Ни за грош - Геннадий Абрамов

– Насколько мне известно, товарных невостребованный, вы проживали здесь не один?

– Что вы имеете в виду?

– У вас был друг.

– Ааа, - не сразу догадался Изместьев, - вот вы о чем... Да-да, вы правы... Цыпа. Цыпочка моя... Я взял его с собой, когда покинул город... Простите. Мне трудно об этом говорить... Вы, конечно, вправе думать все что угодно, но самые большие трудности у меня сейчас оттого, что ее пет рядом. И вряд ли кто-нибудь сможет меня понять... Только тот, кто сам испытал нечто подобное.

– Сильную привязанность, вы хотите сказать?

– Нет, Виктор Петрович. Любовь.

Кручинин подбросил шарик.

– Неприятно в океане почему-либо тонуть - рыбки плавают в кармане, впереди неясен путь... Все-таки придется рассказать. Я вас намеренно не торопил.

– Да-да. Понимаю... Вам нельзя обойти... А умолчал по двум причинам. Изместьев вздохнул. - Тяжко вспоминать... Сначала сын... Теперь вот она... Чемто я прогневил небо... А во-вторых... это не приблизит вас к разгадке. Дело, повторяю, у вас очень простое. И вместе с тем необычайно сложное. Всей душой вам сочувствую. Мне кажется, что вы, несмотря iia любовь к сомнительной поэзии, человек порядочный. Честный.

– В его органах кондрашка, а в головке тарарам... Мы с вами встретились на опушке. Там еще приметное дерево. Клен. У него ветви странно переплелись.

– Вы заметили?.. О, это удивительное дерево... Я прежде считал, что столь круто менять направление жизни только люди в состоянии. Оказалось, что и дерево тоже. Удивительно. Какой излом! Невольно начинаешь думать, что и растения обладают чем-то - если не разумом, то... свободной волей, что ли. Во всяком случае, рефлекс цели у них, несомненно, присутствует. Интуитивное знание. Принцип целесообразности...

– Мандибулы и педипальпы, - перебил Кручинин. - Под деревом похоронен ваш пес?

Изместьев кивнул.

– По кличке Цыпа?

– Полное имя Прннципиалка... По характеру - достаточно точно.

– Неопределенной породы?

– Отчего же неопределенной? Чистая дворянка.

– Рослая? Злая?

– Нет-нет, что вы. В холке сантиметров сорок. Примерно со спаниеля. Безобидное существо. Квадратненькая, черно-белая, с бурыми подпалинами. Как все дворняжки, трусовата. Веселая. И очень принципиальная. Ей шел седьмой год... Да, верно. В ноябре бы исполнилось семь. Цветущий возраст.

– И блоха мадам Петрова, что сидит к тебе анфас, - продекламировал Кручинин, уверенно и изящно жонглируя тремя шарами, - умереть она готова, и умрет она сейчас... Алексей Лукич, я примерно догадываюсь, как она погибла.

– Знаю, - Изместьев помолчал. - Мы обходили озеро. Как всегда. Цыпа забегала вперед или немного отставала. У нее свои интересы на прогулке. Но все время на виду. Незримый поводок. Она прекрасно меня чувствовала, даже на расстоянии... Обошли озеро и направились в лес. И тут они окликнули...

4

На поляне играла музыка.

– Мужик! - позвал Агафонов. - Эй! Обожди!

– Але! Не слышишь, что ли? - Притула догнал и грубо развернул сторожа за плечо. - К тебе обращаются.

Цыпа недовольно залаяла.

– В чем дело? Что вы хотите?

– Заехать тебе разок промеж глаз.. Чтоб лучше слышал.

– Свянь, - сказал Агафонов приятелю. Лениво поднялся и подошел. - Извини, батя. Все нормально. Ты кто? Не сторож случайно?

– Цыпа. Помолчи... Чем могу быть полезен?

– "Жигуля" не видал? Белый такой, весь заляпанный, не видал?

– Здесь?

– Не шути, мужик, - сказал Притула. - Мы на взводе.

– Сам из деревни?

– Нет.

– Ладно, - сказал Агафонов. - Неважно. Вот оно, Привольное. Видишь? Вторая хата с краю. Там "Жигуль" стоял. Три дня. А сейчас нету. Как испарился, понимаешь? Накололи, зараза. Утром. Или ночью.

– У вас украли машину?

– Ну, - сказал Притула. - Допер.

– Сочувствую.

– Ты же ходишь тут. Не видел, когда уехала?

– А сами вы? Не слышали?

– Спали мы, батя, - сказал Агафонов. - Черт.

– Ночью, молодые люди, я тоже сплю. Утром делал обход. Привольное - не мой объект. И при всем желании я не мог увидеть, что кто-то уезжает из вашей деревни. Да и ни к чему.

– А ты кто вообще-то? Правда, сторож?

– С вашего разрешения, я пойду?

– Хрен старый. - Притула, вспыхнув, схватил сторожа за отвороты плаща. - Не люди мы, да?

Цыпа залаяла взахлеб.

– Интеллигент вшивый. Ууу. Так бы и чпокнул, чтоб башня съехала.

– Тихо ты, тихо, не заводись.

