Лазурь и Пурпур. Месть или Любовь? - Энни Вилкс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Простаки поддавались воздействию эликсиров лучше всего, так что даже подготовка лекарю нужна не была. Где-то под замком, в глубине рва, иссохла пузырчатка — и вода проросла ее соком, как хлеб прорастает плесенью. Пока Дэмину нужно было лишь доверие, мимолетная симпатия, чтобы лучше сориентироваться в происходящем — симпатия, которая не оставит в трезвеющем разуме ни следа, ни воспоминания.
Дэмин Лоани с удовольствием смотрел, как зрачки маркиза расширяются с каждым глотком. Тан отбросил от себя пустой кубок, и серебряный сосуд со звоном покатился по каменному полу.
— Удивлен, что такой сильный человек, как вы, еще не приструнил молоденькую девочку, — подхлестнул Дэмин Тана.
— Ей двадцать пять, — хмыкнул Стелер. — Не так уж и молода, а? У главного императорского наушника, наверно, девчушки помоложе? Однако она хорошенькая, крепкая, ладная, глазища блестят как золото. Необъезженная. Я ее приручу.
Дэмин поморщился: грубость была ему неприятна, даже если касалась отродья Теренера.
— Об этом я и говорю. Вы полны планов, которые не можете реализовать. Она ведь может и отказаться, уехать, не успев оценить вашего... пыла.
— Да кто ее спросит? — прохрипел Тан. — Император сказал жениться.
— Я думаю, вам стоит показать ей себя настоящего. Ни одна женщина не устоит. Могу создать для вас эликсир. Он сделает ваш запах непреодолимо желанным.
— Зачем великому лекарю помогать мне? — оперся на стол Тан. Ожидаемая реакция: все-таки как бы ни невоздержан был этот человек, совсем заглушить его острый ум искусственной симпатии не удалось.
— Справедливо, — кивнул Дэмин. — Я мог бы сказать, что позволяю сбыться воле императора, но вы же понимаете, что я радею о собственных интересах, а в них — дружба с будущим Синим герцогом.
Взор Тана тут же стал менее осмысленным, будто в нем задули внутренний огонь. Дэмин откинулся на спинку высокого кресла, наблюдая, как просто сдается этот не привыкший к магии человек. Это было даже слишком просто, почти скучно.
4. Кьяра
Вкус синих герцогов был свободолюбивой Кьяре не близок: будь ее воля, эти массивные стены с врезанными в них позолоченными светильниками она заменила бы на легкий, колышащийся на ветру лен или хотя бы на теплое, живое дерево, стерла бы всю эту витиеватую металлическую мишуру и прорубила бы еще одно окно — такое, чтобы сквозь него комнату освещал чистый солнечный свет, не искаженный мудреными витражами. Конечно, Кьяра знала, что герцоги выделили ей одни из лучших гостевых покоев, она видела следы старания прислуги: в тканых картинах, привезенных с ее родины, в плетеных хлопковых половиках, вместо узорных ковров прикрывавших холодные каменные плиты, даже в глиняной посуде вместо металлической ощущались попытки создать пространство, которое было бы приятно будущей госпоже. И все же комната душила ее своей восторженной мрачностью.
Кьяра отодвинула красный занавес, спадавший с высокого балдахина, и села на кровать, поджав ноги. В тяжелой юбке имелся лишь один плюс: ноги под ней не мерзли, как если бы Кьяра завернула их в одеяло. Несмотря на закрытые окна, воздух был стылым: такой холод, похоже, не считался обитателями замка достаточно неприятным, чтобы разжечь камин. Не желая никого видеть, Кьяра неохотно соскользнула с кровати, чтобы побросать в камин поленьев, и присела перед витиеватой решеткой на колени, вспоминая нужное слово на тайном языке. Огонь опалил ее жаром, и Кьяра довольно отодвинулась, не желая, чтобы искры прожгли подаренное ей женихом платье: глубокий цвет морской волны хотя бы шел к рыжим волосам, в отличие от того мрачного серо-бежевого, в который одели ее поначалу. С десяток платьев сейчас были в работе у швей, но даже на пару дней облачаться в цвет грязи Кьяре не хотелось. Кроме того, бархат был куда приятнее колючего сукна.
Девушка бросила взгляд в мерцавшее отсветами пламени зеркало в серебряной раме. Да, именно так выглядела мама на единственном портрете, который сохранила для нее наставница Гэрэла: рыжеволосая, светлокожая, желтоглазая, высокая и стройная. Маме тоже шли все оттенки зелени, и винно-красный, и глубокий сине-фиолетовый. Только мама никогда бы не позволила надеть на себя эти смехотворные тяжелые тряпки, перехваченные жемчужными нитями, не дала бы завернуть рыжие косы в серебряное кружево.
Как же глупо она выглядела на празднике! Эта увешанная серебром и жемчугами благопристойная матрона в зеркале никак не могла быть легкой, как ветер, и неуловимой, как змея, Кьярой!
Девушка стянула с себя узорный платок и, подавив желание бросить его в огонь, швырнула на пол. Затем встала во весь рост и, потянувшись, распустила завязки корсажа. Платье упало к ногам пышным бирюзовым облаком, и Кьяра переступила через него, на ходу развязывая ленты, держащие карикатурные валики. Теперь, когда грудь не стягивал бархат, дышать стало намного легче. Кьяра сбросила туфли, не обращая внимания на пронизывающий холод каменных плит. Зеркало послушно отразило довольное лицо в обрамлении растрепанных кос, и, увидев собственную улыбку, Кьяра пошла дальше: вытащив из сундука свои брюки и рубашку, она надела их, а после закрепила кожаными шнурами поверх и колет. Сделала широкий шаг, подпрыгнула, наслаждаясь свободой движений.
— Шааис, — шепнула она, выхватывая из воздуха незримое лезвие, а после ударила им наотмашь несколько раз, словно поражая невидимого соперника.
Да, такой Кьяра нравилась себе намного больше! Всего лишь одежда, почему-то превратившаяся в постыдный секрет. Но это был не только костюм: за удобными брюками и легкой рубашкой тянулись ее родные степи, свобода соколиной охоты, солнце и прохваченный травой песок. Кьяра закрыла глаза, представляя себе стены Нор-Хуре, столицы Красных земель, и улыбнулась.
— Кьяра, тебе нужно поторопиться, — раздался из-за двери голос верного Арвана. — Я видел Тана Стелера на лестнице. Он сегодня еще и пьян. Слышишь?
— Слышу, — ответила Кьяра, переводя дыхание. — Сиааша, — спрятала она лезвие обратно. — Заходи.
Арван послушно вошел в комнату. Взгляд его метнулся от полыхающего камина
