихо и по-хорошему, как умные люди.

– Давайте.

В палату вернулась Софья Николаевна.

– Вот, я нашла истории болезней Кошкарова и Вородкина.

– А я вас уже заждался. Странно, что лечащий врач не знает, где находятся истории болезни его больных, и вынужден их искать. Одного больного я посмотрел, а второй больной спит, так что будить его не будем. Пусть отдохнет. Посмотрю его завтра. А сейчас я запишу в историю болезни больного… э-э-э… как его фамилия?

– Кошкаров.

– Да, да. Я запишу свое заключение о состоянии психики больного Кошкарова и о ваших дальнейших действиях. Пойдемте в ординаторскую.

Софья провела Владимира Андреевича в бывшую ординаторскую.

– А где остальные врачи вашего отделения? – посмотрев на пустые столы, спросил он.

– Я работаю здесь одна. Готовлю больных к выписке и переводу в другие отделения. А это отделение освобождается для ремонта.

Нежков расположился за столом у окна.

– И кого же вы предполагаете выписать?

– Кошкарова и Вородкина.

– Вот как! Пригласите сюда главврача Соколова. Этот вопрос мы обсудим с ним.

Владимир Андреевич достал из кармана пиджака ручку с золотым пером и стал что-то писать в истории болезни Кошкарова.

Софья набрала номер телефона дежурного по больнице. Фильчаков поднял трубку.

– Анатолий Иванович, передайте, пожалуйста, Николаю Павловичу, что его приглашает к себе академик Нежков. Он в моем кабинете.

– Сейчас.

Владимир Андреевич продолжал что-то писать убористым почерком в истории болезни Кошкарова. Когда в кабинет вошел Соколов, Нежков все еще писал.

– Вы меня вызывали, Владимир Андреевич?

– Вызывал, уважаемый Николай Павлович, для того чтобы поговорить с вами о больном Кошкарове в узком кругу – вы, я и его лечащий врач. О его выписке не может быть и речи, потому что я опасаюсь не только за его психику, но и за его здоровье в целом и даже за его жизнь. Ваша молодая и, я бы сказал, талантливая ученица Софья Николаевна Валко из лучших побуждений проводила с ним сеансы гештальт-терапии, чередуя их с психоанализом и арт-терапией. Но благими намерениями, как известно, выстлана дорога в ад. Очаровательная Софья Николаевна переборщила. С молодыми врачами это бывает. Даже талант не заменит опыта. Она перегрузила ослабленную психику больного Кошкарова, и его нервная система истощилась до того уровня, за которым – суицид и смерть. Да, да, я не оговорился. Такие случаи в моей практике уже бывали, и не раз. Кстати, этот клинический случай послужит неплохим и весьма поучительным материалом для научной статьи в журнале, главным редактором которого я являюсь. Написать научную статью я вам помогу, Софья Николаевна. Настоящий психиатр должен уметь анализировать свою работу и писать научные статьи. Художник Кошкаров, страдающий психическим заболеванием, несколько лет не бравший в руку простого карандаша, вдруг дорвался до кисти и пастели и перегрузил свою психику, и без этого расшатанную гештальт-терапией. У Кошкарова начался бред, в котором воспоминания, догадки, предположения и страхи смешались с искаженной действительностью. Дошло до смешного, – Владимир Андреевич раскрыл свой капканообразный рот и рассмеялся, – Кошкаров вдруг «узнал» меня, хотя, конечно же, никогда не видел, и стал даже в чем-то обвинять. Я, правда, не понял, в чем именно. Седативные средства, психотропные препараты, мощные снотворные – вот что ему для начала нужно. Он находится между двух огней: с одной стороны, лавинообразно начавшееся обострение болезни, с другой – ослабленный организм, который может не выдержать необходимой терапии. Образуется замкнутый порочный круг, когда одно действие усиливает другое. И возможен любой исход, даже летальный.

– Владимир Андреевич, за то, что вы указали нам на наши ошибки, большое спасибо, – сказал Николай Павлович. – Мы их, конечно же, учтем. Но думаю, что и трагедии из этого делать не надо. Выпишем Кошкарова на амбулаторное наблюдение по месту жительства. Пусть там, в Москве, им и займутся. Там и возможностей побольше, чем у нас. Из Москвы пришел то ли приказ, то ли совет: всех больных, страдающих вялотекущей шизофренией, выписывать под наблюдение участкового врача по месту жительства для уточнения их истинного диагноза. Выпишем этих двух москвичей, и, как говорится, баба с воза – коням легче. А?

