Божественная комедия (сборник) - Геннадий Прашкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чем она занималась?
– Мифологией древнего Шумера, в частности – разработкой эпоса о Гише.
– Гиш – это человек?
– Даже царь.
– Чем он прославился?
– Он правил доисторическим городом по названию Урук, – ухмыльнулся эксперт. – За несколько тысяч лет до нашей эры. Я просмотрел книгу о Гише, выпущенную в Тании несколько лет назад. Иллюстрировал ее Этуш, наш тюремный художник. В то время он, конечно, не был тюремным художником. В то время он дружил с археологом Шмайзом и был вхож в дом А2.
– Я запомню, – кивнул Досет. – Расскажите мне об этом царе.
– Царь Гиш был большой оригинал. Подружившись с полузверем-получеловеком по имени Энкиду, он разорил не только врагов, но и свой собственный город. Так уж у него получилось. А потом поссорился с богами.
– В чем ценность подобных сказок? – удивился майор.
– Культурные традиции, – скучно пожал плечами эксперт. – Царь Гиш отверг любовные притязания одной весьма значительной богини, ну, а потом… ну, скажем так… умер от неизвестной болезни. В отчаянии его близкий друг Энкиду отправился искать секрет бессмертия и даже нашел его, но утомленный переездом через море, прилег отдохнуть, и коварная змея выкрала бесценную траву, настой из которой давал бессмертие…
Клинописные таблички и книги.
Дюйм за дюймом Досет осматривал библиотеку, заглядывал в толстые папки.
В этих папках, пахнущих пылью и типографской краской, Анхела Аус хранила бесчисленные вырезки из газет, журналов, разрозненные записи, оттиски статей, какие-то непонятные майору расчеты.
– Ладно, – наконец сказал Досет. – Пусть ваши люди внимательно просмотрят все это, Витольд. Прежде всего, меня интересуют личные записи Анхелы Аус. Дневники, письма, заметки, рукописи, расходные книги. Понимаете? Я пришлю вам в помощь сотрудников генерала Нуньеса. Пусть старый лис не думает, что и теперь отвечать за все будем только мы одни. Думаю, совместная работа пойдет генералу на пользу. Правда, Еугенио?
Лейтенант молча кивнул.
Все трое – майор Досет, эксперт Витольд и лейтенант Чолло поднялись в спальню.
В просторной, весело оскверненной морскими пехотинцами комнате в диковинном беспорядке валялось порванное штыками изящное женское белье. Разбитое зеркало… Раздавленные тюбики… Сладко пахло парфюмом, в углу еще не высохла лужа, кажется, морские пехотинцы там помочились… Глазурь, украшавшая стенки камина кое-где была побита пулями…
– Плитка к плитке! – восхитился Витольд блеском глазури. – Наверное, доктор Шмайз вывез эти плитки из Ирака, откуда еще? Им тысячи лет. Они стоят больших денег, майор.
– Чем не понравился морским пехотинцам портрет?
Портрет, о котором говорил Досет, висел в простенке.
Волевое мужское лицо, окруженное седым облаком клубящихся, будто приподнятых порывом ветра, волос; огромный выпуклый лоб; квадратная, как у человеко-быков, борода; странные, по-женски нежные, необычайной голубизны глаза. Казалось, портрету тесно в раме. Это, наверное, и возмутило морских пехотинцев: над властно поднятой бровью чернели звездчатые, как в стекле, пулевые отверстия.
– Кто это?
Эксперт пожал плечами.
– Но какую-то привязку отыскать можно? – рассердился майор. – Родственник хозяйки? Или историческое лицо? Или просто друг дома?
– Пока могу сказать одно: это не таниец.
– Видите завитушку в нижнем левом углу? – усмехнулся майор. – Смотрите, смотрите внимательнее. Там написано – Этуш! Бородатого незнакомца написал наш тюремный художник. Странно, не правда ли? Заберите портрет, доставьте в лабораторию. И, кстати, не забудьте позвонить в госпиталь. Пусть они там напичкают художника каким-нибудь стимулирующим дерьмом. Он нам понадобится.
– Прикажете выполнять?
– Выполняйте, – кивнул майор. – Первую беседу с А2 я проведу в «камере разговоров». Пусть подготовят туземца, этого Этуша и… «Лору».
Глава третья
В «Камере разговоров»
Майор Досет не сомневался в успехе, но глоток скотча был не лишним. Он как бы символизировал переход к активным действиям. К активным действиям, конечным итогом которых должно было стать получение истины. Люди хорошо научились скрывать истину, за долгую свою историю они нашли много способов скрывать истину, но способов вырвать ее у них ничуть не меньше. Первым делом майор вскрыл длинный узкий конверт с личной печатью банкира Ауса, доставленный десять минут назад вернувшимся из столицы капитаном Орбано.
