Меньше пафоса, господа! - Фаина Раневская

– Странно, слова нет, а жопа есть…

Если ты ждешь, что кто-то примет тебя таким, как ты есть, то ты просто ленивое мудло. Потому что, как правило, такой, как есть, – зрелище печальное. Меняйся, скотина. Работай над собой. Или сдохни в одиночестве.

В моем тучном теле сидит очень даже стройная женщина, но ей никак не удается выбраться наружу. А учитывая мой аппетит, для нее, похоже, это пожизненное заключение…

Я обязана друзьям, которые оказывают мне честь своим посещением, и глубоко благодарна друзьям, которые лишают меня этой чести.

Люблю детей, особенно плачущих: их обычно уводят немедленно.

Однажды, посмотрев на Галину Сергееву, исполнительницу роли Пышки, и оценив ее глубокое декольте, Раневская своим дивным басом сказала, к восторгу Михаила Ромма, режиссера фильма: «Эх, не имей сто рублей, а имей двух грудей».

Народ у нас самый даровитый, добрый и совестливый. Но практически как-то складывается так, что постоянно, процентов на восемьдесят, нас окружают идиоты, мошенники и жуткие дамы без собачек.

Я не верю в духов, но боюсь их.

Были и небылицы Раневской

Когда в Москву привезли «Сикстинскую мадонну», все ходили на нее смотреть. Фаина Георгиевна услышала разговор двух чиновников из Министерства культуры. Один утверждал, что картина не произвела на него впечатления. Раневская заметила:

– Эта дама в течение стольких веков на таких людей производила впечатление, что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!

Сотрудница радиокомитета постоянно переживала драмы из-за своих любовных отношений с сослуживцем, которого звали Симой: то она рыдала из-за очередной ссоры, то он ее бросал, то она делала от него аборт. Раневская называла ее «жертва ХераСимы».

Раневская с огромным багажом приезжает на вокзал.

– Жалко, что мы не захватили пианино, – говорит Фаина Георгиевна.

– Неостроумно, – замечает кто-то из сопровождавших.

– Действительно неостроумно, – вздыхает Раневская. – Дело в том, что на пианино я оставила все билеты.

Однажды Юрий Завадский, режиссер Театра им. Моссовета, с которым у Раневской были далеко не безоблачные отношения, крикнул актрисе в запале:

– Фаина Георгиевна, вы своей игрой сожрали весь мой режиссерский замысел!

– То-то у меня ощущение, что я наелась дерьма! – парировала Раневская.

– Вон из театра! – крикнул Завадский.

Раневская, подойдя к авансцене, ответила ему:

– Вон из искусства!

Раневская, приглашая в гости, предупреждала:

– Звонок не работает. Как придете, стучите ногами.

– Почему же ногами?

– Но вы же не с пустыми руками собираетесь приходить?

Новохижин часто репетировал у Раневской дома – с чаем, пирогами и тараканами. Тараканов у Раневской было множество, она их не уничтожала, а, наоборот, прикармливала и называла «мои прусачки».

Новохижин терпел, терпел, но, когда таракан пополз прямо в тарелку с пирогом, он его прихлопнул.

Фаина Георгиевна поднялась и нависла над столом:

– Михал Михалыч, я боюсь, что на этом кончится наша дружба!

Артисты театра рассказывают Раневской, что послали поздравительную телеграмму А. Солженицыну. Раневская восхищена:

– Какие вы смелые! А я испугалась и послала письмо.

Раневскую, идущую по улице, толкнул какой-то человек и еще грязно обругал. Фаина Георгиевна сказала ему:

– В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие употребляете вы. Но я искренне надеюсь, что, когда вы вернетесь домой, ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает.

Актер Малого театра Михаил Михайлович Новохижин некоторое время был ректором Театрального училища им. Щепкина. Однажды звонит ему Раневская:

– Мишенька, милый мой, огромную просьбу к вам имею: к вам поступает мальчик, фамилия Малахов, обратите внимание, умоляю – очень талантливый, очень, очень! Личная просьба моя: не проглядите, дорогой мой, безумно талантливый мальчик!