Нежков поднялся, распрямив свою костистую фигуру.

– Об этом мы с тобой поговорим по дороге домой. Не будем мешать Софье Николаевне дежурить. Вы, Софья Николаевна, не обижайтесь на мое старческое ворчание. Учитесь, слушайте, что говорят старшие, и набирайтесь собственного опыта. А сейчас идите к ответственному дежурному по больнице. Он наверняка вас уже заждался. Убежден, что из вас получится толковый врач. А от ошибок никто не застрахован. Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. На ошибках учатся.

– А как же мне быть с Кошкаровым? – вырвалось у Софьи.

– Между нами говоря, Софья Николаевна, он уже не жилец на этом свете. Поверьте мне, старому и опытному врачу. Я же не всегда был академиком. Более десяти лет я проработал на периферии и такого насмотрелся, что ни в одном учебнике не прочитаешь. Опыт, опыт и еще раз опыт – вот что надо истинному психиатру. Как говаривал мой наставник, учитесь не у книг, а у больных: они расскажут вам о болезни больше любого учебника. А на больного Кошкарова я бы на вашем месте начал писать посмертный эпикриз. Вы, наверное, еще ни одного посмертного эпикриза не писали? Вот и поучитесь! Это тоже надо уметь!

Софья вышла из своего кабинета. Тяжелый взгляд академика Нежкова словно выталкивал ее из двери.

Глава 4. Побег

Когда Софья вошла в кабинет ответственного дежурного по больнице, тот смотрел телевизор сидя на диване, протертом до ниток седалищами нескольких поколений психиатров.

– Анатолий Иванович, разрешите мне еще раз сходить на седьмое отделение и посмотреть, как себя чувствуют мои больные.

– Почему же вы не думали о своих больных раньше, когда проводили им сеансы гештальт-терапии? Ее нет в перечне лечебных процедур министерства здравоохранения, рекомендованных для лечения вялотекущей шизофрении.

– В этом перечне скоро не будет и самой вялотекущей шизофрении. Я хочу еще раз осмотреть своих больных и откорректировать их лечение.

– Но согласуя его со мной – с ответственным дежурным по больнице.

– Тогда нужна будет ваша подпись под назначениями, чтобы было ясно, от чего именно изменилось состояние больного в ту или иную сторону.

– А вы, оказывается, крючкотвор и перестраховщица! Никогда бы не подумал такого о молодом враче. Перестраховщиками становятся намного позже, с появлением отрицательного опыта, – Фильчаков выпятил нижнюю губу и укоризненно покачал головой. – Всего в параграфы и пункты не впишешь и не втиснешь! Главное лекарство для больного – это сочувствие, доброта и внимание врача. Ладно, экспериментируйте на своих больных, как на кроликах, и назначайте им лечение сами, раз уж вы такая самостоятельная. Хм! У вас редкое сочетание бесшабашности с прагматичностью и холодным канцелярским расчетом. Психологи говорят, что бесшабашность приводит к психологическому срыву, а холодный расчет переходит в цинизм. Перед вами открывается прекрасная перспектива – стать циником с сорванной психикой! А где же ваш молодой порыв, где стремление помочь больному, жертвуя собой, где отчаянность и бескомпромиссность? Их нет! Они остались в нашем поколении, которое, недосыпая ночей, питаясь всухомятку, неделями не видя семьи, разработало для вас лечебные методики, их испытало и преподнесло вам на блюдечке, мол, берите, пользуйтесь, применяйте! Скажу вам как коллега коллеге, как психиатр психиатру, что наше поколение все свое время тратило на больных, отрывая его от так называемых радостей, удовольствий и наслаждений. Мы думали над судьбами больных в ущерб собственной судьбе. Мы отдавали все свои силы, чтобы вернуть больных к полноценной жизни, ибо чем больше отдаешь, тем больше получаешь! А что оставите следующему поколению вы, молодые? Наши подписи под назначениями вашим больным? Чтобы построить здание, нужен крепкий фундамент. Этот фундамент знаний и опыта заложили мы, ваши наставники. Вы же сомневаетесь в его прочности и строите свое здание на песке. Ливень действительности размоет песок, и хлипкое здание, построенное на нем, обрушится и погребет вас под своими обломками. Берегитесь! Не окажитесь среди руин!

Софья заметила, что самую простую мысль Фильчаков, бывший парторг больницы, топил в словесном потоке, приправленном пионерскими лозунгами и прописными истинами. «Сочетание демагогии, ограниченности и детской наивности», – определила Софья умственный уровень Фильчакова.