Вы позволите одолжить вашего мужа? - Грэм Грин

— Я забыл, вы, кажется, сказали мне, что он несчастлив.

— Пожалуйста, пожалуйста, найдите кого-нибудь, чтобы мы могли уйти.

Я разыскал тетушку Лу-Лу на кухне и расплатился. Когда мы направлялись к двери, все вернулись, даже собака.

На улице я спросил мою спутницу, хочет ли она пойти в отель.

— Пока нет... но я отрываю вас от работы.

— Я никогда не работаю после того, как выпью. Вот почему люблю начинать рано. Чтобы поскорее добраться до первого стаканчика.

Она сказала, что практически не видела Антиба, за исключением крепостных валов, пляжа и маяка, вот я и повел ее узкими боковыми улочками, где на окнах, как в Неаполе, висит выстиранное белье и с тротуара можно заглянуть в маленькие комнатушки, битком набитые детьми и внуками. Там, где когда-то жили дворяне, на дверных арках красовались каменные гербы, дорогу загромождали бочки с вином, на мостовых дети играли в футбол. В комнатке на первом этаже мужчина разрисовывал ужасную керамику, которая потом отправлялась в Валлори для продажи туристам: пятнистые розовые лягушки, муаровые рыбы и свиньи-копилки.

— Давайте вернемся к морю, — предложила она.

Мы вернулись к жаркому солнцу, освещавшему бастион, и вновь у меня возникло желание рассказать ей о своих опасениях, но я промолчал, представив себе, как она будет смотреть мне в глаза, не понимая, о чем я толкую. Она села на стену, и ее длинные ноги в обтягивающих черных брючках свесились вниз, как рождественские чулки.

— Я не жалею, что вышла замуж за Питера.

А мне тут же вспомнилась песня Эдит Пиаф «Je ne regrette rien»[17]. Типичная фраза, из тех, что поют или произносят с вызовом.

— Вы должны увезти его домой, — с трудом произнес я, но подумал: а что бы произошло, если б я сказал: «Вы вышли замуж за человека, который любит только мужчин, и сегодня он отправился на пикник со своими дружками. Я на тридцать лет старше вас, но, по крайней мере, всегда предпочитал женщин. Я влюбился в вас, и мы можем провести вместе несколько лет, о которых у вас останутся хорошие воспоминания, когда вы уйдете от меня к более молодому мужчине». Но только и выдавил: — Он, должно быть, скучает по родным краям и прогулкам верхом.

— Хочется надеяться, что вы правы, но в действительности все гораздо хуже.

Неужто она все-таки догадалась, в чем проблема? Я ждал объяснений. Происходящее в определенной степени напоминало роман, финал которого еще не предрешен: он мог обернуться комедией или трагедией. Если она осознает, в какой оказалась ситуации, это трагедия; если ничего не замечает и не понимает — комедия, даже фарс... А сейчас разыгрывалась сцена между юной девушкой, слишком наивной, чтобы сложить два и два, и мужчиной, слишком старым, чтобы набраться храбрости и все ей объяснить. Тогда я предпочел бы трагедию. Надеялся, что так и случится.

— Нам не удалось узнать друг друга до приезда сюда. Вы понимаете, вечеринки по выходным, иногда театр... и, разумеется, прогулки верхом.

Я не знал, к чему она клонит.

— Начало семейной жизни, — сказал я, — всегда сложный период. Вас вырывают из привычной обстановки и оставляют вдвоем после торжественной церемонии... почти как двух животных, которые раньше не видели друг друга, а теперь заперты в одной клетке.

— Сейчас мы все время вместе, и он меня не любит.

— Вы преувеличиваете.

— Нет, — отрезала она, потом продолжила с тоской в голосе. — Я не шокирую вас, если кое-что расскажу? Мне больше не с кем поговорить.

— После пятидесяти прожитых лет я готов поклясться, что шокировать меня невозможно.

— Мы не занимались любовью... как дóлжно, ни разу с того момента, как приехали сюда.

— Что значит... «как дóлжно»?

— Он начинает, но не заканчивает; ничего не происходит.

Мне стало как-то не по себе.

— Рочестер писал об этом. В стихотворении «Несовершенное наслаждение». — Я зачем-то упомянул о творчестве поэта. Может, как психоаналитик, хотел дать ей понять, что с такой проблемой приходилось сталкиваться и другим. — Это может случиться с кем угодно.

— Но это не его вина, — твердо заявила она. — Моя. Я это знаю. Ему просто не нравится мое тело.

— Поздновато, знаете ли, для таких открытий.

— До приезда сюда он никогда не видел меня обнаженной. — С такой искренностью девушки обычно рассказывают все своим врачам — я уверен, она меня и воспринимала как врача.