Рекомендация Раневской дорого стоила. Новохижин обещал лично проследить. После прослушивания «гениального мальчика» Новохижин позвонил Раневской.

– Фаина Георгиевна, дорогая, видите ли… Не знаю даже, как и сказать… – И тут же услышал крик Раневской:

– Что? Говно мальчишка? Гоните его в шею, Мишенька, гоните немедленно! Боже мой, что я могу поделать: меня все просят, никому не могу отказать!

Раневская часто покупала в буфете конфеты или пирожные. У нее был диабет, а сладости она покупала, чтобы угостить кого-нибудь из друзей-актеров. Однажды в буфете она обратилась к актрисе Варваре Сошальской:

– Вавочка, позвольте подарить вам этот огурец!

– Фуфочка (так звали Раневскую близкие. – Ред.), с восторгом приму! Только вы уж, пожалуйста, скажите к подарку что-нибудь со значением!

– Вавочка, дорогая, я, старая хулиганка, дарю вам огурец. Он большой и красивый. Хотите – ешьте, хотите – живите с ним!

На собрании труппы обсуждают актера, который обвиняется в гомосексуализме:

– Это растление молодежи, это преступление.

Раневская заметила:

– Каждый волен распоряжаться своей жопой, как ему хочется. Поэтому я свою поднимаю и уе…ваю.

Раневская приглашает в гости подругу:

– Приходите, я вам покажу целый альбом портретов неизвестных народных артистов СССР.

Раневская и актриса Вера Марецкая идут по Тверской. Раневская говорит:

– Тот слепой, которому ты подала монету, не притворяется, он действительно не видит.

– Почему ты так решила?

– Он же сказал тебе: «Спасибо, красотка!»

Раневская получила новую квартиру. Друзья помогли обустроиться: расставили мебель, развесили вещи по шкафам, разложили по ящикам и собрались уходить.

Вдруг Раневская всполошилась:

– Боже мой, где мои похоронные принадлежности! Куда вы положили мои похоронные принадлежности! Не уходите же, я потом сама ни за что не найду. Я же старая, они могут понадобиться в любую минуту!

Она была так расстроена, что все кинулись искать эти «похоронные принадлежности»: выдвигали ящики, заглядывали в шкафы, толком не понимая, что, собственно, следует искать.

Вдруг Раневская радостно крикнула:

– Слава богу, нашла! – и торжественно продемонстрировала всем «похоронные принадлежности» – коробочку со своими орденами и медалями.

На радио шла запись передачи с участием Раневской. Фаина Георгиевна произнесла фразу со словом «феноме́н». Запись остановили.

– В чем дело? – спросила Раневская.

Ведущая передачи, стараясь исправить неловкость, сказала:

– Знаете, Фаина Георгиевна, тут говорят, что надо произносить не феноме́н, а фено́мен, так сейчас ставят ударение…

– Да, деточка, поняла, продолжим. Раневская четко и уверенно произнесла в микрофон:

– Феноме́н, феноме́н, и еще раз феноме́н! А кому нужен фено́мен, пусть идет в жопу!

Узнав, что ее знакомые собираются на спектакль, в котором она играет, Раневская пытается их отговорить:

– Не стоит ходить: и пьеса скучная, и постановка слабая. Но раз все равно идете, я вам советую уходить после второго акта.

– Почему после второго?

– После первого уж очень большая давка в гардеробе.

Как-то раз в КГБ попытались завербовать Фаину Раневскую. На встречу с актрисой послали молодого опера по фамилии Коршунов.

Недалекий Коршунов поведал Раневской о классовой борьбе, о происках мирового империализма. И сделал вывод о долге каждого советского гражданина оказывать посильную помощь органам государственной безопасности.

Выслушав, Раневская спросила:

– Молодой человек, а где вы были раньше, когда я еще не успела разменять седьмой десяток?

– Что вы, Фаина Георгиевна! – вскрикнул Коршунов. – Вам больше тридцати никто не дает. Вы просто девочка по сравнению с другими артистками вашего театра!