Очень далекий Тартесс - Евгений Войскунский

Горгий знал от бывалых мореходов, что существует в Тартессе великая тайна голубого серебра. Но если оружие из черной бронзы изредка попадало в руки иноземцев, то голубого серебра никто никогда не видел, только смутные слухи о нем ходили.

Спросил с притворным простодушием:

– Голубое серебро? А что это такое?

– Не лезь, фокеец, в дела правителей великого Тартесса. Тебе нужно оружие из черной бронзы? Старый Эзул поможет тебе.

– Хорошо, – сказал Горгий. – Приди ко мне на корабль, посмотри товары...

– Опять торопишься. Когда настанет время, я пришлю человека. Ко мне больше не ходи.

Серой ящерицей выскользнул Эзул из каморки. Горгий последовал за ним. Выходя, услышал скрипучий голос из сарая:

– Эй, шевелитесь! Не будет вам сегодня корму за такую работу!

* * *

– Вы задумались, читатель?

– Да, видите ли, немножко странно, что Горгию, выходцу

из Колхиды, чудится нечто знакомое в языке тартесситов.

Где Колхида и где Испания?

– А вот послушайте, что пишет древнеримский историк

Аппиан: "Азиатских иберов одни рассматривают как колонию

иберов европейских, другие – как отцов последних, третьи

полагают, что у них нет ничего общего, кроме имени..." А в

XI веке грузинский ученый Давид Мтацминдели писал про

общность языка грузинских и пиренейских иберов.

– И что же, эта общность доказана?

– Нет, все еще гипотетична. Пиренейские иберы – скорее,

выходцы из Африки, чем с Кавказа. Но в глуби веков нелегко

проследить пути племен. Вероятно, общности у них все же

больше, чем розни.

– Ну да, все мы, так сказать, восходим к ветхому

Адаму...

4. ГОРГИЙ ВСТРЕВОЖЕН

Царь Аргантоний плескался в бассейне. Вокруг стояло несколько приближенных – первые люди Тартесса. Им было даровано почетное право лицезреть царскую особу без одежд. Более того: иногда они удостаивались высочайшей чести – приглашались царем в бассейн для беседы о государственных делах.

Вот и сегодня.

– Павлидий! – позвал царь.

Верховный жрец встрепенулся, разжал тонкие губы.

– Иду, Ослепительный!

Как был, в многослойных одеждах и сандалиях, плюхнулся в бассейн, по горло в воде заспешил к царю. Аргантоний, потирая костлявые плечи, посмотрел на него из-под строгих седых бровей.

– Что нового в Тартессе?

Павлидий заученно ответил:

– В Стране Великого Неизменяемого Установления не может быть ничего нового. Народ благословляет твое имя, Ослепительный!

Придворные, что стояли по краям бассейна, выкрикнули громким нестройным хором:

– Вечно свети нам!

Аргантоний лег на спину, задвигал ногами. Верховный жрец медленно поплыл сзади, стараясь не брызгать. Одежды вздулись у него на спине желтым пузырем.

– Во дворце нечем стало дышать, – сказал Аргантоний. – Что там делают в городе? Почему столько дыма?

– В кварталах оружейников... и медников... дымят горны... – Павлидию трудно было говорить, он часто дышал.

Царь подплыл к ступеням бассейна, сел, выпростал из воды длинную седую бороду. Павлидий почтительно стоял перед ним по горло в воде.

– Третьего дня, – доложил он, – карфагеняне нагло напали в море на корабли купца Амбона, идущие с Оловянных островов. Если бы не попутный ветер...

– Хорошо, что ты напомнил об Амбоне. Кажется, я еще не подписал указ о его производстве в блистательные?

– Нет, Ослепительный. Это достойный подданный, ни разу не замеченный в сомнениях. Он уже сделал в твою казну большой взнос.

– Передай Амбону: пусть поднимет вдвое восточную стену. Вели пригнать рабов. За прокорм и камень пусть платит он.

– Будет исполнено! – Павлидий склонил голову, клюнул воду ястребиным клювом.

– Высокорожденным не пристало нюхать дым, – изрек царь.

– Прекрасно сказано, – громко зашептались придворные. – Такие слова надо чеканить в серебре...

– Разреши доложить, Ослепительный, – сказал Павлидий. – Стало мне известно, что карфагеняне собирают войско, чтобы идти на Тартесс войной. Их отряды стоят в Гадире. Их флот...

Аргантоний в сердцах ударил кулаком по воде.

– Ощипанная цапля на кривых ногах – вот что такое твой Карфаген.

Придворные не смогли сдержать восторга, закричали:

– Какая глубина! И вместе с тем точность!.. Цапля на кривых ногах!

– Ощипанная, – веско добавил Павлидий, скользнув взглядом по придворным. Никому не было дано права укорачивать высказывания царя.