– Заткни собаку!

– Сами успокоитесь. Она и перестанет.

– На нервы действует. - Притула поднял палку. - Прибью, гадина!

– Кончай, - Агафонов присел на корточки и стал приманивать собаку. Кыс-кыс. Иди сюда. Иди. Ко мне. Кыс. Не бойся. Ну. Ну, психованная. Растявкалась. Иди ко мне. Иди.

– Цыпа! - громко приказал Изместьев. - Не подходи!

– Закрой варежку! - Притула вздернул его за шиворот.

– Цыпа! Убегай! Уходи!

– Умолкни, говорят тебе! Тварь.

– Цыпа! Домой! Беги домой! Домой!

Притула рванул сторожа на себя и подсек. Свалил и подмял под себя, дыша перегаром в затылок.

– Лежи... И не питюкай.

Агафонов гонялся за собакой.

– Прошу вас. Что вы хотите? Пожалуйста... все, что угодно. Не трогайте собаку. Прошу вас.

– Заныл!

– Прошу вас. Что мы вам сделали?

– Разговариваешь плохо... Ша, булыжник на шею и зашвырнем. Как думаешь, выплывет?

Неподалеку в кустах взвизгнула Цыпа.

– Не делайте этого. Прошу вас. Не надо.

– Помалкивай, дохлятина. Во - понял?

Пес взвизгнул и заскулил.

– Прошу вас. Ну, я вас очень прошу.

– Лафа.

– Славка! - вскричал Агафонов. - Отвал!

– Притула испуганно завертел головой. Пихнул сторожа в шею и отскочил.

– Все, мужик... Сам довел. Сам!

– Славка! Рвем когти!

– Цыпа, где ты? Цыпонька моя... Что они с тобой сделали?.. Цыпа... Девочка...

5

Иван и Севка примчались на мотоциклах раненько, как и договаривались.

Андрей уже был на ногах. Бодрый, в своем любимом восточном халате. Впустил и предложил кофе.

– Подруге лейтенанта - привет, - сказал Севка.

Иван фыркнул - на тахте лежала под одеялом Катя, курила и читала "Огонек".

– Доброе утро, мальчики.

– Плохая примета.

– Кончай, - сказал Андрей. - Пора тебе, Иван, менять взгляды.

– Пусть наши классовые враги их меняют.

– Женоненавистники - ущербные люди.

– Как и хахали, - парировал Иван.

– А Яшка? - спросил Севка.

– Он очень милый, - ответила Катя.

Иван злился.

– Ваше дело, мадам, губки подкрашивать.

– Мне уйти?

– Ни в коем случае, - улыбнулся Севка. - Просвещайся, пожалуйста.

– Иван, - Андрей покачал головой. - Ну, чего ты?

– Мы так не договаривались. Работа есть работа.

А ты? Развел тут...

– Пей кофе, - сказал Андрей. - Она нам кое-что задолжала.

– От баб один вред.

– Повторяю. Для глухих. За ней должок.

– Новости? - удивилась Катя.

– Видишь? - горячился Иван. - Она даже в постели врет!

– Ванечка, - сказала Катя, сощурив блеклые неподкрашенные глазки. - Я тебе сейчас всю рожу расцарапаю. Выведешь.

– Валяй.

– Ладно, все. Перебрех заканчиваем. Время - деньги, - недовольно сказал Андрей. - Катерина, у меня к тебе тот же вопрос. Где Маринка?

Катя отложила журнал.

– Я ей не мать.

– Подумай. Не спеши. Твое упрямство - тоже ответ.

– Точно, - сказал Севка.

– Ну, не знаю я! Не знаю!

– Огорчаешь, девонька моя. Я не спрашиваю у тебя точный адрес. Но кое-что ты могла бы нам сообщить. Я узнавал. Дома не живет. Вот уже больше двух месяцев. Чем занимается? С кем? Я видел, она раскатывает на такси. На какие шиши?

Катя потупилась. И тихо сказала:

– Любовник.

– Об этом я уже догадался. Кто? Где обитает?

– Хвалилась, что на шикарной даче. Я там не была.

– Имя? Чем занимается? Возраст?

– Кажется... не то Антоном его называла... не то Артемом. Не помню.

– Фамилия?

– Это все, что я о нем знаю. Честное слово.

– Честное слово, - хмыкнул Иван. - Не смешила бы народ.

– Два месяца... Уголовник? По амнистии вышел?

– Ой, ну откуда я знаю?.. Пристали... как на Лубянке.

– Проверим, учти. Вспомнишь еще что-нибудь - мы на проводе.

– Ерунда какая-то, - сказал Иван. - И мы этой врушке помогаем?

– Да, Катерина, запомни. Разговор при свидетелях.

Правду сказала - извинимся, прости. Нет - пеняй на себя.

Севка хихикнул:

– Пощады не жди.

– Противные, - от злости захныкала Катя. - Противные. Не надо мне ничего! - Она выпрыгнула из постели, подхватила одежду и убежала в ванную. - Не надо! Не хочу! Не хочу!

– Истеричка, - сказал Севка. - Дурдом.

– А я ей и сейчас не верю, - сказал Иван.