— Все дело в синдроме ожидания неудачи, который практически всегда присутствует в первую ночь. А если мужчина волнуется (вы должны понимать, как это ранит его гордость), избавление от этого синдрома может затянуться на многие дни, даже недели. — И я начал рассказывать о моей давнишней любовнице: мы оставались вместе очень долгое время, но в начале, в первые две недели, у меня ничего не получалось — очень уж я стремился к тому, чтобы добиться желаемого.

— У вас все было по-другому. Вы же не испытывали ненависти к ее телу.

— Вы делает из мухи слона.

— Как раз он пытается это сделать, — ответила она неожиданно грубовато, как школьница, и невесело усмехнулась.

— Мы уехали на неделю, сменили обстановку, и все пошло как по маслу. Десять первых дней постарались забыть, зато последующие десять лет были счастливы. Очень счастливы. А синдром этот может возникнуть из-за комнаты, цвета занавесок, даже плечиков, на которые вешают пиджак. Это состояние могут вызвать пепельница с надписью «Перно», стойки кровати... — И тут я вновь повторил единственное заклинание, которое вертелось в голове. — Увезите его домой.

— Это не поможет. Он разочарован, в этом все дело. — Она посмотрела на свои длинные, затянутые в черное ноги. Мои глаза проделали тот же путь, потому что я действительно хотел ее, в этом не могло быть никаких сомнений. А она с искренней убежденностью добавила. — Раздевшись, я становлюсь некрасивой.

— Вы мелете чушь. Просто не понимаете, какую вы мелете чушь.

— О нет, отнюдь. Видите ли... все начиналось хорошо, но потом он коснулся меня, — она положила руки на грудь, — и все пошло не так. Я всегда знала, что гордиться мне нечем. В школьном общежитии мы устраивали конкурс... это было ужасно. Моя грудь была самой маленькой. Я — не Джейн Мэнсфилд[18], будьте уверены, — вновь безрадостный смешок. — Помнится, одна из девушек посоветовала мне спать, положив подушку на груди, они, мол, постараются освободиться и, следовательно, будут расти. Естественно, не помогло. Сомневаюсь, что эта идея имеет научную основу. — Она на секунду замолчала. — В ту ночь я просто обливалась потом, так мне было жарко.

— Питер не производит впечатления человека, который хотел бы жениться на Джейн Мэнсфилд.

— Вы, наверное, не понимаете? Если он находит меня уродиной, то все бесполезно.

Я хотел согласиться с ней. Возможно, причина, на которую она ссылалась, оказалась бы менее болезненной для нее, чем правда, и очень скоро нашелся бы тот, кто сумел бы доказать, что она красива и желанна. Я и раньше замечал, как часто очаровательные женщины считают себя чуть ли не уродинами, но так и не смог притвориться, будто понимаю ее и согласен с ней.

— Вы должны мне верить. С вами как раз все нормально, говорю вам об этом со всей ответственностью.

— Вы такой милый. — Ее взгляд скользил по мне, как луч маяка, который ночью добирается до музея Гримальди, а спустя какое-то время возвращается и с полным безразличием освещает все окна на фасаде нашего отеля. Она продолжила. — Питер обещал вернуться к коктейлю.

— Если вы хотите немного отдохнуть... — Мы ненадолго сблизились, но теперь все отдалялись и отдалялись друг от друга. Если бы я был более настойчивым, возможно, в итоге она бы этому только порадовалась... разве общепринятые нормы морали требуют, чтобы девушка оставалась связанной, если ее связали? Они обвенчались в церкви, она, возможно, добропорядочная христианка, и я знал церковные законы: в этот миг она могла освободиться от Питера, разорвать их союз, но через день или два те же самые законы подтвердили бы, что все сделано по правилам, и брак заключен на всю жизнь.

И при этом я не хотел давить на нее. Может, я дал волю воображению? Может, все дело действительно в синдроме ожидания неудачи? Может, вскоре все трое вернутся, молчаливые, раздраженные, и синяк теперь украсит щеку Тони? Я бы порадовался, увидев его. Эгоизм увядает вместе со страстями, которые его порождают. Думаю, я испытал бы подлинное удовольствие, увидев ее счастливой.

Поэтому мы вернулись в отель, на обратном пути практически не разговаривали, она прошла в свою комнату, я — в свою. Но закончилось все не трагедией, а комедией, скорее даже фарсом, вот почему этот эпизод моих воспоминаний получил название, более всего подходящее именно для фарса.

Меня разбудил телефонный звонок. Несколько мгновений я метался, ослепленный темнотой, пытаясь найти выключатель. По пути сшиб лампу с прикроватного столика. Телефон продолжал звонить, я безуспешно пытался нащупать трубку, и на пол полетел стакан из ванной, из которого я перед тем, как уснуть, выпил виски. Светящийся циферблат часов подсказал мне, что уже половина девятого. Телефон все звонил. Я сумел скинуть трубку с рычага, но при этом перевернул пепельницу. Не смог поймать провод, чтобы подтянуть трубку к уху, и потому закричал в сторону телефона: «Алло! Алло!»