– Никто не смеет угрожать моему царству, – сказал Аргантоний. – Как идет Накопление?

– С начала месяца в Сокровенную кладовую доставлено два пирима голубого серебра.

– Два пирима за целый месяц? Верховный жрец, ты забыл о своей главной обязанности.

– Я не забыл. Как можно, Ослепительный! Кроме того, месяц еще не кончился...

– Ты забыл. Ну-ка скажи, что повелел Нетон?

С самого начала разговора Павлидий видел, что царь не в духе. Видно, опять у него жжение в кишках. Все труднее приходилось ему с Аргантонием: в последние годы стал он нестерпимо капризен. Каждое слово поперек поворачивает. Сколько же лет еще отпущено ему богами?

Но вопрос требовал ответа, и Павлидий, скрыв раздражение, привычно забубнил:

– И повелел бог богов Нетон: ничто не должно изменяться, и непреложен закон, и да стоит царство, пока накапливается крупица за крупицей голубое серебро.

– Пока крупица за крупицей накапливается, – поправил Аргантоний. – Я же сказал, что ты забыл. Помнить неточно – все равно что забыть.

– Ты прав, Ослепительный. Я помню, но неточно. – Павлидий решил не сердить царя.

– Ты не хочешь, чтобы щит Нетона был готов поскорее.

– Я хочу, Ослепительный, как можно!

– Кто хочет, тот старается.

– Я очень стараюсь, Ослепительный. Поверь, я строго слежу. Но, как известно, голубое серебро не просто дается в руки. Мрут рабы на руднике...

– Надо пополнять! Или, может быть, на плоскогорье перевелись цильбицены? – в голосе царя послышалась ирония.

Павлидий благоразумно смолчал, не стал сердить царя сообщением, что подлые цильбицены, да и другие племена на плоскогорье – все эти лузитане, индигеты, илеаты – приобрели, скверный обычай яростно сопротивляться тартесским конным отрядам.

– Или перевелись преступники в самом Тартессе? – продолжал Аргантоний, пересев на ступеньку повыше (он строго придерживался совета придворного врача: выходить из воды постепенно).

– Я ревностно их разыскиваю, Ослепительный.

– Преступники всюду! Сколько рабов потребно для рудников, столько чтобы было мне и преступников.

– Будет исполнено. – Павлидий снова клюнул воду. – Разреши доложить, Ослепительный: в Тартесс пришел фокейский корабль.

– Давно не приплывали. Хорошо. Фокейцы не цильбицены. Миликон! – позвал царь.

– Иду, Ослепительный! – Пышно разодетый вельможа с крупным холеным лицом и завитой каштановой бородкой проворно сбежал по ступеням в бассейн, стал рядом с Павлидием.

– Прими фокейца как следует, Миликон. Греки – союзники Тартесса. Вели купцам принять его товар и отгрузить ему олова.

– Стало мне известно, – заметил Павлидий, – что фокейцу не олово потребно, а готовое оружие из черной бронзы.

– Это он, должно быть, по неразумию, – сказал Миликон с добродушной улыбкой. – Не знает наших законов. Я объясню фокейцу, Ослепительный.

– Позови его ко мне на обед. Я сам объясню.

С этими словами царь Аргантоний поднялся во весь свой высокий рост. Двое придворных кинулись к нему с полотенцами.

Амбон не обманул – прислал на корабль сведущего человека. Тот говорил мало, больше смотрел. Подкидывал на жесткой ладони горсть наждака, удовлетворенно кивал. Сказал, что его хозяин намерен взять весь груз наждака – талант за талант олова в слитках. Часть олова, если фокейцу угодно, можно заменить медью.

Горгий угостил сведущего человека вином, стал осторожно выспрашивать – в каких товарах нужда, хорошо ли платит хозяин морякам и ремесленникам, какие нынче цены на масло и полотна. Сведущий человек вино пил исправно, но больше помалкивал, почесывал раздвоенный кончик носа. Однако после четвертого фиала вдруг повеселел, разговорился. Оказывается, был он вольноотпущенником, и выходило по его словам, что лучше его в Тартессе никто в бронзовом литье не смыслит. А узнав, что Горгий из бывших рабов, обрадован но ткнул брата-вольноотпущенника кулаком в бок. И пошел у них совсем уже хороший разговор – кому хозяин больше платит, да каков корм, ну и все такое.

После шестого фиала нос тартессита по цвету сравнялся с вином.

– Брось ты свою... как ее... Кофею, – лепетал он, глядя на Горгия пьяненькими рыжими глазками. – Чего там хорошего – козьим сыром брюхо набивать... Оставайся у нас, Горгий. Каждый день жирную ба... баранину... Шепну хозяину слово – он тебя возьмет... Он без меня и шагу не ступив Без меня он бы – вот!