Золотая кровь - Джек Уильямсон

Но солнце все выше поднималось над горизонтом, и время эйфории закончилось. Бесконечные ряды ржаво-красных и желтых барханов плыли и колебались в жарком мареве. Поднятая копытами пыль проникала повсюду. Воздух обжигал и душил. Дышать было практически невозможно.

По телу Прайса катился пот. Американец чувствовал себя грязным и несчастным. Глаза слезились от пыли, болели от немилосердного солнечного сияния, низвергающегося с ослепительных небес и отражающегося от сверкающих песков.

Сухой воздух жег горло, но Прайс не мог позволить себе лишнего глотка воды — Гарт сказал, что до ближайшего источника три дня пути. Седло терло. Губа, там, где ее разъело солнце и жгучая пыль, треснула.

И тем не менее странная радость жизни не проходила. Каждый раз, поднимаясь на вершину очередного бархана, Прайс ощущал свирепую радость победы.

Море как раз исчезло из виду, когда старый Фархад тревожно указал на небольшой, блестящий посреди песчаного океана предмет. Бедуин неохотно повернул верблюда в его сторону.

Когда они подъехали ближе, Прайс увидел, что это выбеленный солнцем человеческий череп. Череп, насаженный на длинный, вкопанный в песок шест. Примерно в миле впереди виднелся еще один шест с черепом.

— Кто его здесь поставил? — полюбопытствовал Прайс.

— А я почем знаю? — нервно ответил шейх. — Люди говорят, что джинн проклятой земли оставляет в пустыне головы тех, кого он заманил к себе. Быть может, он проложил тропу к Иблису.

Прайс подъехал к шесту. Его верблюд испуганно шарахнулся в сторону, и американцу пришлось спешиться.

Сам шест, примерно дюйма три в диаметре, был сделан из какого-то красновато-коричневого и, похоже, очень крепкого дерева. На белом, отполированном ветром и песком оскаленном черепе еще виднелись остатки волос.

Стоя у шеста, Прайс подождал Якоба Гарта.

— Что тебе известно об этих черепах?

— Они тянутся отсюда до самого перевала в Джабаль-Хербе, — ответил Гарт. — А возможно, и до самого Энза… Мне не удалось перейти через горы и посмотреть. Четыре сотни лет назад они уже здесь стояли. Иначе бы наш испанец о них не упоминал.

— Но этот череп явно не четырехсотлетней давности! — возразил Прайс — Он довольно свежий, разве ты не видишь?

— Значит, кто-то время от времени меняет черепа.

— Но кто?

— По моему мнению, люди, живущие за горами, хорошо знакомы с внешним миром. Наверно, они не хотят потерять дорогу к морю.

— Но зачем отмечать ее черепами?

— Черепа крепкие, их хорошо видно, и, вероятно, они достаточно… дешевы.

Несколько раз в тот самый первый день похода Прайс ездил вдоль каравана, разговаривая с людьми. Мало кто из европейцев сталкивался раньше с верблюдами. Они не доверяли своим «скакунам», и неудобные, непривычные седла делали путешествие еще более тяжелым.

В полдень, когда жара стала совершенно невыносимой, караван остановился на привал. Ближе к вечеру отряд вновь двинулся в путь и шел до тех пор, пока не стало совсем темно.

Следующий день был точь-в-точь, как первый. И следующий тоже.

Утром четвертого дня путешественники вышли к узкой полоске гравия, темной раной протянувшейся через ржаво-красные барханы. Тут они нашли колодец — квадратную, ничем не прикрытую яму, из которой кожаными ведрами удалось набрать воды для людей и животных. Грязной, горькой и солоноватой, но все-таки пригодной для питья воды.

Лишь к заходу солнца караван был готов двинуться дальше. Напился последний верблюд, люди наполнили водой бурдюки и фляги. И вновь длинная цепочка вьючных животных, за которой по пятам следовал гремящий железом танк, потянулась через пески.

Еще две ночи прошли среди барханов, а на шестой день с начала пути караван подошел к каменистой пустоши. Впереди начинались предгорья Джабаль-Херба, сплошной стеной стояли мрачные изрезанные скалы горного хребта.

— Джабаль-Херб, — вздохнул Гарт. — В прошлый раз меня как раз здесь и остановили. Так просто перебраться на ту сторону нам не удастся.

Воздух был чист и прозрачен, и казалось — до гор уже рукой подать.

Черные гранитные стены, прорезанные извилистыми ущельями и переходящие в верхней части в мрачные скальные башни, зловеще увенчанные кроваво-красным известняком и белым песчаником, голые, иссеченные ветром стены без единого зеленого пятнышка, мертвые, как выбеленные временем кости… Смертоносный барьер вокруг проклятой земли.

Пустыня обманчива. Утро сменилось вечером, а караван все еще пробирался извилистой тропой, протянувшейся по каменистым пустошам предгорий. Даже карликовые акации и тамариски, обычные растения этих мест, и то здесь не росли.

Фархад заметно нервничал. Оставив свое привычное место во главе каравана, он подъехал к Прайсу и Якобу Гарту. Видя неуверенность своего главаря, бедуины остановились. Все они с откровенным страхом поглядывали на неприступные скалы Джабаль-Херба.

— Сахибы, — начал шейх, — Аллах не позволяет нам ехать дальше. Впереди горы проклятой земли. Там, за ними, волею Аллаха сила находится в руках злых джиннов. Стоит нам туда только сунуться, и ифриты тут же насадят наши головы на колья.

— Ерунда, — отмахнулся Прайс. — Разве мы не показали вам мощь оружия белых?

Но Фархад лишь покачал головой, что-то бормоча себе в бороденку. Потом он потребовал заплатить ему и его людям за восемь дней пути.

— Золото, — хитро блестя глазами, заверил бедуин, — придаст воинам смелости.

— Оно только подстрекнет их дезертировать, — мрачно ответил Прайс. — Пока мы не вернемся к морю, вы не получите ни единой монеты.

— В горах есть вода, — прогрохотал Гарт. — Ты же знаешь, вода нам ох как нужна!

— Истинно, истинно, — закивал Фархад. — Бурдюки пусты, и верблюды хотят пить. Но все равно…

— Хватит болтать, — оборвал его Прайс. — Поехали.

Старый бедуин, недовольно хмурясь, был вынужден повести караван дальше. К закату они прошли, наверно, полпути до открывшегося высоко в горах перевала.

Именно на закате они увидели первые странности, возвещавшие грядущие столкновения с непостижимой силой Золотой Земли.

Глава четвертая

ТИГР В НЕБЕ

Пришпорив пятками усталого верблюда, Прайс снова проехал в голову каравана. Он решил двигаться рядом с Фархадом. Может, это придаст старому шейху немного смелости.

Вьючные верблюды, как обычно, шли цепочкой, растянувшись по тропе на добрую милю. Замыкал процессию, как и раньше, скрежещущий гусеницами по камням танк.

Впереди в сплошной скальной стене открывался проход. Справа и слева от него высоко в небо вздымались громадные выветренные башни черного гранита, мрачно стерегущие подъем на перевал.