«Родина переживает трудные времена, – писал банкир Аус. – Дух наживы, дух хищничества, коррупция, царившие в кабинете Народного президента, привели страну к экономическому развалу. Мы, свободные танийцы, всеми силами души веруем в успех великого и правого дела, начатого полковником Клайвом и Вами лично, майор… Прошу принять эти скромные пожертвования… Уверен, они помогут улучшить работу вверенного Вам отдела…»
В конверте находился чек, выписанный на предъявителя.
Досет хмыкнул. Банкир Антонио Аус понимал, что надо делать. Он не звонил полковнику Клайву, он ни в чем не упрекал Ставку, он даже в письме к майору Досету ни словом не намекнул на положение дочери, заключенной в камеру Внутренней тюрьмы. Банкир прекрасно понимал, что майор Досет обязан выполнить приказ Ставки, то есть выяснить степень мнимой или действительной вины его дочери. Об Отделе национальной разведки ходили по стране разные слухи. Мрачные подземелья, каменные мешки, кишащие голодными крысами, пытки электрическим током, бессонницей, химическая обработка. У банкира Антонио Ауса, несомненно, были причины тревожиться. С самолетом я разберусь, прикидывал про себя майор… А вот Анхела… На нее, наверное, следует смотреть как на неожиданный подарок, ниспосланный небесами лично ему, майору. Избалованная, капризная, начитавшаяся неправильных книжек дочь банкира вполне могла навоображать себе все что угодно; в конце концов, она даже туземцу могла помочь, но связь с либертозо…
По узкой лестнице майор спустился в «камеру разговоров».
Пахло крысами. Твердо торчал деревянный стол. В углу темнела грязная ржавая раковина. Кресло для офицера, второе (неудобное, деревянное) – для допрашиваемого. И тут же «Лора» – голая железная кровать с сеткой, снабженная системой автоматических замков и электропроводки.
Повинуясь знаку Досета, дежурный сержант передвинул кресло.
Кресло допрашиваемого должно стоять так, чтобы, подняв глаза, он, майор Досет, сразу мог впиться холодным все понимающим и все видящим взглядом в растерянные глаза оппонента. Он не собирался ломать ребра дочери банкира, но он хотел, чтобы она ушла отсюда потрясенная. К тому же существовал еще туземец Кайо, а на туземцев слова вообще не действуют.
Майор неторопливо просмотрел выборку из доставленных с виллы «Урук» бумаг.
Внимание его сразу привлекла короткая телеграмма. «Нашел!» – сообщал из Ирака доктор Шмайз. Дата на бланке стояла трехнедельной давности, о чем шла речь – неизвестно, но майор Досет хорошо знал – самыми сильными аргументами в борьбе за скрытую истину часто бывают аргументы случайные. Он слышал, как лязгнула металлическая дверь, как громыхнули по каменному полу тяжелые башмаки морских пехотинцев, но не торопился поднимать взгляд. Потом он услышал другие – легкие шаги – и понял, что Анхела Аус приблизилась к столу и опустилась в неудобное кресло, ни у кого не попросив разрешения.
Досет незаметно потянул ноздрями душный сырой воздух.
Ему показалось?.. Нет… Вовсе не показалось… На него действительно пахнуло полевой травой, лесными цветами. Непонятно пахнуло, тревожно…
Он ждал.
Он не торопился.
Пусть дочь банкира присмотрится к голым стенам.
Пусть она присмотрится к бетонным стенам, к железной «Лоре», к грязной ржавой раковине. Пусть она падет духом. Пусть страх и отчаяние мерзким холодком сведет ее живот, ее мышцы. Майор знал, когда наступает такой момент.
И, дождавшись, поднял голову.
Увиденное его поразило.
Дочь банкира Ауса, кутаясь в руану – легкую накидку, сшитую из тончайшего, прохладного даже на взгляд шелка, чуть недоуменно, косясь, но без особого интереса рассматривала лейтенанта Чолло, который, каменно застыв у стены, выкатил на Анхелу влажные поблескивающие глаза. Меньше всего Анхелу занимал майор, и все же внутреннее чувство подсказало ему: Анхела видит его, воспринимает каждое его движение, правда, не испытывает при этом ни страха, ни отчаяния.
Тогда он сменил тактику:
– Вас что-то удивляет?
– Нет, – ответила дочь банкира.
– Что ж. Еугенио, пригласите эксперта.
Эта сцена тоже была продумана майором заранее.
Эксперт Витольд боком, суетливо, как-то даже по-старчески вошел в дверь и, недовольно проворчав что-то под нос, вызывающе прочно утвердил штатив фотокамеры посреди «камеры разговоров».